Дураки умирают первыми - Вадим Панов

Крышка открылась сама, без участия Торнадо, так, по крайней мере, ему показалось. А лезвие при этом ярко блеснуло, просто засияло, хотя день выдался облачный и блестеть ему вроде как было не с чего.

Байкер без пистолета произнёс что-то: возможно, удовлетворённо констатировал, что всё в порядке и можно выписывать клиенту свинцовую таблетку для прочищения мозгов, — Торнадо его не слышал. Заворожённый сиянием, он коснулся рукояти меча.

И всё повторилось: миллионы голосов заговорили, каждый на свой лад, всё окружающее — берёзы, бетонка, мотоцикл и его отмороженные седоки — всё стало зыбким, нереальным, мерцающим. Всё поплыло. Байкер продолжал говорить, но теперь Торнадо не смог бы понять его при всём желании: слова растягивались, рокочущие звуки тянулись неимоверно долго, словно из плеера, воспроизводящего запись с самой малой скоростью.

И даже выстрела Торнадо не заметил.

Дуло пистолета окуталось сгустком пламени. Вспышка висела в воздухе, никак не желая исчезать, словно пистолет был бутафорским и вместо выстрела из ствола выскочил бумажный цветок, гвоздика огненного цвета.

Ха-ха-ха, в этом месте все смеются…

Потом сквозь пламя медленно, неохотно протиснулась пуля и столь же нестерпимо медленно полетела в Торнадо. Он видел её неторопливое вращение, мог разглядеть на боках оставленные нарезами ствола полоски.

«В меня выстрелили, я сейчас умру», — подумал по инерции Торнадо. И тотчас же сам чуть не расхохотался от нелепости и дикости этой мысли.

Он двумя руками ухватился за рукоять, невзначай положив указательный палец правой на красный камень, и взмахнул мечом, как взмахивает ракеткой теннисист, отбивающий подачу соперника. Славик Чернецов, случись ему оказаться рядом, наверняка бы высмеял такой неуклюжий замах, но ведь сработало! Клинок плашмя ударил пулю, и она полетела куда-то вбок — деформированная, кувыркающаяся.

Если уравнения физики, описывающие кинетическую энергию движущихся тел, хоть чего-то стоили, руки Торнадо должны были почувствовать нехилый удар, но они ничего не почувствовали, будто он отбил невесомый пенопластовый шарик.

Торнадо попранием физических законов ничуть не озаботился, его крайне заинтересовало другое — то, что случилось со стрелком.

Лицо байкера застыло злой и напряжённой маской, левый глаз по-прежнему был плотно зажмурен. Но после взмаха клинка произошли кое-какие изменения: непонятная тонкая линия протянулась наискось через голову и лицо — через бандану, лоб, глаз, скулу… Торнадо ошалело смотрел, как линия ширится, как часть головы и лица начинает медленно скользить вдоль неё, как медленно обнажается срез — удивительно ровный, удивительно чистый, ни капельки крови… Ни дать ни взять анатомическое пособие «череп в разрезе».

Меч никак не мог зацепить байкера, слишком велико расстояние… Значит… значит, клинок значительно длиннее, чем можно увидеть глазами.

Для проверки он взмахнул мечом ещё раз, рассекая воздух рядом с собой, а заодно замершего рядом с погибшим приятелем второго байкера. Точнее, сначала Торнадо не понял, что сделал, успел испугаться — вдруг второй красноголовый полезет в драку, но секунды через три на бетонку начала падать верхняя часть крепыша, и Торнадо успокоился. И пожалел берёзу, которую невидимый клинок располосовал вместе с байкером.

А в следующий миг на него обрушился акустический удар: громовой раскат продолжался и продолжался, никак не желая смолкать, и Торнадо сообразил, что наконец-то донёсся звук выстрела. Но даже боль не помешала Торнадо осознать открывающиеся перспективы.

На хрен Славика Чернецова!

Он и сам разберётся, владельцем ЧЕГО стал. Опытным путем, эмпирическим…

А вот КЕМ он стал, Торнадо уже понял.

— Я первый! Я главный! — орал он, задрав голову к небу. — Я номер один!! Я властелин мира!!

Глава 10

К ЧЕМУ ПРИВОДИТ РАЗДВОЕНИЕ ЛИЧНОСТИ

— Можно я приму у тебя душ? — неожиданно спросил Виктор.

Комната Кирюши и игрушки уже были изучены, просмотр фотоальбомов подходил к концу, и прозвучал вопрос, который только на первый взгляд казался невинным.

— Ну-ну, — скептически произнесла Света. — Типа, дайте водички попить, а то так есть хочется, что даже ночевать негде?

