Мать Сумерек (СИ) - Машевская Анастасия

— И что я должен для этого сделать? — спросил он, прочистив горло, когда Бану, наконец, изложила предложение.

— Поделиться какой-нибудь своей внучкой.

Бансабира осталась у Бирхана на несколько дней: прежде всего, посмотреть, как пристроились Клинки Богини, что она привезла из Храма Даг, в качестве наставников для академии. Понаблюдать за тренировками, поощрить личным присутствием «меднотелых». Ну и заодно поддержать какое-то время Иввани, впервые оторванную от дома.

— Давненько я не был тут, — шепнул Маатхас, оглядывая высоченные своды донжона фамильного чертога Яввузов. Хабур не отозвался, спешиваясь следом. Все дела в чертоге он передал управляющему и родне Сагромаха, ибо последний так нервничал, что отпускать его в одиночестве Хабур попросту побоялся.

Их встречал Серт, убеждавший, что за таншей уже послали.

Маатхас кивнул. Быстро подоспел Гистасп, который, завидев тана, улыбнулся до того радушным образом, что Сагромах даже вздрогнул. Что это он затеял? Обернулся на Хабура — вроде спокоен, как всегда, но глаза, так хорошо знакомые глаза, сейчас были хитрющие.

Не к добру, конечно. Но подозревать Хабура в чем бы то ни было, как, впрочем, и Гистаспа, Маатхас не мог.

Вопреки тревожным ожиданиям гостя, приняли тана со всей учтивостью и поистине соседским радушием, как если бы всю жизнь Маатхасы и Яввузы прожили в смежных не наделах, а комнатах.

Когда разместили тана и его свиту, накормили ужином, застелили свежие хрустящие простыни в отведенных спальнях, Хабур и Гистасп нашли друг друга — встретились во взаимном поиске в коридоре нижнего этажа, соединяющего крылья чертога. Гистасп предложил пройти в Малую залу: там им вряд ли помешают и едва ли в чем заподозрят. Подумаешь, два приятеля встретились выпить вина или пива, пока их сюзерены, наконец, успокоились и не заваливают трудяг работой. Какие тут умыслы?

И тем не менее, умысел был самоочевиден.

— Ты поговорил с ним? — спросил Гистасп в лоб.

Хабур кивнул, насупив седые брови.

— Раза три заводил речь. Ты?

Гистасп, вздохнув, отвел глаза: шанса поговорить о браке Бану с Маатхасом не представилось. Кто ж знал, что он, Гистасп, будет ранен, а танша вернется в Яс с Дайхаттом?

— Скорее, она поговорила со мной, — сообщил Гистасп и потянулся за бокалом с вином. — Главное, убедить Сагромаха действовать максимально решительно.

Хабур насупился еще сильнее, так что кустистые белёсые брови почти вплотную сошлись над переносицей.

— Дайхатт?

Гистасп безмятежно поглядел на собеседника поверх бокала.

— Он твердо намерен жениться на ней.

— Я слышал, — начал Хабур, проявляя при этом невиданные для себя успехи в такте, — они вместе путешествовали.

Гистасп коротко рассказал, что был ранен и доставил этим неудобства танше. Так что знает, по сути, не больше самого Хабура.

— Но то, что я успел увидеть и то, что услышал от танши, убеждает меня, что, если мы не поможем им с решением сейчас, Черному хватит ума прийти в Лазурный танаар с ордой, лишь бы добиться своего.

Хабур вскинул брови.

— Никто из нас, — тихо и невзрачно закончил Гистасп, явное имея в виду в первую очередь солдат и офицеров танаара, — не хочет другого тана.

— Никто из нас не хочет другой тану, — поддержал Хабур, имея в виду тоже в первую очередь, армию. В конце концов, все Лазурные подданные, прошедшие Бойню Двенадцати Красок вблизи генеральского шатра, знали, что иначе быть не должно, и на каждом совете в чертоге те из них, которые допускались до собраний, составляли оппозицию родственникам Сагромаха, убеждавшим его «покончить уже с этой идиотской затеей и жениться ради наследников, а не ради союза, который и без того существует». Ведь жена ради наследников — это дело женского статуса, а Бану Яввуз — это вопрос танской чести и воинской верности.

