Дочь мента (СИ) - Рахманина Елена

Голая. На мне даже белья нет, и это наводит на ужасные предположения. Маниакально принимаюсь искать следы спермы на теле или собственных выделений, ничего не находя. Но учитывая, что моя память совершенно пуста, нельзя исключать, что я принимала после секса душ. 

Господи! Я зарываюсь лицом в подушку в надежде скрыть стыд и отвращение. Неужели я ему позволила?! Я, та, которая дала себе клятву, что никогда в жизни подобный ему ко мне не притронется? Ненавижу! 

В этой комнате нет ни одного шкафа, лишь огромная кровать и шторы. Всё. Моей одежды тоже нет, и мне даже не в чем выйти из комнаты. Сучёныш! 

Думаю пару секунд, как быть. А что, если я выйду, а там продолжение корпоратива, и тут я, голая. Здрасьте. Сейчас от Скуратова можно ожидаться чего угодно. 

Прохожу снова по апартаментам и понимаю, что за одной из шторок расположена ванная комната, только вот стёкла здесь тоже от пола до потолка. Зато успокаивало отсутствие дома напротив, что минимизировало возможность наличия зрителей. На вешалке висело полотенце и банный халат. Показалось кощунственным не воспользоваться душевой, где можно настроить струю воды, имитирующую дождь. Единственной имитацией в моей жизни был оргазм. 

Я встала под огромную душевую систему, утыкаясь лбом в холодную плитку, пока тёплые капли били по спине. Вода забрала с собой часть напряжения и унесла его в сточную трубу. Испытывая облегчение, я выключила воду и поняла, что вовсе не одна в этой комнате. Медленно оборачиваюсь и натыкаюсь взглядом на вольготно пристроившегося к стене Богдана. Понятия не имею, как долго он наблюдал за мной.

Прикрываю импульсивно грудь. Впрочем, чего он там не видел, но это движение безотчётное, вызвано скорее попыткой защититься, чем стыдом. В отличие от меня, он полностью одет. На нём свежевыглаженная рубашка, брюки и тяжёлые ботинки, глядя на которые кажется, что он может придавить меня ими одним движением и растереть в пыль. 

– Что было ночью? – спрашиваю и с раздражением отмечаю, как дрожит мой голос. Я оцениваю расстояние от него до банного халата, понимая, что придётся подойти к нему вплотную, но меня это дико пугает. Казалось, годы работы в органах закалили мой характер. Я равнодушно относилась к обществу убийц и насильников, но именно он наводил на меня ужас. 

Бровь Богдана удивлённо изгибается, а губы трогает фальшивая улыбка:

– А ты не помнишь?

Чувствую, что пульс зашкаливает, когда я, опустив руки, как можно спокойнее направляюсь в сторону Богдана, ступая босыми ногами по тёплому полу. Кажется, сердце вот-вот выпрыгнет из груди и поскачет дальше. Пока я приближаюсь к нему, его взгляд блуждает по моему телу с ленцой голодного кота. Меня это удивляет и снова, как много лет назад, помимо воли радует. Ведь я видела его пассию, уверена, к нему очередь из таких, как она, и каждая следующая лучше предыдущей. 

– Ничего не помню, – признаюсь сквозь зубы, не понимая, как такое возможно, и тянусь к халату за его спиной. Он не отодвигается ни на один миллиметр, чтобы освободить мне путь, а лишь чуть ниже склоняется, как животное, которое хочет понюхать запах самки. 

– Тогда стоит освежить твои воспоминания, – отвечает Скуратов, и каким-то совершенно неуловимым движением я вдруг оказываюсь прижата спиной к холодной плитке. Его руки грубо, до боли сжимают мои плечи, и я понимаю, насколько опрометчивым оказалось решение здесь задержаться. Нужно было бежать сразу, хоть в одеяле. 

Боже, как давно я не чувствовала себя беззащитной в обществе мужчины. Последние годы все важные решения ложились на мои плечи, потому что мой муж боялся брать на себя ответственность. Мне кажется, даже позы в сексе и те выбирала я. А сейчас во мне нет сил противостоять Богдану, и, когда прошу отпустить меня, мой голос звучит жалко, а требование – неправдоподобно. 

