Дочь мента (СИ) - Рахманина Елена

Он что-то произносит, и в зале раздаётся дружный смех. На его губах сдержанная улыбка, словно он точно знал, какой эффект произведёт на окружающих. Его сила и власть притягивали. Но я даже не сомневалась, что больше половины приглашённых сюда людей ненавидят его. Просто потому, что он не один из них. 

У меня ещё не нашлось времени выяснить, как он избавился от заключения. Конечно, об этом ни слова не упоминалось в прессе. Попадались незначительные сплетни, но вся информация о нём была вычищена до блеска, рисуя образ образцового бизнесмена. А я ломала голову, через сколько трупов ему для этого пришлось перешагнуть. 

Выпив совсем чуть-чуть, я отчетливо ощущала опьянение. Должно быть сказывалась накопившаяся усталость и стресс. Пару раз каблук подворачивался, и я, спотыкаясь, хваталась за Олега, который уткнулся в телефон, пока мы стояли в ожидании выхода певицы. Ужасно хотелось поскорее уйти отсюда, но вместе с тем я всё время искала глазами Скуратова. 

– Не возражаете, если я приглашу вашу жену на танец? – раздался голос Богдана за моей спиной. Я стою не поворачиваясь, пытаясь подать Олегу сигнал, чтобы он не отдавал меня в его лапы, но тот не понял моих намёков. 

Рука Скуратова оказывается на обнажённой части моей спины ещё до того, как муж успел что-то ответить. Меня пронзает током с такой силой, что я выгибаюсь, пытаясь избавиться от нашего контакта, но Богдан подходит ещё ближе, не давая мне отступить. 

– Да-да, конечно, – соглашается явно выбитый из колеи Олег, удивлённо нас изучая. Чувствую, устроит мне дома разбор полетов. 

Путь к отведённому для танцев месту не отложился в моей памяти. Всё моё сознание было направлено к тем частям тела, которых касался Богдан. Легко, почти невесомо, но вызывая дрожь и трепет. Я упрямо изучала его галстук, когда он повёл меня в танце, трусливо боясь взглянуть ему в глаза, но остро чувствуя, как он смотрит на меня. 

Оставалось лишь предполагать, что же он уготовил для меня, что позволит ему почувствовать себя отомщённым. Сейчас он молчал, испытывая моё терпение и натягивая мои нервы до предела. 

– Хочешь меня убить – убей, – говорит за меня ударившее в голову шампанское.

– Это было бы слишком просто, – его голос бархатистый, тягучий как мёд, обволакивает всю меня и пьянит куда сильнее алкоголя. Я совершаю ошибку, поднимая на него ресницы, утопая в тёмном как ночь взгляде. Во рту пересыхает, и я теряюсь как девчонка, не хватало ещё, чтобы щёки тронул позорный румянец.

Захваченная обществом Скуратова, я не сразу соображаю, что его пальцы фривольно блуждают по моему телу, откровенно лаская, а сама я таю, как снег на солнце. Перевожу испуганный взгляд на окружающих нас людей и понимаю, что все вокруг следят за нами, некоторые снимают на телефон, наверняка для того, чтобы выложить в Инстаграм. Я ищу глазами Олега, слишком поздно поняв, что позорю его. Ведь каждый в понедельник будет судачить о том, что его жена ластилась как кошка к постороннему мужчине, удачно отказавшемуся миллионером. Я не понимаю, что со мной. Шампанское или его близость так действуют, и меня это пугает до чёртиков.

 – Мне нужно к мужу, – отвечаю, пытаясь отстраниться, но он удерживает меня стальной хваткой, и в создавшейся секундной суматохе одна из тонких бретелей сползает с плеча, оголяя грудь. Я в ужасе тороплюсь исправить ситуацию, пожалев, что не воспользовалась специальным скотчем, но Богдан отводит мою руку и, задевая пальцами напряжённый сосок, издевательски медленно возвращает бретельку на место.

Он смотрит мне в глаза, и там, за их серым, бескрайним холодом, невозможно что-либо прочитать. Пальцы Скуратова так и остаются на бретельке, словно в угрозе, что в любой момент он может и вовсе сорвать с меня эту тряпочку.

– Муж твой работой занят, не до тебя ему сейчас, – ставит он меня в известность пренебрежительным тоном, и опустив свою руку, дополняет, – иди умойся, тебя трясет. 

