Цивилизация, притворяющаяся страной. Ведущие западные аналитики о России - Сборник статей
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Отказ от принципов «оранжевого» правительства в процессе формирования украинской идентичности и их делегитимизация также послужили обоснованием политики Януковича в его стремлении укрепить свою электоральную базу. Последняя в основном состояла из русскоговорящих жителей южных и юго-восточных районов Украины, которые враждебно воспринимали политику предыдущих властей. Янукович избрал банальную риторику советского и постсоветского периода, которая заключается в осуждении антироссийских элементов украинского национализма и использовании традиционного мотива общности восточных славян. Эта логика подразумевает также прославление достижений Украины в имперскую и советскую эпохи и увековечивание родства восточных славян и православной церкви Киевской Руси.
Такая политика была встречена сдержанным одобрением со стороны Москвы, которая пошла на примирительные внешнеполитические жесты и уменьшила стоимость поставок российских энергоносителей, на которых Янукович и его окружение хорошо нажились.
Два полярно противоположных концептуальных взгляда на украинскую историю, описанные выше, иногда использовались друг против друга в руках правительства и оппозиции, но иногда неловко сосуществовали в рамках одной партии или даже в риторике одного политического деятеля. Подавляющее большинство украинцев предпочли не вдаваться в крайности того или другого концептуального подхода и придерживались компромиссной позиции, которая, с одной стороны, демонстрировала уважение к обоим из них, но с другой – препятствовала их реализации в государственной политике. К сожалению, укрепление этой позиции оказалось невозможным в условиях украинской политической игры по принципу «победитель получает все». Само существование такого подхода было поставлено под сомнение в результате «Евромайдана» и последовавшей войны на юго-восточной Украине.
В свете продолжающегося украинского конфликта обращение к исторической памяти в политике приобретает смысл. Риторика новых киевских властей и радикальных националистов, как и риторика России и поддерживаемых ей сепаратистов может быть воспринята украинцами, принадлежащими к любой из сторон конфликта, и переведена в реальную политику, которая, в зависимости от того, какая из этих сторон окажется сильнее, будет способствовать реализации интересов одних за счет подавления других.
Сторонники пророссийского взгляда на историю, и в целом русскоговорящие украинцы, опасаются, что риторика радикальных националистов вернет Украину в трагедию гражданской войны 1944–1954 годов и что они станут ее жертвой. В то же время, многие украинцы боятся, что любой компромисс с теми, кого они называют «пророссийскими террористами», приведет к тому, что украинская идентичность, включающая язык и права украиноговорящих, вновь будет подавляться – как это происходило во времена Российской империи и Советского Союза.
Эти глубоко засевшие опасения обостряются в связи с общей атмосферой хаоса и неопределенности, царящей сегодня на Украине. В самом Киеве ситуация после революции еще не стабилизировалась и находится под давлением со стороны активистов Майдана, которые месяцами проживают в палатках в центре города с момента отстранения от власти Януковича и не собираются уходить, заявляя, что они «должны держать под контролем новое руководство, чтобы те не расслаблялись». В свою очередь, украинское руководство фактически вовлечено во внутреннюю борьбу за власть: чиновники и политические деятели высшего уровня маневрируют с целью получить преимущество на парламентских выборах, намеченных на конец октября 2014 года, а некоторые крупные бизнесмены тем временем, пользуясь ситуацией, увеличивают свое политическое влияние с целью расширить свои бизнес-империи и ослабить конкурентов. Даже среди простых рабочих и мелких и средних предпринимателей, особенно на юго-востоке, нет никакой уверенности в том, что они сохранят свое с трудом заработанное имущество или положение в новой Украине в отсутствие защиты со стороны влиятельных представителей власти. Это означает, что опасения потерять политические права и свою собственность под влиянием впадающей в крайности риторики об идентичности и истории могут заставить все стороны конфликта придерживаться бескомпромиссных позиций.
