А еще был случай… Записки репортера - Илья Борисович Гейман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Долго ломал голову. В нее лезли только графики и детали парохода, которые не привезли поставщики.
И надо же! Именно в этот момент перед моими глазами встал огромный пустой трюм корабля. И на дне его колыхалась молодая трава.
Я с отчаяния взял и написал:
“Если бы поблизости находилась молочная ферма, сюда можно было бы пригонять коров на выпас. Корма есть.”
Принес свой первый материал редактору. С абсолютной уверенностью, что сегодня меня из редакции выпрут. Зашел в кабинет, положил свой опус на стол и – бочком за дверь, с глаз долой.
– Нат, Илья, так дело не пойдет, – сказал мне вслед редактор. – Ты автор. Сиди и красней.
Сам принялся читать. Взял ручку, зачеркнул мой сопливый заголовок и написал:
“В трюме уже выросла трава, а конца ремонта не видно.”
– Молодец! Справился. Теперь ты корреспондент нашей газеты.
С этого момента я стал профессиональным журналистом.
Меня поражало, каким чутьем руководствовались мои начальники, когда решали кадровые вопросы. Нас, сразу троих неоперившихся журналистов, приняли в только что открывшуюся газету без долгих разговоров. Все мы были практически с одинаковым образованием и без опыта.
Понятно, что начальство брало нас на работу, как кота в мешке. И вот что из этого получилось.
Я оттрубил в журналистике полвека. И вроде бы не напрасно. Одного из нашей троицы забрала себе “Правда”. Он работал собственным корреспондентом в нашей республике. Еще один спустя время ушел на всесоюзное радио – вещание на заграницу. Стал известным журналистом.
Думаю, и до сих пор где-то по морям и океанам плавает судно, названное его именем.
К несчастью, во время военных действий он поехал в командировку в Афганистан. Отравился чем-то там. Вылечить его не смогли. Умер молодым человеком.
Я задаюсь вопросом: как нужно знать человеческую природу, чтобы из многих претендентов так точно отобрать людей, пригодных для журналистики.
Пардон, на работу в редакцию приняли еще одного человека – фотокорреспондента. Тут и гадать не следовало о его пригодности – он был глубоко предан своему фотографическому ремеслу.
По нашим тогдашним молодежным меркам это был старик. Наверное, с возрастом у него отрос огромный нос с набалдашником. Тот набалдашник был все время сырой и поэтому привлекал внимание. А нас провоцировал на подначки.
Однажды пришла к нему незнакомая женщина, старушка.
– Я знаю, что вы фотограф. У меня к вам просьба.
– Слушаю вас.
– У нас случилось горе. Сестра моя преставилась. Хочется похоронить ее по-людски. Не можете ли вы, за деньги, конечно, сфотографировать ее? Чтоб память осталась.
– Как сфотографировать?
– Да у нас дома. Тело-то нам до похорон домой отдали.
– Я бы рад вам помочь. Но таких снимков не делаю. Я работаю в газете, фотокорреспондент. Снимаю события, живых людей в движении. А тут мертвое тело. Нет, не могу.
– Так я заплачу хорошо, не пожалею. А фотография на память любых денег стоит.
Как и все мы, он жил небогато. А на халтуре подработать считалось у нашей братии святым делом. Он согласился.
Старушка обитала в небольшом домике. Провела гостя в горницу.
– Подождите здесь немного. Я там приберусь.
Через несколько минут вернулась, позвала с собой.
В комнате на скамье стоял гроб. В нем старушка. Неживая.
Мой коллега сориентировался. Ему надо было создать точку, с которой гроб мог полностью поместиться в кадре. Поставил на стол стул, скамейки, чтобы можно было вскарабкаться. Наконец, из-под самого потолка определил, что кадр будет нормальным.
И принялся за дело. Начал щелкать затвором, менять выдержки, диафрагму – работал, как всегда, на совесть. И вдруг видит в видеоискателе: покойница открыла глаза, обвела вокруг взглядом и капризно спросила:
– Ну, скоро вы? Я уже совсем сомлела…
Сомлел и наш фоторепортер. Он с перепугу выронил фотоаппарат, а затем и сам свалился из-под потолка на пол.
Потом выяснилось, что старушки-двойняшки решили под конец жизни посмотреть, как они будут выглядеть на смертном одре. Купили гроб, продумали сценарий и взялись за дело.
Остатки своих денег они выплатили в виде компенсации нашему каскадеру.
…Сломанную ногу моему коллеге подправили. Но он все-таки немного хромал. Однако, это не мешало ему забираться в трюмы кораблей и карабкаться на борт по штормтрапу.
* * *
Счастье – что подвижны ум и тело,
Что спешит удача за невзгодой,
Счастье – осознание предела,
Данное нам веком и природой.
Игорь Губерман.
Теперь уже пришло время рассказать о газете, корреспондентом которой я был зачислен. Она принадлежала морскому пароходству – крупной судоходной организации. Оно владело десятками пароходов и теплоходов, танкеров и сухогрузов, банановозов. Его флот плавал на всех широтах и меридианах планеты. В собственности пароходства были также три морских порта и крупный судоремонтный завод, склады, разветвленная сфера обслуживания.
Обо всем этом должна была сообщать газета моряков из номера в номер.
Сначала в редакции все делали что под руку подвернется – не было деления по роду деятельности. Сегодня я мог заниматься портом, завтра бежать на зашедший в нашу гавань пароход или на судоремонтный завод.
Делить было нечего – на троих нам выделили один стол. За ним мы по очереди что-то писали.
Как-то мне позвонил приятель:
– Я слышал, ты в редакции работаешь. У меня есть талантливый паренек. Ему 16 лет, знает английский – его мамаша учительница английского языка. Мечтает стать журналистом. Не мог бы ты его приютить?
– Понимаешь, газета у нас небольшая. Вряд ли шеф возьмет в штат еще одного человека, да к тому же не журналиста.
– Нет, о штате речь не идет. Просто надо дать ему понюхать журналистского пороха, поднатаскать парня.
– Пусть придет. Хочу его увидеть.
Паренек ничем не отличался от таких же, как он, пацанов. Не раскормлен. Боек на язык.
– Что умеешь делать?
– Для газеты ничего.
– Зачем же пришел?
– Хочу быть корреспондентом.
– Для чего?
– Хорошая профессия. Позволяет больше, чем обычно, видеть, много знать, думать.
– Это правда, что владеешь английским?
– Да.
– Хорошо?
– Разговариваю свободно. Читаю.
– Ну, вот и ладно. У меня есть для тебя особое задание. Ты знаешь, кто такой Херлуф Бидструп?
– Знаю.
– ?
– Художник в Дании. Рисует смешные картинки. У меня есть две его книжки.
– Совсем хорошо. Он очень популярный художник. Сейчас отдыхает в Юрмале. Никому не дает интервью. Его заблокировали на даче корреспонденты центральных газет. Но Бидструп прячется, не отвечает ни на один вопрос.
Я