Он прав, но кажется, я успела сродниться с этим состоянием. Ему не нужно сейчас произносить вслух, что здесь, на глазах у коллег мужа, я в его власти. И я подчиняюсь, в надежде, что потом смогу оправдаться перед Олегом, а сейчас от Скуратова – сбежать. Каблуки дрожат подо мной и дойдя до уборной, навалившись на ладони всем телом упираюсь ими в мраморную раковину, пытаюсь сфокусировать взгляд на своём отражении. Но оно сначала двоится, а затем троится и расползается совсем. Рассчитывая на то, что холодная вода хоть чуточку вернет мне разум, я умываюсь. Легче становится лишь на мгновение, и пошатываясь я покидаю комнату, натыкаясь на мощную мужскую грудь.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

– Как ты? – интересуется Скуратов, придерживая меня за плечи.

– Без тебя было бы лучше, – я осматриваю пустой коридор и передергиваю плечами в надежде, что он уберет с них свои руки, но тщетно. Очень хочется гордо развернуться и уйти, но тело, мягкое, как вата. Не послушное, будто и вовсе не мне принадлежит. – Отпусти.

– И куда ты уйдешь отсюда в таком состоянии? – насмешливо интересуется.

Я каким-то чудом выскальзываю из его рук и устремляюсь вперед по длинному коридору, увешанному зеркалами, создающими иллюзию его бесконечности. И вроде ногами я переступаю, но кажется, что не двигаюсь с места. Пол подо мной становится вдруг зыбучим песком, я буквально проваливаюсь в него, утопая, пока чьи-то сильные руки не подхватывают меня.

Меня словно убаюкивает это покачивание, создаваемое мужчиной при ходьбе. Я забываю, где, с кем и мир вокруг заполоняет пустота. 

Он смотрит мне в глаза, и там, за их серым, бескрайним холодом, невозможно что-либо прочитать. Пальцы Скуратова так и остаются на бретельке, словно предупреждая, что в любой момент он может и вовсе сорвать с меня эту тряпочку.

– Муж твой работой занят, не до тебя ему сейчас, – ставит он меня в известность пренебрежительным тоном и, опустив свою руку, дополняет: – Иди умойся, тебя трясет. 

Он прав, но кажется, я успела сродниться с этим состоянием. Ему не нужно произносить угрозы вслух, здесь, на глазах у коллег мужа, я в его власти. И я подчиняюсь в надежде, что потом смогу оправдаться перед Олегом, а сейчас от Скуратова – сбежать. Каблуки дрожат подо мной, и, дойдя до уборной, навалившись на ладони всем телом, упираюсь ими в мраморную раковину, пытаюсь сфокусировать взгляд на своём отражении. Но оно сначала двоится, а затем троится и расползается совсем. Рассчитывая на то, что холодная вода хоть чуточку вернёт мне разум, я умываюсь. Легче становится лишь на мгновение, и пошатываясь я покидаю комнату, натыкаясь на мощную мужскую грудь.

– Как ты? – интересуется Скуратов, придерживая меня за плечи.

– Без тебя было бы лучше, – я осматриваю пустой коридор и передёргиваю плечами в надежде, что он уберёт с них свои руки, но тщетно. Очень хочется гордо развернуться и уйти, но тело мягкое, как вата. Непослушное, будто и вовсе не мне принадлежит. – Отпусти.

– И куда ты уйдёшь отсюда в таком состоянии? – насмешливо интересуется.

Я каким-то чудом выскальзываю из его рук и устремляюсь вперёд по длинному коридору, увешанному зеркалами, создающими иллюзию его бесконечности. И вроде ногами я переступаю, но кажется, что не двигаюсь с места. Пол подо мной становится вдруг зыбучим песком, я буквально проваливаюсь в него, утопая, пока чьи-то сильные руки не подхватывают моё ослабшее тело.

Меня словно убаюкивает это покачивание, создаваемое мужчиной при ходьбе. Я забываю, где я, с кем, и мир вокруг заполоняет пустота. 

Не помню, когда последний раз так спала: долго, сладко, с ощущением того, что наконец-то выспалась. Нежусь в ласке шёлковых простыней и потягиваюсь. Где-то рядом жужжит неприятная, докучливая и однозначно лишняя мысль о том, что мне тут не место. Но это ведь только сон, разве я не заслужила на него право… Но жужжание не отпускает, становясь всё громче и громче, пока не вытесняет меня из грёз, беспощадно возвращая в явь. 

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Я не помню, как оказалась здесь, от слова совсем. Порывшись в памяти, откопала лишь последний чёткий момент, когда мы танцевали с Богданом, а дальше всё разбивалось на разрозненные эпизоды, которые никак не удавалось собрать воедино.