Примирение в теории и практике
Внутренняя политика Украины и российско-украинские противоречия осложняются замкнутым кругом углубляющегося недоверия и неопределенности, что делает осуществление качественного диалога о политическом примирении невероятно сложным. Однако теория и исторический опыт позволяют надеяться, что примирение возможно в будущем. Для практического рассмотрения этого тезиса необходимо определить, какие проблемы не будут решены путем исторического примирения: оно не прекратит огонь в текущем конфликте, не принесет гармонию в сильно разобщенную внутреннюю украинскую политику и не разрешит основное геополитическое противоречие между Россией и Украиной. В лучшем случае, примирение станет развивающимся процессом, в рамках которого украинцы при участии России вместе изучат исторические корни взаимного недоверия и придут к соглашению постепенно, но последовательно продвигаться от конфронтации к сотрудничеству и дружбе.
Известная поговорка о том, что «время лечит», не применима в отношении постоянно вызревающих конфликтов, так как со временем лица, имеющие личный опыт и знание об оспариваемых событиях, свидетелями которых они являлись – исчезают.
Им на смену постепенно приходят новые поколения, для которых эти события в лучшем случае – пересказанные воспоминания, а в худшем – разбавленные мифами истории, рассказанные жертвами. Однако эти перенятые воспоминания не смягчают картину. Наоборот, они гораздо более эмоциональны, так как молодые поколения воспринимают их в черно-белых тонах, абстрактных понятиях и часто не пытаются понять всю сложность и неоднозначность произошедшего, в сравнение с теми, кто лично прожил этот исторический период. Для россиян и украинцев символы и коллективные воспоминания о Второй мировой войне уже вступили в стадию деструктивной абстрактности, и многие молодые активисты и с той и с другой стороны конфликта видят в нынешнем конфликте возможность доказать правильность своего видения той Великой войны, в которой воевали их дедушки и прадедушки, в которой страдали и которую не пережили.
В удачных примерах в прошлом стимул к перемирию появлялся на основе национальных интересов – то есть, когда политические лидеры осознавали необходимость разрешения конфликтов с соседями с целью предотвращения негативных экономических, политических и социальных последствий и получения некоторых преимуществ. Вторым важным стимулом к примирению был моральный императив, на который всегда делали акцент мужественные духовные лидеры или общественные объединения, убежденные, что примирение – это единственно правильный выход, хотя бы с точки зрения веры. Об этом свидетельствует пример польских епископов, которые в 1965 году обратились с письмом к своим германским коллегам, что стало началом процесса примирения между Польшей и Германией. Аналогичным образом американские и израильские еврейские религиозные лидеры, а также представители церкви в Германии и Восточной Европе пытались развивать диалог и примирение по вопросу о Холокосте. В любом случае решимость политических лидеров важна, особенно с точки зрения продолжения и сохранения процесса примирения вопреки неизбежной критике со всех сторон.
Решающий момент, когда политика, провоцирующая недоверие и конфликты, меняется на примирительный политический курс – может произойти неожиданно. Его может стимулировать трагедия, как, например, крушение в 2010 году под Смоленском в России польского самолета, в результате которого погибли десятки официальных правительственных лиц Польши, в том числе – польский президент Лех Качинский. В данном случае предпосылки к историческому примирению уже существовали, но трагедия послужила важнейшим сигналом для ранее равнодушной публики как России, так и Польши, которая не могла ни игнорировать, ни отрицать травмирующие для поляков последствия и символизм, связанный с массовым убийством в Катыни в 1940 году. Безусловно, решающие моменты являются заслугой решительного планирования и руководства: примерами служат знаменитое коленопреклонение Вилли Брандта на варшавском памятнике жертвам гетто, посещение другими германскими лидерами памятных мест в странах Центральной и Восточной Европы, турецко-армянская «футбольная дипломатия», взаимные визиты на высоком уровне президентов, представителей парламента, религиозных лидеров – а также другие события, имеющие историческое и символическое значение. Решающий момент может даже случиться в результате анонимных действий, таких как утечка государственных секретов или архивных записей.