Избранное (СИ) - Измайлова Кира Алиевна

– А ты что же, Генри Монтроз, полагаешь, будто благородная дама в жизни своей голого мужчину не видела? – не удержалась девушка. – Я, если помнишь, успела замужем побывать.

– Оно, конечно, так, – серьезно сказал он, – но приличия есть приличия. Не знаю, как у вас было, а у нас девицы из хороших семей и после замужества не всегда мужа без штанов видят!

– А как же?.. – поразилась Мария-Антония.

– В темноте, – с удовольствием ответил Генри, шлепая босыми ногами по воде, – под одеялом и это… в специальной, стало быть, ночной одежде. Чтобы ничего даже случайно не увидеть!

– Ты врешь, – убежденно сказала девушка. – Такого не может быть! Я допускаю, что девушка из хорошей семьи может до свадьбы не иметь понятия об отношениях мужчины и женщины, но уж после-то замужества она должна бы…

– Нет, ну я же не обобщаю. – Генри остановился и обернулся. – Есть и такие, что все знают… задолго до свадьбы. А так – у кого какая семья, у кого какая вера… А у благородных вообще много закидонов!

– А ты как-то подозрительно осведомлен об этом, – заметила Мария-Антония. – Доводилось просвещать несчастных девиц и замужних женщин?

– А как же, – с чувством собственного достоинства ответил Монтроз и окончательно скрылся за кустами. Оттуда донесся шум, будто плескалось целое стадо бизонов, – это Генри полоскал одежду. – Всячески способствовал… развитию талантов. Правда, иногда приходилось уходить по крышам…

Мокрые штаны повисли на кусте, снова плеснуло, а когда Мария-Антония взглянула на реку, голова Генри виднелась уже довольно далеко от берега. Плыл он уверенно, и раненая рука его определенно не беспокоила. Да и нечему там особенно было беспокоить, через несколько дней и следа не останется!

Девушка усмехнулась и взялась разбирать припасы – осталось всего ничего, ну да, может быть, до поселения удастся дотянуть. И вправду, рыбы бы наловить! Если с солью, ее и сырой можно съесть, а соль в наличии имелась. Только снастей рыболовных нет, а вряд ли тут водится что-то такое, что можно бить острогой. Опять же, и острогу взять неоткуда, если только вон из кустарника палку поровнее вырезать да привязать к ней нож…

Задумавшись, принцесса не сразу сообразила, что фырканье и плеск поутихли.

– Тони, – раздался удрученный голос Генри. – Эй, Тони…

– Что?

– Я идиот, – просветил Монтроз. – Я одежду-то не взял. Ты это… зажмурься, что ли, я вылезу…

– Лезь так, – усмехнулась она. – Я не испугаюсь.

– Ну ты не понимаешь, что ли? Тони!..

– Прикройся лопухом.

– Нет здесь лопухов, и кувшинок тоже нет! Тони!

Девушка только покачала головой: похоже, в нынешние времена чрезмерной стеснительностью страдали не только благородные девицы.

Разувшись, она прошла по мелководью – пальцы ног тонули в мягком илистом дне, вода закручивалась бурунчиками возле щиколоток, – заглянула за кусты.

– На берегу твои штаны, – сказала Мария-Антония Генри. Тот стоял по пояс в воде, но выходить явно не собирался. – Я отвернусь. Освободи купальню для дамы, рейнджер!

– Как вас там только воспитывали… принцесс! – прошипел Генри у нее за спиной.

– Нас учили, что приличия – дело уместное в обыденной жизни, а в чрезвычайных ситуациях их вполне можно отринуть во имя удобства, – ответила девушка, раздеваясь.

– Да какая чрезвычайная ситуация! – раздалось уже с берега. – Сидим спокойно, а ты… Тони?

– Что?

– Ты далеко не заплывай, – предостерег Генри. – У берега тихо, а чуть подальше можно в стремнину попасть, вылавливай тебя потом!

Она не ответила, зашла подальше – тут вода была прохладнее, чувствовалось течение, присела, окунувшись с головой, открыла глаза – мир сделался тускло-зеленым, искрящимся от солнечных бликов на поверхности…

Вода смывала усталость, будто вливалась в жилы этой своей прохладой, принесенной с самих Ледяных гор и не растраченной по пути сюда, и выходить из реки не хотелось. Однако сделалось уже зябко, и девушка выбралась на отмель, отжала тяжелые волосы – хорошо еще, у нее нет прежних роскошных кос длиною ниже пояса и толщиной в руку, было бы с ними мороки! – подставила лицо едва заметному горячему ветерку, позволяя ему высушить капли влаги на коже.

