Поход Суворова в 1799 г. - Николай Грязев

Наконец, Тугут прямо высказал Колычеву, что продолжительное пребывание русской армии в австрийских владениях будет слишком обременительно для края. Это же должен был лично объяснить Суворову граф Бельгард, посланный к нему в Прагу под видом необходимости переговорить о плане будущей кампании. Можно было заранее предвидеть, что посольство графа Бельгарда, человека вполне преданного Тугуту, притом склонного к интригам и весьма несговорчивого, не будет иметь никакого успеха. Поэтому английский посланник лорд Минто поспешил сам отправиться в Прагу, чтобы исправлять то, что будет портить Бельгард.

Русский полководец принял его вежливо, но весьма холодно и недоверчиво, даже не вошел с ним ни в какие суждения о плане будущей кампании и на все доводы отзывался, что свои мнения представит предварительно на одобрение Российского императора, а потом уже чрез Колычева сообщит венскому Двору. Бельгард заявлял, что русская армия не может оставаться в австрийских владениях; но Суворов отвечал, что не в состоянии самовольно переместить ее без особого на то высочайшего повеления Российского императора, для облегчения же обывателей согласен только распространить квартирный район. Спокойные ответы Суворова выводили из терпения Бельгарда; в пылу досады он заносчиво высказывал, что Австрия вовсе не имеет надобности в русской армии и выставит одна до 230000 собственных войск. Суворов все выслушивал хладнокровно и повторял те же ответы; Бельгард выходил из себя, спорил, кричал, угрожал, но все было напрасно: генералиссимус, узнавший, что многие винят его в разрыве, запасся двойным терпением, «дабы не было поклепа, что я великого монарха в неудовольствие привел на венский Двор». Так и уехал Бельгард из Праги, даже не выведав мыслей Суворова, но наслушавшись от него горьких истин. При удобном случае поверенному Тугуга было сказано, что затруднения в продовольствии войск – только предлог, чтобы сжить русские войска; во время святочных игр ему пришлось проглотить от Суворова такую фразу: «Играли Неаполем, мстили Пьемонту, а теперь хотят играть Россией». О присланных с Белъгардом военных предположениях из уст в уста передавался отзыв, что эти планы кампании «красноречивы, но искусственны; прекрасны, но не хороши; блистательны, но не основательны».

Впрочем, все переговоры и предположения о будущей кампании должны были остаться безо всякого результата, ибо в рескрипте Суворову от 27 декабря император Павел, между прочим, ясно выразил: «Идите домой немедленно». Никакие политические подходы венского Двора, никакие ухищрения Англии не могли и впоследствии изменить решения Павла Петровича: он с негодованием увидел, что все якобы его союзники, постоянно пользуясь его помощью, относятся враждебно к выгодам России и с полным пренебрежением к русским. Так, наглость поведения австрийцев в известном деле под Анконою превосходит всякие пределы.

Анкону осаждали совместно австрийцы (ген. Фрёлих), русские (граф Войнович) и турки. Фрёлих, невзирая на протесты Войновича, предложил французскому коменданту Анконы сдать крепость на самых выгодных для французов условиях и заключил 2 ноября капитуляцию без согласия своих союзников. Первая статья капитуляции гласила: «Имея в виду, что капитуляция, подписанная 8-го минувшего июля месяца в городе Фано, между республиканскими войсками и начальником российско-турецкого отряда, была сим последним нарушена; предпочитая самую смерть бесчестному договору с властями, не признающими прав общенародных; принимая, с другой стороны, во внимание положение, в котором находится Анконский гарнизон; наконец, в уважение сделанного генералом Фрёлихом четвертого и последнего предложения о сдаче крепости, командующий Анконскою дивизиею и войсками, к ней принадлежащими, объявляет, что не иначе соглашается вступить в переговоры, как только с названным генералом импера-торско-королевской армии». Фрёлих против этой статьи написал: «Согласен». В чем состояло мнимое нарушение капитуляции города Фано – неизвестно.

Выпустив 3 ноября тайно французов из крепости, Фрёлих ночью ввел туда свои войска, а русских и турок запретил туда впускать. Тогда Войнович в ту же ночь приказал своей флотилии послать в гавань пять судов, высадив команды, поднять на моле, карантине и на судах флаги русский, турецкий и австрийский. Едва это было сделано, как явились многочисленные команды австрийцев, силою спустили русский и турецкий флаги, обезоружили поставленных при них часовых, арестовали одного из русских офицеров и везде подняли австрийский флаг. Когда Войнович потребовал от Фрёлиха объяснений, то австрийский генерал хладнокровно отвечал, что не давал приказания употребить силу, а велел только снять часовых и спустить флаги. Тогда начальник Войновича, командовавший Средиземною эскадрой адмирал Ушаков, сам написал Фрёлиху, но последний отвечал, что по множеству занятий не имеет времени входить в подробные объяснения. Подобного оскорбления не мог уже перенести Российский монарх.

