Перестройка - Александр Ванярх

— Видел я, он лежал прямо на мосту, а те двое унесли сначала своего в будку. Потом один вышел и выстрелил прапорщику прямо в голову.

— А ты зачем же туда побежал? Отец же приказывал: без него ничего не делать!

— Приказывал, приказывал, мне мой папка тоже приказывал, и мамка тоже, где они теперь?! Убивать всех румын надо, как они нас! И я их теперь всю жизнь убивать буду! За всех, — и за дядю Ваню, папку моего родненького.  — И Андрейка заплакал, шмыгая носом и всхлипывая.

— Разве можно так?! Это же бесконечная бойня будет!

— И пусть будет! И никуда я с вами не поеду, тут останусь, мстить буду!

— А как же Оксана? Ладно, пусть мы тебе чужие, а сестренка-то — твоя, родная, неужто ее бросишь?

Андрей замолчал. Шмыгая носом, он как-то безразлично уставился в темноту ночи.

— И вы мне не чужие теперь.

— Вот что натворил один человек! Сказали бы нам три года назад, — ни за что бы ни поверили! Вот вам и «умнейший из умнейших»! Горбатый подонок!

Возле дома Силиных остановились. На восточной стороне засветлело небо. Холодная, дождливая тоскливо страшная ночь заканчивалась. Наступало утро нового дня.

Глава сорок седьмая

Обратно ехали молча. Все думали, каждый о своем. Виденное и слышанное обсуждали прошлой ночью и сегодняшним утром.

Люди удивлялись не столько увиденному в небе и услышанному в тайге, как тому, что, придя утром к вездеходу, не обнаружили ни единого следа. Больше всех удивлялся водитель:

— Как же он передвигался, не по воздуху же? Идиотизм какой-то, все же видели!

Молчание, наконец, было нарушено Иваном:

— А что, если это была проекция?

— Что значит — проекция?

— А то, что в этих краях бывает: что-то вроде миражей. Ни с того, ни с сего появится странствующий город или еще что-нибудь. Мне видеть не приходилось, но читал.

— Такое бывает очень часто на Чукотке, Камчатке, но днем, а тут — ночью, я о таком и не слышал, — поддержал разговор Яков.

— Бывают галлюцинации, но это от переутомления, от потери крови, еще от чего-нибудь, но не у всех, же сразу. А мы-то видели. Никто же не отрицает.

— Так, подытожим, — остановил всех Виктор, — значит, первым увидел кого-то Яков. Кого?

— Я сразу не понял, но мне показалось, что кто-то пробежал вдоль стены дома.

— Так, допустим, кто-то пробежал, это мог быть и зверь, тот же лось.

— А если это Егор ходит возле избы? — округлив глаза, полушепотом сказала Людмила.

— Ну, это исключено, Егор был выше среднего ростом, где-то под метр восемьдесят, а тут экземпляр выше двух, потом — комплекция.

— А если это инопланетяне, ведь после того, как этот тип крикнул, как бы в ответ послышался писк, и только потом появился шар.

— Я читал фантастику, там все небольшого роста, а тут — великан, скорее, что это все же был снежный человек.

— Короче, в поселке никому не рассказывайте, а то засмеют.

Снова замолчали. Вездеход, рыча и посвистывая, похрапывая тигром, стремительно несся по снежному покрову вдоль небольшой таежной речки. Вот и последний поворот.

— Приехали, инопланетяне, осталось каких-то пять километров, вон дым из трубы нашей котельной виден.

— Где дым-то?

— Справа, смотри, прямо за сосной.

— Что-то на дым не похоже, белый почти, может, это облако?

— Смотрите! Смотрите! Опять она! — закричал Ваня, показывая значительно правее увиденного белого дыма.

Неожиданно вездеход, захрапев, заглох. Непривычная тишина, после долгой работы двигателя, давила на уши. Солнце, все так же висевшее над тайгой, все так же посылало на землю холодные лучи. Запорошенные снегом деревья стояли, понуро опустив ветви, но люди ничего этого не видели, они, привстав, удивленно смотрели на совершенно белый приплюснутый сверху шар, плавно плывущий над сопками и тайгой в сторону солнца.

— Смотрите, он снижается!

Шар действительно, сделав небольшой крен и сверкнув бликами на солнце, медленно пошел на снижение как раз с той стороны, откуда рано утром уехала семья Сердюченко.

— Это же там, где избушка! Неужели, когда там жил Егор, такого никогда не было?

— Наверно, было, потому что он мне несколько раз рассказывал, что его навещают инопланетяне, но говорил, обычно, с юмором, я и не придавал этому значения, только однажды он очень серьезно был взволнован после посещения Волчьего Логова, как он называл, то место, даже меня вызвал. Но когда мы с Ванькой пришли, Егор болел гриппом и сказал, что, видимо, ему все это почудилось. Однако о том случае он вспоминал много раз.

