Прах и пепел - Татьяна Николаевна Зубачева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Хорошо, – кивнул Эркин, провожая их взглядом.
Нет, не спальник. Где же накачался так? Интересно.
Негр вернулся, сменил воду в шайках, посадил мальчика в одну из них, где тот тихо играл чем-то, и стал мыться сам. Эркин встал, чтобы, как делали многие и как он уже привык в региональном лагере, окатиться водой из шайки и, поднимая её двумя руками над собой, ощутил, как по его телу прошёлся чужой внимательный взгляд. Ставя пустую шайку на скамью, Эркин встретился глазами с негром и по тому, как тот равнодушно отвернулся, понял: его опознали. Этот спальников видел, знает, как их узнавать. Ну… ну, посмотрим.
Они закончили мыться почти одновременно. Вылили грязную воду из шаек, собрали своё и шагу от скамьи сделать не успели, как их места уже заняли. К выходу они шли, не разговаривая и не глядя друг на друга. И в предбаннике разошлись.
И снова встретились уже вечером в мужском клубе-курилке возле мужского барака. Эркин стоял с Фёдором и Романом, когда подошли Грег и этот негр.
– Во, все здесь, Тим, – Грег кивком поздоровался со всеми, плечом вдвигая Тима в их круг. – Присоединяйся.
Тим приветливо улыбнулся, достал пачку сигарет, распечатал и пустил её по кругу. Эркин, как все, взял сигарету, показывая, что принимает новенького. Тим, Тимофей Чернов. Шофёр, автомеханик. Неспешно завязывался общий разговор про кто где работал, какие заработки, как лучше: на найме или при своём деле. Эркин искоса следил за Тимом, время от времени натыкаясь на такой же изучающий взгляд.
По-русски Тим говорил старательно, избегая английских слов, но хуже Эркина, которому английский был нужен только для разговора о прошлом. Но и у Грега часто проскакивали английские слова, и у Фёдора.
– Своё дело хорошо, конечно, – Роман пыхнул сигаретой. – Но мороки… Да и денег сколько надо, прикинь.
– А это смотря какое дело, – мотнул головой Фёдор. – Можно и подешевле устроиться.
– Можно, – согласился Роман. – Только дешёвое дело прибыли не даст.
– Да, – кивнул Эркин. – Дешевле мужской подёнки ничего нет. Только руки нужны. Ну, так и заработок – меньше нет.
– В пастухах ты заработал, – возразил Фёдор, – сам говорил. А там тоже… только руки нужны.
– Чтобы на пастьбе хорошо зарабатывать, нужно свою лошадь иметь, седловку всю, костровое хозяйство, – стал объяснять Эркин, перемешивая русские и английские слова. – Это надо ковбоем быть, а не пастухом. И пастбища знать надо, ну, места. И на какого лендлорда ещё нарвёшься.
– Пастух – это не своё дело, – сплюнул окурок Грег. – Это ж опять по найму.
– Верно, – обрадовался Эркин.
– И в деле, своём деле, – продолжал Грег, – главное – не деньги.
– А что? – хмыкнул Фёдор.
– Само дело. Тим, что лучше: шоферить или машины чинить?
– На своей машине? – уточнил Тим.
– На чужой – это наём, а мы о своём деле говорим.
– Тогда механиком, – убеждённо сказал Тим. – Я зимой столько машин, целых и брошенных, видел… Ну, налажу, ну, сяду за руль, а возить кого? И куда? А мастерская… уже надёжней.
– Верно, – кивнул Роман. – Так что, Тим, в России будешь мастерскую раскручивать?
Тим покачал головой.
– Нет. Ни страны, ни людей не знаю. Ничего не знаю. Кто ко мне чиниться пойдёт? И… и я не могу рисковать.
– Чем рисковать? – спросил Эркин.
– Деньгами, – вздохнул Тим. – Ну, куплю я всё, что нужно. А дело не пойдёт. Один – я просто повернусь и уйду. А я не один.
– Верно, – кивнул Грег. – Семья – она твой тыл, конечно, опора тебе. Но и, как якорь, на месте держит. Так запросто не уйдёшь. Как пацан, Тим?
– Хорошо, – улыбнулся Тим. – Врач смотрел, сказал, что здоров.
– А психолог? – небрежно, словно просто поддерживая разговор, спросил Грег.
Но Эркин почувствовал напряжение и насторожился.
– Завтра к нему пойдём, – так же спокойно ответил Тим.
Роман, ехавший в одном автобусе с Грегом и Тимом, кивнул.
– Ты только, Тим, сам не психуй. Дети… они легко забывают.
– Он помнит, – тихо ответил Тим, обвёл их тревожным взглядом и повторил: – Он всё помнит.
– Всё? – переспросил Фёдор.
Тим пожал плечами.
– Я не спрашиваю.
– И правильно, – решительно подтвердил Эркин, начиная догадываться о несказанном. – Спросишь – напомнишь только. Я… дочку, Алису, не спрашиваю. Она и забывает. Понемногу.
– А она что…? – Фёдор оборвал фразу.
Эркин угрюмо ответил:
– Она видела, как Андрея, брата моего, убивали. И ещё… всякое. Она в самый Хэллоуин через весь город ко мне в Цветной шла. Вся в крови была.
– Ранена? – спросил Грег.
Эркин мотнул головой.
– Она через трупы лезла. Бой был, – он впервые говорил об этом. – Свора эта, чтоб их, – он крепко выругался одним из Андреевых загибов, – в Цветной лезла. Мы палками, камнями отбивались, ну, и ножи у всех. У… одного пистолет был, у Мартина, он белый, но с нами пошёл. У него жену замордовали, насмерть… – у Эркина перехватило горло, он сплюнул, растёр окурок и долго закуривал новую сигарету, пока не успокоился.
– Ночью… во сне не кричит? – спросил Тим.
Так спросил, что Эркин ответил:
– Женя говорит, что, как я вернулся, успокоилась. Иногда только…
Тим кивнул.
– А мой ещё летом… и тоже иногда. Но с зимы помнит.
– Ничего, – Роман взял у Фёдора зажигалку, прикурил. – Обустроишься на новом месте, жизнь наладится, и забудет он всё.
– Плохое забывать надо, – улыбнулся Фёдор.
– А если помнится? – усмехнулся Роман.
– Ты что, над памятью своей не хозяин? – подчёркнуто удивился Фёдор.
Эркин и Тим одновременно покачали головами и быстро поглядели друг на друга.
Наступившую тишину нарушили голоса женщин, созывавших детей. Тим улыбнулся, слушая этот многоголосый зов.
– За своим пойду.
Остальные закивали. Конечно, кто же уложит мальца, как не он. Тим кивком попрощался и ушёл в быстро наступавшей темноте на детский звонкий гомон.
Обычно Дим сам бежал ему навстречу, но сегодня чего-то малыша не видно, и Тим встревожился. Не случилось ли чего?
– Дим! Ты где?!
И с облегчением услышал:
– Здесь я, пап.
Зашелестели кусты, оттуда вылезло что-то тёмное, но Тим уже угадал Дима и сердито сказал:
– Ты в порядке, Дим?
– Ага! – весело ответил Дим. – Пап, это Катька. Кать, а это мой папка.
Только тут Тим заметил маленькую, меньше Дима, девочку. Из-за повязанного поверх пальто платка она казалась очень толстой, но личико было маленьким и бледным.
– Катя! Ка-а-атя-а-а! – звал далёкий женский голос.
– Это мама, – шёпотом сказал девочка, попятилась и побежала от них на голос. – Ма-ама-а-а! Я здесь, мама!
Дим вздохнул ей
