Сожги в мою честь - Филипп Буэн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Последнее пристанище Бонелли находилось неподалеку.
К этому соседству Антония относилась спокойнее. На праздничных мероприятиях пожарных Бонелли бывал щедр. Подписывая чеки с несколькими нулями, заручался признательностью спасательных служб. Не без задней мысли: конкуренты спали и видели, как бы испепелить заведения Корсиканца.
Длинный похоронный кортеж подтягивался к могиле. Пока ни одной плиты на ней – Бонелли ляжет здесь первым. За ним последуют другие члены семейства. Иоланда, само собой, только много позже мужа. С сыном, вероятно, произойдет иначе – к гадалке не ходи. Гораздо более явно, чем скорбь, лицо Тино искажала ярость. Наследник мог ничего не говорить – его мысли о возмездии услышал бы и глухой. Но жажда мести – неважный советчик. Когда действуют, не подумав, ошибка не заставит себя ждать.
«Жак говорит: наследник дошел до кондиции. После упокоения разразится буря. И очень скоро. Тино бросит полки на убийцу отца. Вот только решит вопрос о виновнике: Рефик или Вайнштейн? Кого из двух оскопить? Проявим чуть милосердия, поможем сделать выбор».
Погребение не считается таинством: смерть – сволочная штука. Церемония может обойтись и без священника. К тому же в эпоху, когда время столь ценно, слуги божии с места не двинутся по такому ничтожному поводу. Вместо пастыря прощальные слова произнесут и дамы-прихожанки. Если только дорогой усопший не заслуживает молитв святого отца.
Бонелли входил в число избранных. Кюре сопровождал похоронную процессию – нечасто теперь такое увидишь. И – знак особого уважения – службу помогали вести два мальчика из хора. Белые стихари, епитрахиль и кадило. Действо с большой пышностью. Тино определенно не посчитался с расходами. У церкви будет новая черепица на кровле.
Как и ожидалось всеми, священник затянул панегирики усопшему. Примерный муж, хороший отец, достойный гражданин – все эти качества были присущи Бонелли. Послушать оратора, так Господь призвал к себе примерного агнца…
«Волка! Да и волки убивают только, чтобы утолить голод. Бросьте, святой отец, не знаю, сколько вы заработали за вашу чушь, но небесное начальство за нее по головке не погладит, уверена».
Но Антония подальше упрятала возмущение, как бы пылко оно ни кипело. Даже состроила такое же выражение лица, как у тех, кто полностью разделял мнение кюре.
Настало время дипломатии, тонких недосказанностей, молчания с лже-признанием в придачу, плетения сетей-ловушек для противника.
Чтобы поставить его на колени, комиссар шла вместе с траурной процессией.
А враг двигался во главе кортежа.
Могила окроплена святой водой, теперь каждый подходил обнять Иоланду и сына. Так присутствующие выказывали преданность, дружбу и участие. Чувства, приправленные многократно повторенными сожалениями: «Какая потеря для диаспоры, Матье был лучшим, гением, выдающимся человеком…».
Слушая хвалебные речи, Антония в глубине души метала громы и молнии.
«Кучка притворщиков, настоящая стая тли, я же знаю, что вы радуетесь его кончине! И надеетесь лишь, что сынок окажется слабаком – и удастся поглотить его империю. Если бы могли, разорвали наследника, не сходя с места. Нет Тино – и не надо платить дань, давать отчет. И личинки тли сожрали бы игорный бизнес, ночные заведения, рестораны и трафик контрабанды».
Соболезнованиям не было конца. Как умудренный тактик, комиссар подошла к родным последней. Когда настал ее черед, произошло то, чего Антония и ожидала: Иоланда «сломалась», губы ее задрожали, слеза блеснула на щеке.
– Благодарю тебя, хорошо, что пришла.
– Не хватало, чтобы я бросила тебя, мы же всегда поддерживали друг друга в тяжелые минуты.
Женщины обнялись под оторопелым взглядом Тино. Эти сердечные излияния плохо стыковались с его убеждениями: в их кругу полицейские считались персонами нон-грата.
– Что это значит – всегда поддерживали?
Иоланда высвободилась из объятий Антонии.
– Я никогда тебе не рассказывала, сынок, пора это исправить: наши отцы родом из одной деревни. Два калабрийца, отправившихся во Францию в поисках работы.
– Не может быть! И почему ты раньше об этом не говорила?
– Наши отношения ставили отца в неловкое положение.
Продолжения не потребовалось, Тино понял подоплеку.
– Ясно… Меня и раньше удивило, что вы общаетесь на «ты».