– Неужели не помнишь, как отсасывала мне, стоя на коленях? – спрашивает, сжимая пальцами мои влажные волосы, оттягивая назад, чтобы заглянуть в моё лицо. Теперь его улыбка не фальшивая, а какая-то издевательски жестокая. Я слишком остро чувствую, как моё тело вжимается в его. Мужская рубашка раздражает соски, а напряжённый под брюками член упирается в живот. Дышу через раз, и рот сам раскрывается, заглатывая так необходимый мне сейчас воздух. 

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Я смотрю в его глаза, чувствуя, что всё происходящее здесь со мной какой-то сюр. Даже перебрав алкоголя, моя память не подводила меня, да и состояние при пробуждении отличалось от того, которое бывает при опьянении. Ну разве возможно от пары бокалов шампанского чувствовать себя пьяной в стельку? Мой заточенный под логическое мышление мозг включился на полную катушку, и я выдаю первую пришедшую в голову догадку:

– Чем ты опоил меня, Стрелок?  

Глава 15. Богдан

Она пронеслась сквозь мою жизнь как искра, на короткое мгновение осветив моё существование, а затем исчезла, оставив меня во тьме. За минувшие годы у меня имелись тысячи возможностей узнать о ней всё, заказать слежку и быть в курсе о каждом её шаге, но я смаковал в своих воспоминаниях ту девушку, которую когда-то умудрился полюбить, и не желал разбавлять этот мираж сегодняшними реалиями. Мне хотелось застигнуть её врасплох, появиться тогда, когда она расслабится и перестанет ожидать возмездия. 

Я не знал, как она теперь выглядит, насколько изменилась и что из себя представляет её благоверный. Та встреча в отделении полиции стала и для меня неожиданностью. Я планировал вернуться в её жизнь совсем иным образом. Но моя любовница оказалась очередной раз задержана, когда покупала наркоту у своего дилера. Она напоминала мне одного дорогого для меня человека, потому я, радея за её судьбу, решил вызволить из заключения, вместо того чтобы преподать ей урок.  

Когда адвокат рассматривал кого-то за моим плечом, меня словно закоротило. По позвоночнику разрядами прошёлся ток, скручивая в жгут все мышцы в теле. Я ещё не видел, кто за моей спиной, но точно знал, что это Бэмби. Повернулся и встретился взглядом с девушкой, ступающей уверенной походкой по коридору, каждым ударом своих каблуков вбивающей гвозди в моё сердце. Маленький рот бантиком вытягивается в букву «о», когда Евстигнеева начинает узнавать, кто перед ней, и вдруг документы, что она прижимала к груди, выскальзывают, рассыпаясь прямо к моим ногам. 

Опускаюсь на корточки нос к носу с Ульяной, замечая, как дрожат её руки, пока она подбирает бумажки. Волнуется, сука. Я касаюсь её, и обручальное кольцо на безымянном пальце Ульяны жжёт мою ладонь, оставляя шрам. 

Девушка кажется такой хрупкой под этой формой, пошитой не по её фигуре, и давящими на плечи погонами. Рассматриваю тёмные круги под глазами, пушистые ресницы и радужку цвета жжёного кофе. Из-за разреза глаз как у лани когда-то Ульяна напоминала мне мультипликационного персонажа, но по мере того, как она приходит в себя, её взгляд приобретает твёрдость гранита. Передо мной больше не беззащитная Бэмби. Теперь она куда больше похожа на пуму перед прыжком, чем на оленёнка, выбежавшего на дорогу. Клацнет пару раз зубами и перегрызёт мне глотку, оставив на губах мою кровь вместо помады.

Как только меня заперли за стенами СИЗО, я попросил Серёгу оберегать её, хоть и понимал, насколько это теперь будет сложно. У следствия имелись вопросы ко мне и без орудия убийства: на моих руках эксперты нашли следы выстрела, я находился недалеко от места преступления и отлично владел огнестрельным оружием. Именно потому, что я понимал срок грозящего мне заточения, видеть Ульяну здесь я не желал, не хотел, чтобы она губила свою жизнь из-за меня, не хотел лишать её будущего.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Но часто по ночам мне снился один и тот же кошмар: Бэмби в белом платье, целящаяся принадлежащим мне оружием прямо в моё сердце. Тонкий пальчик спускает курок, и её наряд окропляется кровью. Моей. Только позднее для меня стало очевидным, что сон оказался пророческим. 

Спустя много месяцев пребывания в СИЗО ко мне заявился как всегда одетый с иголочки Хмельницкий. Он молча изучал меня некоторое время неодобрительным взглядом, словно я не оправдал его надежд.