Дружественные отношения Павла I к Англии в конце 1799 г. также нарушились. Еще во время совместной экспедиции русских и англичан в Голландию русский генерал Эссен часто жаловался государю на малую заботливость английских начальников о русских войсках. Однако русский граф Воронцов, пробывший шестнадцать лет послом в Лондоне, почти переродившийся в англичанина и уже теперь ближе принимавший к сердцу интересы Англии, чем России, опровергал донесения Эссена, выставлял его клеветником, человеком беспокойного характера, и, напротив, превозносил заботливость английского правительства, его дружелюбное расположение к русским. Эссен был отставлен от службы. Впоследствии истина донесений Эссена обнаружилась самым неотразимым образом. 7 ноября эскадра Бреера с русскими войсками прибыла к английскому порту Дилю, но ей не позволили высадить солдат на берег. На другой день эскадра подняла паруса и пошла в Портсмут, где 10 ноября Бреер получил извещение, что русским назначено зимовать на островах Джерсей и Гернсей, ибо граф Воронцов не решался высаживать войска в самой Англии, во избежание неприятных столкновений (?). Так как Джерсей и Гернсей не доступны для больших кораблей, то английское адмиралтейство обещало прислать транспортные суда; но их пришлось ждать очень долго. Кроме того, никаких помещений на островах не было, относительно же постройки бараков англичане сделали распоряжение лишь в последнюю минуту, и русские около шести недель оставались в виду Портсмута в тесном заключении на кораблях; только 24 декабря началась перевозка людей на острова, но по недостаточному числу транспортов не окончилась даже и к новому столетию.

Не на радость высадились русские на твердую землю. По словам самого Воронцова, «они находились в сущей нагости; уже гораздо за сроки носили изветшалую совсем одежду; а иные уже более года должны бы получить оную»… Итак, целую зиму солдаты находились без одежды и обуви, терпели недостаток в самом необходимом в союзной стране, которая не имела достаточного сбыта для своей громадной мануфактурной промышленности.

В это же время возникли недоразумения с Лондонским кабинетом при расчетах субсидий, которые англичане обязались выдавать на содержание русских корпусов Римского-Корсакова (в Швейцарии) и Гермона (в Голландии). Современные карфагеняне прибегали к таким торгашеским уверткам и вошли в такие мелочные подробности, лишь бы заплатить возможно меньше, что Павел Петрович приказал предоставить англичанам всю должную им сумму 463000 фунтов стерлингов «и затем не входить уже с ними ни в какие расчеты, ни объяснения»… Графу Воронцову предписано было объявить лорду Гренвилю, что Российский император «подает помощь союзникам своим, а не торгует наемными войсками и не продает своих услуг»… Русским войскам и флоту поведено было возвратиться в Отечество, Воронцову же Ростопчин написал в таких выражениях: «Его величество, усматривая из неоднократных донесений ваших разные представления вопреки воле его, приказал вам сказать, что если исполнение оной вам в тягость, то не возбранено вам просить увольнения от службы»…

Таким образом, отношения России к союзным Австрии и Англии были обострены до последней степени; напротив, началось сближение с прежним противником, Францией, где 18 брюмера (29 октября) совершился политический переворот и во главе государства стал молодой 30-летний генерал Бонапарт, сумевший завязать сношения с императором Павлом.

14 января 1800 г. армия Суворова двинулась из Богемии в Россию двумя колоннами по тем же дорогам, которые были назначены еще в Аугсбурге: левая колонна состояла из корпусов Розенберга и Ферсте-ра, а правая – Повало-Швейковского; каждая колонна по-прежнему была разделена на несколько эшелонов (отделений); батальон майора Грязева входил в состав левой колонны, в корпус генерала Розенберга. Обе колонны выходили в Тешене на одну дорогу и через три перехода опять расходились в разные стороны: левая – на Краков, Опа-тов, Люблин, к Брест-Литовску; при этой колонне следовал сам Суворов; правая – на Тарное, Замостье, к Владимиру-Волынскому.