— Наглая просьба, сам понимаю. — Виктор вздохнул и развёл руками: — Но замотался три последних дня: ни побриться, ни помыться, ни поспать толком…

Выглядел он и в самом деле не блестяще: глаза запавшие, с тёмными кругами, на лице щетина, от одежды попахивает потом. Почему бы не помочь? Хоть бывший, но не чужой ведь. Не совсем чужой.

— Мойся и выметайся, — решила Света. — Бритву не дам.

— Всё своё ношу с собой. — Виктор хлопнул ладонью по рюкзаку. — И бритва есть, и смена бельишка.

— У тебя на всё про всё сорок пять минут, — сказала она, взглянув на часы. — Потом я иду за Кирюшей, а тебе в другую сторону.

— Управлюсь и за пятнадцать. Я ж спецназовец, ты забыла? Героический и мёртвый… Где хоть похоронен-то?

— Сейчас передумаю насчёт душа.

— Понял. Исчезаю…

Он подхватил рюкзачок и скрылся за дверью ванной, а Света призадумалась: интересно, насколько правдива её легенда о герое-спецназовце?

Той версии, которую Виктор изложил при знакомстве — что является сотрудником серьёзной экспедиторской фирмы и занимается вооружённым сопровождением особо ценных грузов по всей стране, — она перестала верить не то на седьмом, не то на восьмом месяце брака, когда муж вернулся из очередной отлучки прихрамывая, с не до конца зажившей пулевой раной мягких тканей бедра. Причём это был уже второй случай, а в первый раз Виктор привёз из командировки резаную рану предплечья. С экспедиторами, конечно, всякое случается, но не столь же регулярно. Она пыталась поговорить начистоту, объясниться, но ничего толком не узнала. Он признался, что сопровождает грузы не по всей стране, а в определённые точки, именуемые в СМИ «горячими», но и только. Риск есть, но за него и платят, причём прилично. А сверх того, дескать, рассказать сейчас ничего не может: столько подписок дал, что как-нибудь потом, лет через двадцать, под настроение.

Она настаивала, даже попыталась устроить скандал (правда, скандалы у неё всегда получались плохо), кричала, что ребёнку нужен живой и здоровый отец, а деньги можно заработать и в другом месте. Просила бросить рисковое дело. Даже умоляла. Он соглашался и обещал при первой возможности покинуть службу, но постоянно находились веские причины ненадолго отложить уход. Потом, похоже, Виктор всё-таки оставил рискованную работу…

Но раньше закончилась их семья.

За дверью ванной зашелестели струйки душа, и мысли Светы приняли другое направление. Она представила, нет, вспомнила обнажённого бывшего, капельки воды, скатывающиеся по гладкой коже, мускулистую грудь, к которой… Она не хотела об этом думать! И всё равно думала. Представляла, как он…

«Нет, нет и нет!»

…прижимает её к себе… крепко…

«Всё закончилось и прошло навсегда!»

Извечный философский вопрос — что первично, материя или сознание, — в очередной бесчисленный раз решался сейчас в двухкомнатной квартире многоэтажного дома, расположенного на проспекте Славы. Сознанию пока удавалось отбиваться от материальных запросов тела, но гормоны усиливали и усиливали натиск.

Света вдруг вспомнила, что в ванной, кажется, нет банного полотенца. Ну да, точно, забрала в стирку, а новое не повесила… Кажется…

Прошла к шкафу, достала сложенное полотенце, затем подумала, что надо бы и самой быстренько принять душ после Виктора, а то нехорошо получается: болталась по моргу, а теперь собралась за сыном… Времени остаётся маловато, но ничего, сегодня в садике корпоративов не намечается, двадцать-тридцать минут погоду не сделают.

Думала она на ходу, торопливо разоблачаясь и натягивая короткий купальный халатик.

— Кого ты обманываешь? — спросила Света у зеркала, вделанного в дверцу шкафа. — Зачем ты обманываешь?

Отражение ответило виноватой улыбкой.

Подойдя к ванной с полотенцем в руках, она коснулась ручки двери и замерла, не решаясь на неё нажать. Ручка изнутри блокировалась защёлкой, и если сейчас не двинется вниз, то она, Света, будет чувствовать себя полной дурой.

Хотелось уйти. Стало противно при мысли, что бывший вот так легко и спокойно…

Ручка легко повернулась.

Дверь открылась, Света шагнула внутрь, и сознание полностью и безоговорочно капитулировало.

Материя всё-таки первична.

Она лежала на кровати и испытывала троякие чувства. Во-первых, презирала себя за слабость. Во-вторых, злилась на Виктора, который её слабостью воспользовался. А в-третьих, ей было безумно хорошо.

— Красивое кольцо, — заметил бывший.

— Твоё, — лениво напомнила Света. — Обручальное.