А в это время серебристый шар скрылся за сопкой.

— Интересно, почему двигатель выключился? — наконец, сказал водитель.

— А мы думали, что ты его сам заглушил, испугавшись НЛО!

— Ну да, я его тогда и не видел. Это вы все впились в небо, а я в это время объезжал вон тот кедр.

Рядом, действительно, стоял огромный красавец-кедр, единственный из всех деревьев незасыпанный снегом.

— Так ты его все же зацепил!

— Кого зацепил?

— Кедр. Смотри, снег с него облетел.

— Ну да, посмотри на след, я обошел его метрах в трех.

— Действительно, а почему же на нем снега нет?

— Может, белка стряхнула.

— Конечно, со всего дерева — снизу и до верхушки кроны. Какой же должна быть белка!

— Ладно, чего стоять, поехали!

Снова захрапел вездеход, и тут неудержимой лавиной пошел снег, такой плотный, что за какие-то доли секунды облепил окна машины, забил все выступы.

— Стой! Заглуши! — крикнул Виктор.

Стукнув железками, вездеход замолчал и тут же, словно кто-то обрубил, прекратился снег. Люди открыли верхний полог и посмотрели вокруг. Кедр стоял, как и все деревья, в снегу, на небе — ни облачка и звенящая тишина. Потом все вспоминали именно этот первоначальный звон, потом он превратился в писк, потом в свист, и с того места, где скрылся серебряный диск, со страшной скоростью взвилась вверх сверкающая стрела, оставив после себя огненный след.

* * *

Спустя два месяца после посещения избушки Егора, умер Виктор Иванович. Просто — лег спать, а утром не проснулся. Был май, даже на Чулыме уже бурлила весна. Вода в черном и белом Июсе заметно спала, но еще мощно гудела, ее шум был слышен далеко в горах и тайге. Похоронили через четыре дня, скромненько, без особых почестей. Долго ждали Ивана или, хотя бы, весточки от него — не дождались. Больше всех возмущалась Людмила.

— Надо же, на одной идиотке женился, — оказалась сволочью, и другая такая же!

— Чего хаять, коли не знаешь причины?!

— Какая там причина, просто не пустила она его, вот и все!

— Ну да, чтобы Ванька да к отцу своему не приехал! Не верю! Тут что-то другое, — защищал Ивана Яков, — может, их и нет уже в Бендерах.

— Телеграмму бы дали, коли переехали!

— Это тут рассуждать просто. Кругом тихо, мирно, спокойно. А там, может, и почта не работает.

— Все может быть, иначе хотя бы ответили — это уж факт.

Похоронили Виктора Ивановича рядом с Настей. Отковали общую ограду, Людмила привезла из Красноярска памятник. Отметили девять дней, потом и сорок, а от Ивана — ни слуху, ни духу.

— Хоть бы что-то пришло в ответ. Ведь три телеграммы отослали, два письма, кто же их получил? — уже роптала Надежда Павловна. — Или бы соседи там ответили, и обратный адрес есть, и с уведомлением отсылали. Может, поехать туда? Точно, что-то произошло.

— Кто же туда поедет? Людмила?

— А хотя бы!

— Ты в своем уме? Ей только подай эту идею, она, небось, сама уже извелась, какая на сорок дней была, а ведь ей рожать скоро!

— А больше ехать некому, мы уже старые.

— Не надо никуда ехать, надо ждать, если жив — отзовется.

— Что значит: «если жив», он свое отслужил, отбарабанил.

Зазвонил телефон. Яков поднял трубку: «Слушаю!» — «Виктор Иванович?» — послышался женский голос. «Нет больше Виктора Ивановича, а вы кто?» — «Телефонистка я, с центрального телеграфа, когда-то давно я знала его, тут вам телеграмма, из Молдавии, читаю: «Иван в госпитале, Оксана в Воронеже». Подпись — Силин».

— Кто такой Силин? И почему Иван в госпитале, а Оксана в Воронеже, — рассуждал Сердюченко.

Глава сорок восьмая

Семья Исаевых оказалась между небом и землей. Уехав из Бендер в спешном порядке, даже не известив своих родственников, не дав им нового адреса, не думали, конечно, что возникнет такая страшная ситуация.

А тем временем в Молдавии начались дикие события. Бывший руководитель ДОССАФ МССР Косташ, никогда, за всю свою военную карьеру, не участвовавший в боевых действиях, изо всех сил старался «войти в историю». Став Министром Внутренних дел, он организовал кровавые походы на Гагаузию и Дубоссары. Подчиненная ему полиция, вместе с «волонтерами», в основном, состоявшими из студентов и учащихся профтехучилищ Кишинева, стали совершать жестокие набеги на русскоязычные города и села Молдовы.