Жена Дракона - Анна Бабина

Зачем она тогда поцеловала его там, на лестнице? Чтобы поглумиться? Или в тот момент ей был нужен кто-то, кому можно поплакаться? Горечь давила, закапывала в рутину – глубже, глубже, только бы не вспоминать уютную кухню с пятном кофе на обоях, усталые Катины глаза и запах волос, в которых навсегда запутался ветер с залива. Он чувствовал этот аромат даже на том безопасном расстоянии, на которое она подпускала его. Девочка в футляре: бесформенные брюки, кофты, куртки. Как будто саму себя боится… Он хотел подумать о ней со злостью, но получилось отчего-то с нежностью.

Сергей убрал документы в сейф, выключил свет и вышел на крыльцо. Палящий зной отступил, но не желал сдавать позиции: тепло запуталось в переулках и дворах, прилипло к фасадам и шевелилось невидимыми щупальцами над остывающим асфальтом.

По старой оперской привычке он окинул двор взглядом и замер. Она стояла у стены, и в сплетении теней казалась хрупкой и крошечной, как ребёнок. Он с трудом узнал Катю, одетую в яркое летнее платье, с завитыми волосами, в красных лаковых босоножках. Она шагнула навстречу и покачнулась – подвели каблуки, от которых давно отвыкла.

– 

В них неудобно бежать. Но ведь мне больше не придётся, правда?

Он кивнул, не зная, что сказать.

– 

Извини меня, я совсем не то имела в виду… Я не хотела смеяться… У меня, наверное, эта… хайрофобия – страх рассмеяться в неподходящее время… Он все время думал, что я над ним смеюсь… Зачем я опять его вспомнила? Что я вообще несу?

Катя замолчала, но продолжала смотреть на него в упор, как будто ждала чего-то.

39

Утро стояло жаркое. Даже табуретка, крытая серым пластиком, обжигала босые ступни. В распахнутое настежь окно не проникало ни грамма невской свежести, только тепло, гул и пыль.

Катя по привычке насыпала в турку две ложки с горкой, затем, подумав, добавила ещё две. Дракон в её голове молчал, хотя должен был орать, не затыкаясь. Она на секунду задумалась над тем, что бы ему стоило сказать.

– 

Ты ведёшь себя, как шлюха!

Наверное, даст пощечину! Но он с раздражением поправил воротник её жакетика.

– 

Наверное, у вас в деревне это и нормально, но здесь… что обо мне подумают!

– 

Он просто пригласил меня танцевать! – со слезами в голосе воскликнула Катя.

Она пыталась объяснить. Тогда она ещё пыталась объяснить.

– 

Нарядилась, как на панель, а потом…

На ней было бархатное платье с небольшим круглым вырезом и туфли на каблуках. Она всего лишь потанцевала с его коллегой. В разгар танца Дракон подошёл к ним и на глазах недоумевающего коллеги оттащил Катю за столик, устроил выволочку, как нерадивой школьнице, и отправил на такси домой, никому ничего не объясняя. Ее вина заключалась в том, что она улыбнулась какой-то невинной шутке, а потом бросила мимолетный взгляд на Дракона. Этого оказалось достаточно, чтобы он решил, что смеются над ним.

Катя тряхнула головой, отгоняя неприятное воспоминание. Осевшие за ночь кудри приятно хлестнули по щеке.

Что бы он сказал сейчас? Что она – шлюха? Но она больше не принадлежала ему, не считалась его собственностью, и сама могла решать, с кем ей быть. Не осталось никого, перед кем нужно оправдываться за то, что произошло ночью. А что, собственно, произошло?

Дракон всегда впадал в крайности: называл Катю то шлюхой, то «рыбиной замороженной»; устраивал безобразные сцены ревности к первому встречному, а после говорил, что она не способна пробудить страсть ни в одном мужчине.

Если она пыталась завести с ним разговор на тему интимной жизни, он грубо обрывал его, потому что «женщине вообще не следует рассуждать на такие темы», а иногда с издёвкой предлагал «лечиться, заниматься спортом и выбросить из головы всякую чушь». В том, что Катя не получала никакого удовольствия от их близости, была виновата, по его мнению, исключительно она сама с её «уральской» холодностью, вялостью и неповоротливостью, плохой фигурой и маленькой грудью. Иногда он нарочно делал ей больно, мог оскорбить, назвав грязным словом. Это не было игрой, способом возбудиться – его действительно всё раздражало, особенно собственные неудачи, которые случались регулярно. Однажды, когда от неудобной позы у Кати свело бедро, он обозвал её колодой и швырнул в лицо красивую ночную сорочку, которую она купила накануне…

Она переживала всё это в одиночку, и потому особенно остро. Близких подруг не осталось: девчонок, с которыми она общалась в Москве, отвадил Дракон, а писать школьной подруге из П. о таких вещах было как-то неловко. Она и произнести вслух вряд ли смогла бы, не то что написать. Поговорить с мамой Катя тоже не решалась: ей почему-то казалось, что мама не поймёт, осудит, посоветует заняться делом и не строить глупых иллюзий. В конце концов, за их плечами были поколения покорных женщин, которые терпели кое-что похуже, например, снохачество.

Начитавшись любовных романов о девушках с фиалковыми глазами и личиками в форме сердца, которые таяли в объятиях мускулистых красавцев, Катя воображала «всякие глупости» с радугами и звёздами. Первый брак нанёс ощутимый удар по иллюзиям: поначалу было больно и противно, потом только противно. Встретив Дракона, она отчего-то вообразила, что он – мужественный, опытный и понимающий – наконец подарит те наслаждения, о которых рассказывали романы в мягких обложках. Но получилось наоборот: он был нетерпелив, напорист и даже груб, к тому же, видимо, имел некоторые проблемы, в которых винил Катю. С каждым годом становилось только тяжелее, пока она окончательно не уверилась в том, что счастье плотской любви – не более, чем сказки, выдуманные мужчинами.

С Сергеем всё было по-другому. Она впервые почувствовала себя женщиной, которая может вызвать влечение, а не средством удовлетворения чьих-то потребностей. Они целовались в подворотнях, дворах и на лестнице, как школьники. Он прикасался осторожно, почти робко, а она сделалась такой смелой, какой не была никогда.

Стоя посреди комнаты в луче света уличного фонаря, Катя с непривычки запуталась в платье, но почти не смутилась – так Сергей смотрел на неё. Впервые она не устыдилась своей неидеальности и шагнула к нему через платье – картинно, как в кино, но получилось смешно и неловко. Он не рассмеялся, только продолжал смотреть, будто впервые видел обнажённую женщину.

От неё пахло туалетной водой из перехода, и она уже успела пожалеть, что надушилась. Запах оказался тяжёлый, мускусный, и абсолютно ей не шёл.

Сергей бережно взял её лицо в ладони. На краешке сознания шевельнулся драконий хвост: «Лицо, как полная луна… Такое же круглое». Лицо как лицо, никакая не луна, а если и луна, разве это плохо? Луна – это красиво!

Было так тихо, что Кате казалось: она слышит,