Наполеоновские войны - Чарльз Дж. Исдейл

одну сессию и длилась какие-то одиннадцать дней. Конституция Баварии 1808 г. включала положение о «народном представительстве», но этот орган так и не был созван и при любых обстоятельствах имел бы лишь совещательные функции. Некоторые государства, далёкие от заведения новых законодательных собраний, на самом деле теряли то, что имели раньше, — хорошим примером этого является Саксония. То, что это случалось, вряд ли кого удивит, ведь, по замечанию одного саксонского офицера, людей «считали чем-то вроде шахматных фигур, которые при полной неспособности к размышлению можно было переставлять с места на место, как удобнее правительству»; вследствие этого, когда Фридрих-Август Саксонский — очень либеральный, вначале симпатизировавший французской революции, — решил издавать декларации, разъясняющие государственную политику, то на поверку они оказались «написанными в нелепо педантичном стиле указами, представлявшими собой не более чем изложение деспотических решений правительства»[138]. И всё же, несмотря на сложный период, конституции явно оставались в моде; хорошим примером этого является баварский статут 1808 г., который упразднил все старые сословия, корпорации, провинции и юрисдикции, установил принципы судебного и фискального равенства и разделил Баварию на ряд округов (Kreise), или департаментов, каждый из которых возглавлял генерал-комиссар (Generalkommissar), или префект.

Как показывает баварская модель, реальное значение конституции состояло в том, что она создавала каркас для осуществления управления и базу для модернизации и унификации государства. В этом отношении под руководством таких государственных деятелей, как Максимилиан фон Монтгелас (Maximillian von Montgellas) в Баварии, Сигизмунд фон Рейтценштейн (Sigismund von Reitzenstein) в Бадене и Эрнст Маршалл фон Биберштейн (Ernst Marschall von Bieberstein) в Нассау, зона французского влияния действительно подверглась преобразованию. Хотя и были исключения, когда институты старого режима в большей или меньшей мере сохранялись в своей целостности, примером чему служит Саксония — французские сателлиты в подавляющем большинстве переняли различные варианты департаментно-префектурной системы (Франкфурт был разделён на четыре таких административных единицы, Вюртемберг — на двенадцать, а Баден — на десять), учредили государственные советы вместо старой системы кабинетов (Kabinett), организовали современные министерства во главе с ответственными руководителями, сформировали корпус профессиональных, получающих жалованье гражданских служащих и обнародовали новые налоговые законы. Между тем в равной мере в Баварии, Вюртемберге и Бадене предпринимались попытки построения подлинно национальной армии посредством таких мер, как введение принципа всеобщей воинской повинности, запрещение поступления на военную службу иностранцев и преступников, коренное улучшение условий службы и продвижение недворян в офицерский корпус. К тому же внедрялась тактика французского образца, увеличивалась численность стрелков, армии формировались в бригады и дивизии, общим следствием чего становился значительный рост их эффективности.

Между тем, как и на других территориях, преобразования структур и орудий управления сопровождались крупной программой социальной, экономической и правовой реформы, направленной на разрушение множества мощных препятствий, стоявших на пути бюрократического абсолютизма. Основной мишенью здесь, конечно, являлась католическая церковь. По этой причине были конфискованы и проданы в пользу государства огромные земельные участки, не говоря уже о религиозных артефактах всех видов, распущены многочисленные религиозные общества, объявлена религиозная терпимость в отношении протестантов и евреев (справедливости ради следует отметить что там, где дискриминации подвергались католики, как в Вюртемберге, им тоже были даны права) и положен конец всем формам церковной юрисдикции. Эта политика приносила очевидные выгоды: в Баварии, например, продажа 56 процентов обрабатываемых земель, принадлежащих монастырям, привела к увеличению годового дохода на 20 процентов. Более того, предпринимались попытки раскрыть глаза народу на религию и ликвидировать «суеверия» в Бадене, Вюртемберге и особенно в Баварии, где запретили рождественские представления, мистерии, изображающие страсти господни, и религиозные процессии, а также были уничтожены изваяния, распятия и места поклонения. Между тем, много внимания уделялось вопросу феодализма, хотя за исключением немногих случаев, например в Нассау, он редко где уничтожался полностью (так, в Баварии у дворян отняли патримониальную юрисдикцию, но сохранили им сеньоральные подати).

Оценивая, таким образом, сложившуюся ситуацию, мы подходим к одному из главных препятствий на пути реформы в Германии и в других землях. Как и все королевские семьи, правители прочих стран-сателлитов даже в крайнем случае старались не разрывать отношений с издавна сложившейся элитой, разве что в Бадене, когда несколько уменьшили её полномочия в связи с введением нового порядка в управлении. Если, например, старое дворянство отказывалось безропотно мириться с утратой своих привилегий, то на практике приходилось идти на компромисс, тем более, что Наполеон всегда с готовностью принимал их претензии (например, в договоре, учреждавшем Рейнский союз, права имперских рыцарей — 1500 аристократов, находящихся в вассальной зависимости только от императора Священной Римской империи, — были надёжно защищены). В данном конкретном случае феодальные привилегии не сильно пострадали, причём Кодекс Наполеона вводился, если вообще такое происходило, в смягчённой форме, а дворянство оставило за собой многие принадлежавшие ему права. Аналогичные ограничения имелись и в отношении других аспектов реформы: в Баварии, например, гильдии открыто игнорировали все попытки их упразднения, в Великом Герцогстве Варшавском евреям дали лишь надежду на восстановление в правах после длительного периода ассимиляции, а в Бадене разработанные Рейтценштейном реформы системы центрального и местного управления так и не были осуществлены в полной мере.

Итак, если взять империю в целом, то, хоть реформистский дух и существовал, было бы ошибочным полагать, что он коренным образом преобразовал европейское общество. Даже на «присоединённых землях» прогресс был неоднородным и ни в коем случае не отличался единообразием, тогда как на «завоёванных» и «союзных» территориях трудностей было ещё больше. Хоть Наполеон, может быть, и мечтал об интеграции Европы, реально это выходило за пределы его возможностей, и стремления к ней служат лишь ещё одним доказательством зарождающейся мании величия.

Пособники французов

Значительное подтверждение связи империи с реформой придаёт то обстоятельство, что она ни в коем случае не была чисто французским предприятием. Напротив, французы всегда опирались на местную элиту. Хоть такие личности, как Беньо и Редерер обладали большими способностями, их было слишком мало для преобразования Европы без посторонней помощи. В то же время увязывание Наполеоном вопросов собственности и стабильности делало естественным стремление заключить союз с иностранными верхами, тем более что эти люди являли единственное звено, с помощью которого правительство могло расширить своё влияние на местное общество. И эта политика приносила плоды: французам в значительной степени удавалось добиться сотрудничества. Разберёмся в причинах этого.

Одно из главных обвинений, выдвигаемых