Совьетика - Ирина Маленко

Жизнь стала будто в американском фильме «Назад в будущее», во второй его части: где-то что-то свернуло не туда, и жизнь превратилась в бред сумасшедшего наяву. Эх, ну почему нет на свете машины времени? Когда я думала об этом, мне помимо моей воли часто вспоминался старый советский анекдот: «Что будет, если дать молотком по лысине?» «Будет все!» Только в применении к лысине совсем другой. Той, что все еще мечтает вернуться к политической жизни. Но все надо делать вовремя. После драки по меченым лысинам молотками не стучат…

Хорошо, что пришел Ри Ран! Призраки злополучных лысин с его появлением развеялись, как вампиры при первых солнечных лучах. Я вскочила ему навстречу.

– Вы сидите, сидите, Женя! Еще все-таки рано. Это я так сказал, для острастки. Чтобы вывести Вас из задумчивости. У нас есть еще время просидеть здесь целый круг.

– Какой круг? – не поняла я.

– А вот видите- Монумент идей чучхе сейчас прямо напротив Вас? Посидим пока он снова не окажется напротив Вас – вот Вам будет и круг почета вокруг собственной оси.

– Посидим, -не возражала я. В этой стране у меня ни разу не возникло желания куда-то торопиться или с кем-то спорить. Я заново училась тому, что когда-то было для меня естественным как воздух – доверять людям.

– Ваша мама и Лиза приедут через 16 дней, – сказал Ри Ран. – К тому времени из гостиницы Вас перевезем в более постоянное жилье. Где она будет Вас ждать, пока Вас не будет.

Значит, он знает, что меня здесь скоро не будет? И так спокойно об этом говорит? Я почувствовала легкий укол в сердце.

– Я знаю только, что Вы уезжаете по делам, – добавил Ри Ран, перехватив мой взгляд. – Не знаю, правда, надолго ли, но не буду Вас спрашивать. Я другое хочу спросить… – и он замолчал.

– Да, пожалуйста? – спохватилась я.

– Что Вы будете делать, когда Вы вернетесь? – спросил он совершенно для меня неожиданно вопрос, который я сама боялась себе задавать.- Вас тянет обратно в Ирландию?

– Ну что Вы… Как меня может тянуть в край увлекающихся пивом недоучек? Когда здесь есть Вы, читавший Пушкина и «Тимура и его команду»… Да я просто счастлива от одной только мысли, что Вы есть на свете – неважно, как Вы будете от меня далеко.

Честно говоря, я почти не шутила. Но ожидала, что Ри Ран сейчас по своему обыкновению словесно отбреет меня. Однако на этот раз он не стал отшучиваться. Вместо этого Ри Ран почему-то застеснялся.

– А вот для меня очень важно… – пробормотал он так тихо, что я его с трудом расслышала. И по обыкновению, не сразу поняла. – Значит, не хотите в Ирландию? А почему?

Он застал меня врасплох этим своим вопросом, потому что я все еще пыталась понять, что же это для него очень важно.

– Как Вам это в двух словах объяснить? – я задумалась, – Если речь идет лично обо мне, то мне очень одиноко там. Среди людей, которые не читают никаких книг, и которых не интересует ничего, кроме поесть, выпить и походить по магазинам. А фильмы, которыми они наслаждаются – это же просто оскорбление для моего интеллекта. Вокруг меня нет тех, кто бы понимал меня – так, как понимаете, например, Вы. Когда я говорю с ними, они считают меня почти что инпланетянкой. Но я-то точно знаю, что я – на своей родной планете. Хотя все, что мне дорого, все, что для меня важно сейчас кажется унесенным на множество световых лет… Например, если я спрашивала отца моих мальчишек, когда он прочтет хоть одну книгу, он мне знаете, что отвечал? «А что, мне от этого будет какая-то польза?»

– А какая еще польза?- не понял Ри Ран,- Знание ведь, как говорится, -сила. И так же понятно.

– Да нет, он имел в виду – «материальная», – пояснила я. Корейские миндалевидные глаза Ри Рана от удивления стали величиной с хорошее блюдце.

– Бедная Вы, Женя… Как же это Вас угораздило так вляпаться-то, а?

Я с трудом подавила в себе взрыв смеха от его слов.

– Я и сама часто над этим размышляла.

– И Вы его любите? – этот вопрос был для меня еще более неожиданным.

– Он умер два года назад… Ну, а для ребят… Тамошнее образование – это катастофа особо крупных масштабов. Мне плакать хочется, когда я думаю, что они будут лишены всех тех знаний, которые давали в свое время мне. Лучше уж учить про отношение конгруэнтности фигур- что оно рефлексивно, симметрично и транзитивно (видите, я до сих пор помню!)- чем закон божий!

Ри Ран улыбнулся одними кончиками губ.

