Слишком большое сходство - Виктор Пронин

– Да! – сказал он недовольно, поскольку ценил свои обиды и расставался с ними неохотно.

– Привет. Ты меня искал?

– Зайцев?! – счастливо воскликнул Ксенофонтов и мгновенно забыл о том, как горько ему живется. – Ну, старик, я уже начал беспокоиться! Может, думаю, тебя насквозь прострелили, может, думаю, в жизненно важных местах…

– Пока не продырявили, но до полного отощания довели.

– Все понял! Встречаемся через десять минут в вареничной!

– Не возражаю! – сказал Зайцев и бросил трубку.

Это Ксенофонтов увидел четко – следователь не положил, а именно бросил трубку, кому-то на ходу махнул рукой, посмотрел на часы и выскочил в дверь. Иначе он не поспел бы за десять минут в вареничную.

«А все-таки друзья остаются друзьями, несмотря на жестокие жизненные неурядицы, обиды и недоразумения, – успокоенно подумал Ксенофонтов. – И ни слава их не может разлучить, – он взглянул на свой очерк, – ни самые опасные преступления».

В вареничной стоял влажный и горячий запах распаренного творога, картофельного пюре, вареного теста. Озабоченные посетители шарили глазами в поисках свободного места за алюминиевыми столиками с голубым пластмассовым верхом, бегали в моечную за вилками и ложками, ополаскивали стаканы у рукомойника. Распаренные, как вареники, женщины недовольно покрикивали на них из кухни, поддавали ногами какие-то тряпки, а оробевшие посетители отворачивались, стараясь не видеть ни самих женщин, ни масляного пола, ни сумрачных внутренностей вареничной.

Ксенофонтову до прихода Зайцева не без труда удалось взять две порции вареников, четыре компота и занять места у наглухо заколоченного и задернутого сероватыми гардинами окна. Маленький худощавый Зайцев быстро протискивался между столиками, сел перед Ксенофонтовым, шумно вздохнул.

– Кажется, впервые за трое суток поем горячего!

– Это хорошо, – кивнул Ксенофонтов. – Горячее полезно для здоровья.

– Полезно! – хмыкнул Зайцев. – Тут бы выжить.

– Теперь выживешь. Только это… Жевать надо старательно. Не заглатывай пищу, как кондор. Ты вот не читаешь нашу газету, а напрасно.

Недавно мы напечатали заметку о том, что кондоров осталось на земле совсем немного. Вымирают. Полагаю, это оттого, что пищу заглатывают, не прожевывая.

– Обязательно учту, – проговорил Зайцев с набитым ртом. – А газету твою я иногда просматриваю. Сегодня вот про хорошего человека Апыхтина прочитал…

– Да? И как?

– Очень трогательно. Не скажу, чтобы прослезился, но прочел с большим интересом. Этот твой машинист…

– Таксист, – отрешенно поправил Ксенофонтов.

– Ах да! Извини. Я со своими хлопотами… Но о них не будем!

– Тайна?

– Служебная! – Зайцев значительно поднял вверх указательный палец. – Но ничего нового, поверь. Старо как мир. Кровавая история. Но это не для разговора за варениками.

– Преступника задержали?

– Даже двух, – сокрушенно ответил Зайцев. – Убивал один, а задержаны двое.

– С перевыполнением идешь, – одобрил Ксенофонтов. – На двести процентов. В ударники выбьешься, женишься, на свадьбу пригласишь, я надену свой новый костюм, познакомлюсь с подругой твоей жены… Растешь, старик. Это хорошо.

Ничего хорошего. Знаешь, что сказал Петр Первый? Лучше десять виновных освободить, нежели одного невиновного к смерти приговорить.

– Значит, один из задержанных невиновен? – ужаснулся Ксенофонтов.

– Совершенно верно.

– Это ты зря. Невиновного нужно отпустить. Слышишь? А то могут быть неприятности.

– Эх, Ксенофонтов! Всего два дня я потратил на то, чтобы раскрыть преступление, провести экспертизы, очные ставки, собрать доказательства и наконец выйти на двоих. Убил один из них, это я выяснил, да они и сами не отрицают. И все за два дня. Но вот уже три дня я пытаюсь узнать – кто же из них убийца? Кто из этих двоих?

– А знаешь, – Ксенофонтов вымакал последним вареником остатки сметаны и отправил его в рот, – где-то я читал, что преступника можно установить по внешнему виду. Да, да, не удивляйся. Слушай внимательно… Значит, так, прежде всего у них свирепый взгляд. Кроме того, низкий лоб, длинные, почти до коленей руки. И чтобы не забыть – волосатость. Старик, у них потрясающая волосатость. И на груди, и… и в других местах тоже. Точно. Опять же выражаются они того… Сам понимаешь, не очень культурно. Словарный запас у них своеобразный, страдает словарный запас… И если оба кандидата в преступники перед тобой, чего проще – выбирай!

