Дураки умирают первыми - Вадим Панов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Красивое кольцо, — заметил бывший.
— Твоё, — лениво напомнила Света. — Обручальное.
— Я про другое.
— Про какое? — Она поднесла к лицу руку и удивлённо уставилась на мизинец, который мягко охватывала серебряная змейка.
— Кто подарил?
— Ты его не знаешь.
— Судя по мастерству исполнения — школьник. Хорошо, если класса одиннадцатого… — Бывшему показалось, что он удачно пошутил. — Совращаешь малолетних?
— Дурак.
Змейка вернулась, хоть и была продана. Хотя… А ходила ли она в скупку? Продавала ли кольцо грубоватому старику по цене лома? Было ли это? После всех событий последних дней Света уже ни в чём не была уверена.
А змейке скорее обрадовалась.
Почему-то.
Вновь упала на спину и принялась бездумно наматывать на палец локон.
— Ревнуешь?
— К школьнику?
— Ты не знаешь точно.
— Захочу — узнаю.
— И что сделаешь?
— Голову ему оторву.
— Да, конечно…
Но ей было приятно: ревнующий мужчина рядом. Пусть ненадолго. Пусть бывший. Главное — ревнующий.
Приятно.
— У меня такое чувство… — произнёс Виктор.
Не договорил, приподнялся на локте, потянулся куда-то… Света подумала: «Если скажет, что у него такое чувство, будто этих четырёх лет не было, или предложит начать всё сначала — врежу… Несильно… Подушкой…»
— …что мы уже немного опоздали за Кириллом, — закончил Виктор, дотянувшись до будильника и повернув его к себе.
Света взглянула на циферблат и пулей выскочила из постели.
— Отвернись!
Бывший изумлённо поднял брови:
— Где логика, Светик? Мы только что…
— Отвернись, я сказала!!
Он пожал плечами и отвернулся.
— А теперь марш в ванную, одевайся, — скомандовала Света уже из-за дверцы шкафа. — Выходим через пять… нет, через десять минут.
— Побриться так и не успел, — вздохнул Виктор, медленно проводя пальцами по щетине. — Впрочем, так сейчас модно.
— Будешь как все.
Он хмыкнул, но промолчал.
На улице она резко сказала:
— Мне в ту сторону.
— Я провожу.
Света почувствовала нарастающую злость:
— Кажется, мы договорились?
— Уговор в силе. До ограды садика — и ухожу.
Спорить было некогда. Она собиралась прийти в садик в шесть, максимум в половине седьмого, и… и опять заявится почти к закрытию. Света повернулась и быстро пошла. Виктор догнал, пристроился рядом.
Она шагала молча, говорить ни о чём не хотелось. Свете казалось, что, если ни словом, ни мыслью не вспоминать только что произошедшее, оно станет нереальным, невзаправдашним, как сон с монстром-Пончиком. Виктор, словно чувствуя её настроение, тоже не пытался завязать разговор.
Путь отнял минут десять, не более. У металлической ограды садика Света произнесла:
— Пришли. Мне прямо, тебе — в любую другую сторону.
И добавила не без издёвки:
— Приятно было повидаться.
— Мне тоже, — ответил Виктор, издёвку словно и не почувствовавший.
Для экономии времени она не стала идти в обход, к воротам и главному входу. Прошла на территорию сквозь узенькую боковую калитку и сразу оказалась у дверей группы «Светлячок». На низеньком крылечке обернулась, но фигуры в камуфляжной куртке у ограды не увидела.
Ушёл…
На лестницу, ведущую на второй этаж, Света попала свободно, но наверху дверь детской раздевалки оказалась запертой, пришлось стучать.
Воспитательница Леночка — молоденькая, второй год после педучилища, — уставилась на неё, как на восставшего из могилы мертвеца. На приветствие не ответила, побледнела, широко раскрыла глаза, пыталась что-то произнести, но изо рта вырывались отдельные невнятные звуки.
— Что случилось? Где Кирюша? — спросила Света, заглядывая за плечо воспитательницы — обычно в этот момент сын, услышав её голос, уже бежал к дверям с криками: «Мама, мама!»
Леночка в ответ повела себя более чем странно: развернулась и опрометью бросилась назад, через раздевалку, обратно в игровую. Света поспешила за ней.
В игровой всё оказалось тихо и спокойно, трое припозднившихся детишек за столиком играли в какую-то игру с фишками и кубиком.
Кирюши среди них не было.
Леночка на подопечных не обратила ни малейшего внимания. Подскочила к окну, отодвинула занавеску, всматривалась, почти прижавшись лицом к стеклу.
— Где Кирюша?! — Света почти кричала, дети прервали свой турнир и смотрели на неё с опасливым удивлением.
— Вон… она… вы… он… а вы… — У Леночки прорезался-таки дар речи, но мысль выразить связно она никак не могла, не получалось, и наконец просто показала рукой куда-то на улицу.
Света приникла к стеклу.