На берегу дожидалась ее чистая смена одежды: в отличие от Генри Мария-Антония об этом позаботилась, – а прежнюю она собиралась прополоскать чуть позже. За ночь как раз высохнет, по такой-то жаре, а то и за вечер. Вряд ли они сегодня поедут дальше, лошади совсем вымотались, да и хотелось бы дождаться собак Генри… если те, конечно, все-таки их нагонят. Жаль, если псы погибли, подумалось принцессе. Ему, наверно, будет одиноко без верных товарищей…

– Я думал, ты утонула, – встретил ее Генри. Довольно ловко орудуя здоровенной иглой, он зашивал прореху в одеяле – черные колючки постарались.

– Это было бы слишком глупо после всего, что пришлось пережить, – ответила принцесса, усаживаясь рядом. Вынув из поясного кошеля гребень, она принялась расчесывать волосы – иначе высохнут, не распутаешь уже!

От речной воды пряди завивались змейками, хотя кудрявой Мария-Антония отродясь не бывала.

– В какую сторону отправимся теперь? – спросила она. – Вплавь на ту сторону?

– Да нет, зачем же, – хмыкнул Генри. – Далековато, знаешь ли. Не-ет, нам вниз по течению. Если не ошибаюсь, еще дня два-три пути, если особенно не торопиться, и мы выйдем к Барри. А там нормальная переправа есть, паром, в смысле. – Он помолчал. – А еще дальше к востоку, где уже города по берегам стоят, через Майинаху мосты перекинуты. Представляешь? Это какой же величины должен быть мост, чтобы и до того берега достал, и в половодье чтоб его не смыло, и вообще… А?

– Маги, должно быть, работали? – усмехнулась девушка.

– Да уж конечно! – улыбнулся Генри. – Куда без них. Маги работали, а до того тоувы рассчитывали, скорее всего. Эх, вот бы глянуть!

– Отчего же не поедешь?

– Не ближний свет, а без дела в такую даль таскаться я не приучен, – ответил Монтроз и снова улыбнулся. Поднял одеяло, растянул ткань на руках. – Вроде крепко…

– Истинно мужская работа, – подтвердила Мария-Антония, пряча гребень.

И вправду, стежки были крупные, хоть и аккуратные, заметные – женщины так не шьют. Ну да Генри и впрямь важнее прочность, нежели красота. Ну кто, право, станет придирчиво рассматривать походное, трепаное-перетрепаное одеяло на предмет заплат?

– Спать вроде рано, – сказал Генри неуклюже после долгого молчания. Он вообще как-то странно себя вел, будто ему не хотелось возвращаться к людям, а лучше бы он остался в прерии…

…Он изо всех сил пытался придумать тему для беседы, но выходило все не то. То есть сам-то он мог болтать обо всем, что знал, часами, но тогда выйдет, что Мария-Антония станет молчать и только кивать будет или изредка задавать вопросы, а такого ему не хотелось. Ее бы расспросить о чем-нибудь, но… тоже чревато, знаете ли! Не угадаешь, когда ее высочеству вожжа под шлейф попадет. Как начнет опять насмешничать или выдаст что-то вроде сегодняшнего…

Нет, с детьми равнин Генри бы смущаться не стал, у тех нагота не считалась чем-то из ряда вон выходящим. Кожа и кожа, что в ней такого? Но белая девушка, особенно знатного, очень знатного рода, – это все-таки нечто иное, нежели хорошенькие дикарки, разве нет? Иную нынешнюю благородную Генри не преминул бы смутить нарочно, чтобы полюбоваться очаровательным румянцем, но Марию-Антонию – не рискнул. Еще оскорбится, чего доброго, и что тогда? Прощения не допросишься, она не из таких, что запросто извиняют чужую дурость, а им еще ехать и ехать!

Да и вообще, разбери, когда она шутит, а когда говорит всерьез! То она что-то важное выдает с улыбочкой, а то с совершенно невозмутимым видом говорит такое, что впору покраснеть или там захохотать на всю округу. А теперь вовсе сидит, молчит, волосы расчесала и не торопится их собирать, и они развеваются по ветру…

А красиво, между прочим. Профиль у девушки точеный, тоже породу сразу видать, и плевать на веснушки! Волосы вроде бы светло-каштановые, но с бронзовым отливом, а сейчас, в закатном свете – почти огненные. И по ветру стелются. Были бы длинные – хоть русалку с нее рисуй! Генри видел как-то такую картину: сидит себе голая девица на камушке посреди реки, золотые волосы распустила и ручкой этак стыдливо прикрывается, хотя такие прелести не то что ладонью, а и шляпой не вдруг прикроешь! И что-то подсказывало Монтрозу, что принцесса-то как раз прикрываться не станет. Королевская кровь, что тут скажешь! У такой и нагота – царственная…