– И не со вчерашнего дня, – вмешалась в разговор Антония. – Мне было семь, когда родилась твоя мать. Я качала ее в колыбели, присматривала, меняла пеленки come una grande sorella, как старшая сестра.
– Пеленки?! Почему вы?
– Потому что моему отцу нашел работу твой дед. Благодаря ему мы и приехали в Эн. Наши семьи жили бок о бок, помогали одна другой.
– L’unione fa la forza [33].Ты не представляешь, как тесно мы были связаны. Потом Антония уехала, я встретила Матье, жизнь круто поменялась.
– Но когда одна из нас хоронила близкого человека, другая являлась по велению долга. Каковы бы ни были разногласия, мы всегда оказывали поддержку друг другу. L’amicizia e una cosa sacra, il mio piccolo [34].
Этими словами Антония и закончила разговор. Было бы неуместно дольше вспоминать прошлое. Стоя позади могилы, за всеми тремя настороженно наблюдал один человек. В его обязанности входила охрана семьи Бонелли. Беседа затянулась, и это его беспокоило. Он подошел, готовый вмешаться.
– Здравствуйте, комиссар, я должен радоваться вашему присутствию?
Тино знаком велел ему успокоиться.
– Все хорошо, Батист, мы просто беседуем… По-дружески.
Старику-корсиканцу уточнение не понравилось.
– По-дружески? В день нашего траура можно смириться и с такими чудесами.
Комиссар не стала ввязываться в ссору, идиотизм Батиста мог быть полезен.
– Кстати, мсье Чекальди, должна ли я напомнить одну встречу, которая «не состоялась»? В понедельник вечером, например?
– Не стоит, комиссар… Можно сказать, она изгладилась из памяти.
– Что ж, тем лучше.
Чтобы совсем умиротворить доверенное лицо, Иоланда добавила устало:
– Мадам Арсан присутствует здесь частным образом, мы ценим желание выразить сочувствие. Ради бога, Батист, на несколько минут забудем то, что нас разделяет.
Тино качнул головой, соглашаясь на перемирие. Раз Бонелли ручались за чужака, Батист убрал когти. Затем, расслабившись, задал ожидаемый Антонией вопрос:
– Как идет расследование, комиссар?
– Продвигаемся потихоньку.
– Я бы сказал – осторожно, судя по тому, что прочитал в газете.
Он ткнул в статью Гутвана, торчащую из кармана. Проявив интерес, Иоланда и Тино захотели ознакомиться. Плохо, в планы Антонии задержка не входила: остаться бы со старым идиотом наедине. Но как помешать чтению? Заметив, что толпа переминается на месте, комиссар отыскала предлог, чтобы устранить лишних свидетелей.
– Статья может подождать, вас ждут друзья. Присоединитесь к ним, а я поговорю с мсье Чекальди о ходе следствия, он вам доложит.
– Докладывают фараоны, комиссар. А у нас просто рассказывают то, что знают.
– Значит, расскажете – как принято в вашей среде. Однако поторопимся, у меня важная встреча.
Это было неправдой и одновременно тактической уловкой: чем быстрее пройдет беседа, тем меньше корсиканец усомнится в сказанном.
Речь Антонии звучала веско, и ее лжи поверили.
Иоланда и Тино подошли к близким.
Чтобы никто не услышал, Арсан повела Батиста к захоронениям священников – на особое кладбище кладбища Луайас, плоский открытый участок, усеянный серыми плитами без цветов.
– Слушаю вас, мсье Чекальди.
– Давайте ближе к делу, комиссар, что это за история с раввином?
– Установленный факт, ведем его розыск.
– Почему же Гутвану сказали обратное?
– Потому что подозреваемого в розыск подали позже. А журналист, наверное, встретился со своим осведомителем ни свет ни заря.
– Это случилось около часа-двух.
– Вернее, в пять-шесть. Если он честный человек, опубликует опровержение.
Старик поверил: ее голос звучал естественно.
– Гутван ведет огонь по Вайштейну, не скрываясь. По-вашему, это нормально?
– Нет ничего нормального в деле, где трупы плодятся один за другим.
– Да, многовато смертей… Но не думаю, что журналист поддевает его без оснований.
– Да, Гутван никогда не нападает безоружным. Подозреваю, собрал на Еврея досье.
– А что в нем, как думаете?
– Финансовые махинации, Вайнштейн в них увяз по маковку… – И, прежде чем собеседник ответил, Антония изобразила доверительную речь без подвоха. – Признаюсь, у меня для вас плохие новости, мсье Чекальди. Я не хотела говорить при Иоланде и Тино в такой день, как сегодня.
Батист сжал зубы, готовый встретить бедствие.
– Что еще стряслось?