От главного входа садика тянулась к воротам подъездная дорога, обсаженная молодыми липами, можно сказать, аллея. Не длинная, едва полсотни ярдов.
По аллее шли к воротам двое, и уже преодолели половину пути. Женщина и мальчик, держащийся за её руку.
Мальчика она узнала сразу: Кирюша! А женщина… Света в оцепенении смотрела на знакомый плащ, на знакомую сумочку, висящую на плече, — точно такая же, но с перерезанным ремешком, лежала сейчас в РОВД вместе с прочими вещдоками, — на туфли…
Оцепенение длилось доли секунды. А в следующие несколько мгновений Света выдала настолько рекордный забег, что имела все шансы оказаться в Книге рекордов Гиннесса. Вылетела на улицу, когда женщина, уводившая Кирюшу, проходила через ворота, вернее, через решётчатую дверь, в ворота врезанную, хотела крикнуть, но передумала и помчалась за сыном молча и стремительно.
«Успею! Успею!»
Что именно она сделает с похитительницей, догнав, Света не думала, не имела времени задуматься, но знала, что сделает. Голыми руками. Очень-очень больно сделает.
Но не получилось.
Потому что не догнала.
Снаружи, вдоль ограды садика, стоял ряд припаркованных машин, задняя дверь ближайшей к воротам распахнулась, женщина легонько подтолкнула туда Кирюшу и стремительно нырнула следом.
«Почему он не кричит? Почему не сопротивляется?» — мелькнула мысль у Светы, она попыталась закричать сама, но прозвучал лишь сдавленный хрип, горло перехватило от стремительного бега.
Едва мальчик с женщиной оказались в салоне, машина резко тронулась с места. Марку и модель Света не смогла разобрать, мешал растущий у ограды кустарник — низенький, подстриженный по линеечке, поняла только, что машина большая, чёрная… и всё.
Она выскочила из ворот, увидела исчезающие за поворотом красные габаритные огни и замерла. Встала, окаменевшая, как статуя. Не могла поверить произошедшему и принять его… Это не с ней. Это не с ними, не с ней и Кирюшей… Кирюша там, наверху, в группе, он просто отлучился в туалет, а у неё случились глюки и немного поехала крыша: почему бы и не носить другому мальчику такую же курточку и такую же шапочку, ведь мамаша его, судя по сумочке и плащу, отоваривается в тех же магазинах, что и Света.
Наверное, включился некий защитный механизм, основанный на инстинкте самосохранения. Мозг торопливо выстраивал утешительную версию, не желая, чтобы его хозяйка рухнула и забилась в истерике, ударяясь головой о холодный асфальт.
Кто-то потряс её за рукав, она не обернулась. Потряс настойчивее — с тем же результатом. Потом перед ней оказался Виктор, и она не удивилась. Он что-то говорил, Света не слышала и не понимала. Он куда-то её повёл, она механически переставляла ноги: да, надо идти, Кирюша заждался, она заберёт его, и они пойдут домой…
Вместо садика они оказались на лавочке, Виктор копался в рюкзаке. Света ничего не замечала, она всё глубже погружалась в спасительную иллюзию: мысленно они уже шли с сыном к дому и болтали обо всём на свете. Кирюша рассказывал о том, как прошёл день, и…
Ранним утром Света отвлечённо размышляла о собственном сумасшествии, а сейчас оказалась в полушаге от него. Даже в четверти шажочка.
На короткое болезненное ощущение в левой руке она не обратила внимания. Боль и Света существовали в разных реальностях, в разных вселенных.
Виктор кинул в урну использованный шприц-тюбик и попал с трёх ярдов. Повернул Свету к себе — словно куклу или манекен — и, вглядываясь в её зрачки, стал дожидаться результата.
— Наркоманы проклятые… всякий стыд потеряли… — прошипела семенящая мимо старушка.
Ей не понять, что иногда наркотики приносят пользу.
Сколько прошло времени, пока она оклемалась, Света не представляла. Наверное, всё-таки минуты… Затягивавший её бред — счастливое возвращение с Кирюшей домой — не исчез бесследно, но воспринимался теперь примерно как воспоминание о сновидении. Голова работала удивительно чётко и ясно, в теле ощущалась необыкновенная лёгкость.
Схожие ощущения Света испытала однажды, когда Наташка притащила откуда-то пузырёк чистого кофеина: они вместе готовились к экзамену по культурологии — предмет был тугой, препод дотошный, с характером, а большая часть подготовки, как положено, пришлась на последнюю ночь. Пили растворимый кофе, каждый час, капая в чашечки из Наташкиного пузырька, и сдобренный кофеином напиток творил чудеса: спать не хотелось абсолютно, материал запоминался легко, после первого прочтения запутанное изложение казалось лёгким и понятным… Наташка посмеивалась, говорила, что именно таким и должен быть настоящий кофе, а продаётся, что в зернах, что в растворимых гранулах, весьма обеднённый вариант: изрядную часть кофеина выпаривают для медицинских надобностей.