– Да, образование – это очень важно. И не только чисто механический объем знаний, но умение размышлять, и духовное богатство. У нас говорят: «Если дереву позволить расти самому по себе, и оно начнет расти криво, то потом его не распрямишь ”

– Вы хотя бы поделились бы своим секретом – как воспитывать молодое поколение!- подхватила я. – Вот мои ребята уже неделю ходят в ваш детский сад – это будет просто чудом, если они станут хотя бы наполовину такими дисциплинированными и много всего умеющими, как корейские дети! Я не перестаю изумляться на них Или это у вас генетическое?

– Нет, Женя, конечно же нет. Это чучхейское у нас. Смотрите сами, человек начинается с детства. Детские сады в Корее носят имена революционеров. А у вас в Северной Ирландии они как именуются?

Я попыталась вспомнить – и ахнула.

– «Маленькие мошенники» или «Озорные херувимы»! Наверно, поэтому и вырастают из них «херувимы», развлекающиеся уже лет с 10-12-и разбиванием чужих окон, нюханьем клея, угоном машин с последующим их ритуальным сжиганием, издевательствами над одноклассниками и над животными (вплоть до их повешения или до натравливания своих собак на котов) и, конечно же, с любимым времяпровождением североирландской молодежи, именующимся красивым выражением «recreational rioting”.

– А это как?- искренне поинтересовался Ри Ран.

– А это когда для забавы вызывают «скорую помощь» или пожарную бригаду – чтобы забросать медиков и пожарных камнями и прочими тяжелыми предметами.

– Зачем? – его глаза снова превратились в блюдца.

– Не знаю. Им от этого весело. А «маленькие мошенники» быстро вырастают в длинных акселератов, которых занимают только сидр, наркотики и сигареты – и зажимание где-нибудь в кустах себе подобных акселераток, со всеми естественно вытекающими отсюда последствиями. Под веселый звон пивных бутылок. Другой жизни подавляющее большинство здешней молодежи уже просто не способно себе представить.

– У нас такое совершенно невозможно. И что, их никто не останавливает?

– Нет, никто. Родителям не до них, они только рады, что дети на улице и не мешают им смотреть сериалы и пить пиво, полиция «ничего не может сделать по закону» (вот если бы «херувимы» совершали свои хулиганства против государства или в отношении имущества какого-нибудь из 33.000 ирландских миллионеров, тогда и законы бы сразу нашлись!), а политики ограничиваются слезными призывами с экранов телевизоров к горе-родителям, чтобы те «хотя бы знали, где находятся их дети и чем они занимаются». Круг замкнулся.

Ри Ран все еще не находил слов от удивления. И я поэтому продолжала.

– У нас в Советском Союзе говорили, что в нашей стране имеется единственный привилегированный класс – дети. У вас в КНДР их называют «цветами нации и человечества» и «королями и королевами страны». То, что я увидела здесь – это именно подлинная забота о детях – будущем страны. И в этом-то вся и разница: в западных «цивилизованных» странах (и-в-примкнувших-к-ним восточноевропейских осваивателях «общечеловеческих ценностей») на новое поколение государству, по существу, глубоко наплевать. Ну, кто-то сопьется или умрет в 15-17 лет от удара ножа или надышавшись клея, или разобьется на угнанной им машине… Подумаешь! Надо будет, завезем гастарбайдеров из Польши, Литвы и Филиппин. Уже готовеньких, с образованием. А на этих отечественных «херувимов» еще тратиться надо… Кто это будет создавать для них клубы и кружки в достаточных количествах и такие, чтобы всем были по карману – когда эти деньги можно куда-нибудь «выгодно вложить», например, в военные заказы?

Ри Ран потихоньку приходил в себя:

– А начинается ведь все по сути еще в роддоме. Даже в сельских клиниках у вас тут есть достаточно хорошо оборудованные, хотя и небольшие, родильные отделения, с соответствующим специализированным медицинским персоналом. А Дом Материнства в Пхеньяне! И парк, и фонтан. Во всех помещениях для пациенток установлены и работают кондиционеры. А то, что здесь находится не только непосредственно родильный дом, но и, например, стоматологическое отделение, где будущим мамам лечат зубы?.А то, что в холле главного здания пол выложен драгоценными и полудрагоценными камнями?. Во всех кабинетах имеется самая новейшая медицинская аппаратура. Чистота кругом стерильная: посетителям выдают тапочки и халаты, к новорожденным посетителей не допускают, из соображений гигиены, но родственники имеют возможность увидеть их и переговариваться с новоявленными мамами с помощью специального видеофона. Какой контраст с западными больницами, в которых чуть ли не весь день бродят по палатам орды зачастую чихающих и кашляющих громогласных родственников и знакомых в грязных ботинках, не считающихся с тем, что пациентам нужен покой – и чистота. А потом носятся по палатам репортеры с криками: «В наших больницах опять распространяется метицилино-устойчивый золотистый стафилококк!»…