– Спасибо, – Зайцев пожал руку Ксенофонтову. – Спасибо, дорогой друг. Теперь я знаю, что мне делать. Считай, что ты оказал правосудию большую услугу. Привет Апыхтину. Пока.

Как?! И ты не хочешь, чтобы я тебя проводил? Я могу еще кое-что вспомнить о внешности преступников, злодеев… Например, тяжелая нижняя челюсть, надбровные дуги, как у питекантропов, узко поставленные глаза…

– Пока, Ксенофонтов! Машина ждет.

– Ты такой занятой, что я робею, не знаю, какое слово произнесть…

– Ксенофонтов! За последние пять дней мне пришлось допросить человек пятьдесят, не меньше. И не просто потолковать с ними о приятных вещах, а вывернуть их наизнанку, до сути добраться… А ты одного своего Апыхтина недели две пытал, не меньше, по городу с ним катался, впечатлений набирался.

– Виноват.

– Вот то-то! Вечером дома? Жди. Буду.

– Слушаюсь! – Ксенофонтов вскочил, вытянулся во весь свой немалый рост и в усердии прижал ладони к бедрам.

Вечер был тих и зноен, женские каблучки тонули в мягком асфальте, у автоматов с газированной водой стояли понурые очереди, а Зайцев, придя к своему приятелю, ждал, пока стечет теплая вода, и только потом, наклонившись к струе, напился.

– Значит, так, – Зайцев откинулся в кресле, которое до деревянного каркаса изодрал кот Ксенофонтова. – Значит, так… Представь себе… Трое решают провести приятный вечерок. Двое мужчин и одна женщина. Собираются на квартире у женщины.

– Возраст? – уточнил Ксенофонтов.

– Вполне дееспособный возраст, все в районе тридцати пяти.

– Кто они?

– Шофер, слесарь ЖЭКа, а она – продавец универмага.

– Отдел? – проницательно спросил Ксенофонтов.

– Хороший вопрос, – одобрил Зайцев. – Обувной отдел. Установлено, что между ними существовали деловые и, как говорится, взаимовыгодные отношения. Она имела возможность брать кое-какие товары в количестве, превышающем ее потребности, скажем так. Слесарь, хорошо зная жильцов своего дома, эти товары сбывал. Шофер тоже не оставался без дела. Кстати, он и обслуживал этот универмаг.

– Итак, они собрались у нее дома, – Ксенофонтов, кажется, в первый раз проявил нетерпение.

– Да. И судя по всему, ребята крепко выпили. Очевидно, был повод, были деньги. Затем возникла ссора.

– Всеобщая?

– Ксенофонтов, я тебя не узнаю, – возмутился Зайцев. – Ты ведешь себя, как девочка на танцах, – прямо весь горишь нетерпением, прерываешь плавное течение моей мысли. А мысль, между прочим…

– Больше не буду.

Понимаешь, никак не выберусь из этой истории, – виновато улыбнулся Зайцев. – Вот сижу здесь, с тобой беседую, а в ушах до сих пор их голоса звучат, крики, вопросы, которые им задал, задать которые не сообразил… Такое ощущение, будто все они, включая убитую женщину, галдят сейчас в этой твоей комнате, и разобраться в их обвинениях, оправдываниях… Сложно, Ксенофонтов. Тебе этого не понять.

– Может, я все-таки попытаюсь?

– Хорошо, продолжу. Итак, поссорились. Один из мужчин и женщина. Возможно, ревность. Женщина, Козулина ее фамилия, была довольно ничего… И одеться умела, и себя подать.

– Да, а второй дамы для полного комплекта там не было?

– Нет, стол был накрыт на троих – всякие там вилочки, ложечки, ножички… Не исключено, что ссора возникла из-за деловых расчетов. Опять же прилично выпили в тот вечер. И вот в какой-то момент один из мужчин хватает с подоконника кухонный нож.

– А пили на кухне?

– Да, нынче можно на кухне праздновать, встречаться, объясняться… В результате и общение получается какое-то кухонное, и воспитание, и вообще жизнь складывается кухонная, не замечал?

Под бульканье варева, скрежет сковородки, шум воды из крана, жизнь, пропитанная запахом жареной картошки и оттаивающей рыбы…

– Оглянись! – вскричал Ксенофонтов, разведя руки в стороны так, что почти уперся ладонями в противоположные стены. – Ты сидишь в моей лучшей, самой любимой комнате!

– Ты мог бы добавить – и единственной.

Продолжим. Один из мужчин хватает нож и в пылу ссоры наносит удар. Рана оказалась серьезней, чем ему бы хотелось… Оба растерялись, поволокли свою подружку на диван, стали тампоны прикладывать, перемазались сами, все в доме перемазали… когда увидели, что женщина умерла, разбежались по домам. Время было позднее, им удалось уйти незамеченными. Дверь захлопнули и удрали.