Записка от Серта застала её за пятым ужином в академии. А ведь она планировала пробыть здесь недели две. Но заставлять ждать больше нельзя.

Таммуз долго перебирал в голове, как лучше ему воспользоваться сложившейся у Красной Башни ситуацией. Об отрядах врага, расставленных вдоль северной части осадного кольца, он знал и из доклада разведчика на совете Сарвата, и из личного письма о том, что ждут — его. Вариантов было немного: «посыльный отца», некий Змей, весь срок его, Таммуза, пребывания в Адани поддерживал сообщение и всячески снабжал молодого царевича новостями и подсказками. О продвижении в Ласбарн с определенными целями Змей тоже ему сообщал без малого год назад и уже тогда уповал на «помощь достойного Далхора, оказавшегося в стане врага».

Именно поэтому, размышлял дорогой Таммуз, Змей расставил со стороны подхода подкреплений, отборные части своих голодранцев, как цветные клетки на доске. Таммуз взрослел, читая свежие хроники с запахом едва впитавшихся чернил в царской библиотеке о битвах отца, включая случившуюся при горе Хадо, когда на подступах к занятому лагерю оборонявшиеся скахиры заняли «шахматную» позицию.

Он знал, как эту «сетку смерти» прошел его отец, Стальной царь, с минимальными потерями, как прорвался в лагерь врага и победоносно водрузил далхорские флаги. Поэтому теперь в подобном жесте со стороны Змея Таммуз отчетливо видел стремление всеми силами помочь завоевать доверие Салинов.

Что ж, если все так, прикидывал царевич, значит, в отличие от предателя-отца, этот Змей воистину не лишен дальновидности. В конце концов, ему, Таммузу, именно Змей передал послание о смерти Халия.

Воодушевившись, Таммуз собрал военный совет на подступах к оборонительным позициям врага и раздал указания. Большинство командиров, наущенных родственниками из приближения царя, соглашались действовать согласно приказам: сгноить далхорского мальца против Даната — ничего не стоит. Так что вопреки ожиданиям, серьезного сопротивления Таммуз не встретил. Но куда большее удивление ждало его к ночи: все хитроумные маневры, продуманные до мелочей, дали совершенно невиданный результат. Одна за другой, рушились позиции врага под атакой аданийских подкреплений: предводители стратегических точек покидали посты, отступая вместе с солдатами вглубь кольца. То ли сдаваясь, то ли заманивая.

На страх и риск, положившись на удачу, Таммуз продвинул вверенное подкрепление вглубь. Как бы он ни ненавидел аданийских выродков, ему нужна армия, чтобы отомстить за себя и сестер. И другой у него пока нет, так что стоило её поберечь.

Воодушевленные отступлением противника, аданийцы приободрились и даже исполнились решимости одним ударом вытеснить врага, разбив кольцо вокруг Красной Башни. Испугавшиеся силы организованного царского воинства, ласбарнцы охотно пропускали аданийцев вперед, и вскоре осаждающие войска отошли на пару лиг, освободив проход к Башне. Опытные командиры, в памяти которых еще отчетливо вспоминался опыт войны с Орсом, заподозрили неладное. Так просто сдать крепость, которую перед этим держали мертвой хваткой несколько недель? Что-то стряслось с вражеским командиром? Или войска оказались измотаны? Или все дело в отсутствии единства меж командиров ласбарнского отрепья? Или неприятель оказался неготов к длительным и терпеливым маневрам вроде осад, имея за плечами лишь опыт разбойничьих скитаний меж песков?

Версии сыпались одна за другой. Таммуз делал внимательное, вдумчивое лицо, слушая замечания, и внимал советам — стал действовать осторожнее, продвигаться медленнее, приказал выставить собственный лагерь, обнести частоколом, еще сильнее усилить дозоры и к освобожденной башне не соваться — мало ли, вдруг и правда западня, и там все уже давно вырезаны?

Озвучив сие страшное предначертание, Таммуз приказал ждать.

Подходить к Башне еще ближе, не понимая, чего хотят ласбарнцы — крайне опасно, говорили одни его советники, пока тянулось ожидание неизвестно чего.