Колокол и держава - Виктор Григорьевич Смирнов

Ближние люди под руки уводили Марфу, а она все оборачивалась, грозила кулаком и кричала в бессильной ярости:

— Попомните меня! Не раз попомните!

Город еще не знал, что в этот самый день, 27 июля 1471 года от Рождества Христова, в далеком Заволочье разыгралась последняя битва той войны. Новгородская рать под предводительством князя Василия Гребенки-Шуйского и воеводы Василия Микифоровича встретилась у речки Шиленги с московским войском, усиленным вятчанами и устюжанами. Обе рати шли на гребных судах, но для боя высадились на берег. Битва длилась с полудня до самого вечера, и хоть новгородцев было почти втрое больше, верх снова взяла Москва. Князь Василий с остатками разбитой рати сам едва спасся и теперь кружным путем возвращался в Новгород.

4

Рано утром отворились городские ворота, выпуская депутацию Великого Новгорода, направлявшуюся в село Коростынь, где должны были состояться переговоры. Вместе с архиепископом Феофилом ехали посадники и житьи люди со всех пяти концов. На нескольких подводах везли дары великому князю: меха, бочки воска, фряжские вина.

На другой день в Коростынь явился и сам великий князь. Однако на просьбы новгородских послов о личной встрече ответил отказом. Рассудил: пусть дойдут до крайности, вот тогда и поговорим. А пока послов подвергли унизительной процедуре: заставили сначала бить челом московским боярам, чтобы те стали просить братьев Ивана Васильевича повергнуть просьбу новгородцев к стопам государевым.

Каждое утро великий князь выходил из шатра и, жестом остановив охрану, в одиночку спускался к Ильменю. На песчаном берегу раздевался и, оставшись в одних нижних портах, брел вдоль каменной гряды, далеко уходящей в обмелевшее озеро. Его высоченная сутулая фигура становилась все меньше и меньше, а там и вовсе растворялась в голубом мареве. Полуденное солнце дробилось и переливалось в озерной глади.

Стоя по пояс в теплой, зацветшей воде, великий князь предавался неторопливым размышлениям. Стайки потревоженных мальков щекотно покусывали его волосатые мосластые ноги. Итак, строптивая республика сама приплыла к его ногам, словно эти рыбешки. Теперь в его воле было захватить обложенный со всех сторон, оставшийся без войска, раздираемый распрями Новгород, упразднить вечевой строй и объявить о присоединении всех новгородских земель к Великому княжеству Московскому. Еще шаг, и новгородские богатства вольются в оскудевшую государеву казну, а земли республики можно будет раздавать служилым людям, которые станут опорой престола.

От этих мыслей захватывало дух и туманилось в глазах. Могли ли надеяться отец и дед, на коленях вползавшие в ханский шатер, что их сын и внук когда-нибудь станет властелином огромной страны, раскинувшейся от Варяжского моря до Каменного пояса, от Северного океана до Каспия! С присоединением новгородских владений границы его государства продвинутся на тысячу верст и сомкнутся с Европой. Цель, к которой он шел все эти годы, была близка как никогда.

…Громадный жерех вдруг высоко выпрыгнул из воды, ударом могучего хвоста оглушив зазевавшуюся рыбью молодь, а заодно и поменяв ход мыслей великого князя. Он вспомнил старое присловье: всякий охотник должен помнить, что рядом с ним охотится кто-то другой. Как поведут себя соседние государства, увидев на своих границах вдвое разросшуюся Московию? Что скажет король Казимир, который сам давно зарится на новгородские земли? Скорей всего, поймет, какого свалял дурака, не придя на помощь Новгороду, а значит, непременно постарается исправить свою ошибку.

И у него есть могущественный союзник — ордынский хан Ахмат, который спит и видит, чтобы вернуть времена, когда все русские земли трепетали перед Ордой и беспрекословно платили дань. Вспомнив историю с похищенным ушкуйниками гаремом, Иван Васильевич усмехнулся. Поглощенный жаждой мести, хан тогда и впрямь забыл обо всем на свете. Но волна ярости рано или поздно схлынет, а без русской дани Орде не выжить. Когда король Казимир решится пойти войной на Москву, Ахмат не останется в стороне. Если они ударят с двух сторон разом, быть беде!

Нет, твердо сказал себе великий князь, еще рано! Хоть и велик соблазн, а все ж придется потерпеть, выждать, умерить гордыню. Верно сказано: не поднимай носа — споткнешься. Государь должен уметь думать наперед, предвидя не только близкие. но и дальние последствия своих действий. Такой кусок, как Господин Великий Новгород, нельзя проглотить враз, недолго и подавиться. Посему будем откусывать понемногу. Откусил, прожевал, сглотнул, снова откусил.

Приняв решение, великий князь наконец удостоил аудиенции новгородских послов. Милостиво выслушал покаянные речи нареченного архиепископа Феофила, принял дары. Затем четко, по пунктам, продиктовал условия мира. Во-первых, навсегда порвать с Литвой и более не просить у короля князей. Во-вторых, избранного Новгородского владыку поставлять непременно в Москве, а не в Киеве. В-третьих, выплатить контрибуцию в 16 тысяч рублей. В-четвертых, суд в Новегороде вершить только в присутствии московского наместника. И в-пятых, отдать часть богатого пушниной Заволочья.

Когда Иван Васильевич умолк, послы переглянулись, не веря своим ушам. Вместо полной капитуляции и присоединения к Московскому государству, к чему они уже были готовы, великий князь потребовал не так уже много. Конечно, жалко денег, еще жальче заволочских земель, но зато Новгородская земля остается республикой со своим освященным веками строем!

11 августа состоялось торжественное подписание мирного договора, а затем великий князь дал пир в честь новгородских послов. Столы накрыли прямо под открытым небом среди вишневых садов. Гремели тосты и здравицы, новгородцы цветисто славословили великого князя.

На третий час застолья князь Холмский и воевода Федор Хромой, отяжелев от еды и вина, выбрались из-за стола передохнуть. Отойдя подальше от пирующих, князь Данила посетовал:

— Что-то не возьму я в разум нашего государя. Мы сейчас Новгород со всеми потрохами можем взять, а теперь, выходит, все оставляем, как есть? За что сражались? Даже в город не войдем, моих воинов без законной добычи оставили! И кому поверили? Знаю я этих хитрожопых новгородцев! Завтра договоры-уговоры забудут и опять все на свой лад переделают. Надо свою власть ставить, как в московских землях!

Тонко усмехнувшись, Федор Давыдович отвечал:

— Ты, князь Данила, воевода грозный, да только в государских делах, уж не прогневайся, мало разумеешь!

— Это еще почему? — обиделся Холмский.

— А потому! Наш Иван Васильевич — муж ума великого, не чета нам с тобой. Высоко сидит, далеко глядит. Раз он так решил, значит, есть причины. И будь уверен, мы с тобой сюда еще вернемся…

Оглядевшись, не подслушает ли кто, Хромой добавил:

— И вот еще что хотел тебе сказать, Данила Дмитрич! Завистников у тебя много стало, да и государь на тебя сердит.

— За