Самои - Анатолий Агарков

— Про девок ничего не скажу — согласна. А вот мужики умом ослабли. Колхоз какой-то удумали. Чтобы бабами сообща владеть что ли?

Масленников дёрнулся, будто от пощёчины. Малютин крякнул, хлопнув себя по мощным ляжкам, Авдей вскочил из-за стола:

— Ты, Санька, язви тебя, за языком следи. А лучше помалкивай, раз бог ума не дал. На-ка, выпей с нами…

Налил и подвинул гостье стакан. Она скромно прошла и присела за край стола напротив приезжего. Андрей заметил, что икры у девушки плавные, невыпирающие, колени закруглённые, оглаженные, щиколотки изящные, тонкие. Не было её на собрании. Вспомнил: наверное, певунья вчерашняя.

— Мудрецы плешивые, — со вздохом сказала она, беря стакан в руку.

И опять уполномоченный в её словах услышал намёк на высокий свой лоб с залысинами. Он уже стал побаиваться этой языкастой хуторской девахи. Но, чёрт, как красива! Насупился и надолго отстранился от застолья.

— Дядь Мить, спой, пожалуйста, — попросила Санька.

— Что тебе спеть, душа-красавица? Хочешь про любовь нескончаемую?

— Спойте, — закивала головой, но, взглянув на приезжего, вспыхнула вдруг, неловко толкнула стакан и ойкнула. Андрей стакан удержал, не дал ему упасть. Недопитая Санькой водка всё же выплеснулась и залила им обоим пальцы.

— Любовь, да ещё нескончаемая, — хохотнула она, доставая вышитый платочек. — Кому она нужна?

— Не скажи. Любовь нужду затмевает. — Дмитрий облокотился о стол, подперев кулаком щёку, открыл щербатый рот и запел удивительно чистым и приятным баритоном.

Масленников, слушая, откинулся на спинку стула и под столом рядом со своим увидел гладкое, как шёлк-атлас, розовое колено, и уже не в силах был оторвать заворожённого взгляда.

Зашевелились занавески в горницу. Не прерывая пения, Дмитрий поднялся и прошёл туда и, скрывшись, допел до конца. Когда голос его смолк, послышались восторженные восклицания хозяйки, звук отчаянного поцелуя и деловитый треск пощёчины, будто вяленую рыбу разорвали пополам.

— Эй, вы, там, — всполошился Авдей и тоже скрылся.

Санька посмотрела приезжему в глаза и поднялась.

— Я провожу, — засуетился Масленников.

Сразу за околицей начинался лес. Санька подняла Андрееву руку, прижала к сердцу, от такого движения её левая грудь приподнялась, округлилась туго:

— Тут у меня ноет. И не знала, что у меня сердце есть, и не думала. Мама говорила, заноет — тогда узнаешь, и места себе не найдёшь в беспокойстве, придёт время. Тебя как зовут-то? Все на "вы" да на "вы", а ты ведь молодой, только лысый немного. Чего молчишь? Имя-то у тебя есть?

— Андрей, Андреем меня зовут. — Масленников тщетно отводил глаза от Санькиной груди. Сердце её билось под его ладонью сильно и требовательно. Уполномоченный моргал, а его взгляд тайком шмыгал в вырез платья.

— Если бы вы, мужики, могли понимать хоть вот столечко…. — Санька вздохнула, выпустила его руку. — Или хоть бы догадывались, о чём девушки мечтают.

Андреева рука скользнула вниз по её упругому боку, но тут же поднялась, чтобы самостоятельно обхватить девушку за талию, притиснуть грудь в грудь. Санька сделала полшага в сторону и даже не заметила, что увернулась. Наверное, есть у женщин такой внутренний рефлекс, когда душу жжёт одно желание, а тело играет свою игру. В этот момент Масленников будто увидел себя со стороны: рядом со стройной девушкой — низенький, тощий, сутулый. "Боже, какой хорёк", — мелькнула отрезвляющая мысль. Только случай сослепу иль впотьмах мог свести их вместе. Он перевёл дыхание, воздух спасительно вошёл в лёгкие. Вытер о пиджак мокрые ладони, рванулся целоваться, но споткнулся и сконфузился.

— Я поцеловать тебя хотел.

— И больше уже не хочешь? — засмеялась Санька и легко увернулась от его рук.

Платье на ней жило как бы само по себе, со своими складочками, выточками и цветочками, но с одной только целью — сделать девичью красоту ещё более нестерпимой.

— Слышь, давай рядом посидим: тяжело мне на тебя сзади смотреть. — Андрей чувствовал, что если не заговорит, если не отвлечёт себя от разбушевавшегося желания — бросится на девушку и наделает непоправимых глупостей. — Это ведь случай, что я попал на ваш хутор, а не в какую другую деревню…. Никогда бы не узнал тебя, не выпала б мне встреча с тобой…

— А ты меня и не узнал ещё…

Масленников зажмурился от такого, как ему показалось, откровенного намёка, головой потряс и кулаком себя по лбу ударил, выбивая остатки хмеля. Остановил Саньку за локоть:

— Посидим, а?

— Где посидим? — спросила она ласково.

— Да хоть вот здесь.

— А зачем здесь сидеть, скоро гулянка начнётся? — девушка заглянула ему в глаза.

Андрея снова бросило в жар, вмиг вспотели ладони. Его руки рванулись её обнять, а ноги против воли подогнулись, и он бухнулся на колени, уткнувшись носом в подол. Санька положила на угловатый затылок тёплые ладони и прижала его голову к своим ногам. Его руки шмыгнули под подол платья. Кожа девичья нежная, страшно поцарапать. Из глаз Масленникова потекли слёзы умиления, не замечаемые им, как дыхание, освобождая его душу от недоумения, растерянности, страха и стыда. Санькины ласковые пальцы приподняли его голову, её губы коснулись лба, глаз, щёк, добрались до его губ. Масленников чувствовал в её ласках какое-то настойчивое указание для себя, но понять никак не мог: в маленькой плешивой голове ликовала любовь, сотрясая всё тело…

— Ну что? — спросила она, отстраняясь. — Пойдём?

Сбитый с толку, сморенный, растревоженный и влюблённый, он разволновался от нестерпимой потребности говорить, но молчал и смотрел на неё по-собачьи виновато.

— Чего ты? — спросила Санька едва слышно.

На полянке у околицы уж собралась молодёжь. Хрипела старая гармонь, косячок сухих листьев шелестел под ногами танцующих, забивался в жёсткую траву. Увидев приезжего под руку с Санькой Агаповой, гармонист заиграл вальс. К Масленникову подошла круглолицая девушка, и они единственной парой закружились на полянке. Поглядывая на Саньку, Андрей прижимал к себе партнёршу осторожно, как обряженную ёлочку.

Гармонист вальс оборвал, заиграл "Барыню". Вмиг в кругу стало тесно. Девчата, повизгивая, закружили подолами. Парни шваркнули кепки оземь, пошли вприсядку. Они рвали влажную землю кованными каблуками, выкручивали с корнями траву в замысловатой лихости плясовых коленцев. А когда утёрли мокрые лбы, гармонист заиграл новую мелодию. Санька потянула Масленникова в круг. Её пальцы больно впились ему в плечо, она вся прижалась к нему, плоско и сильно, слегка повиснув на нём. Сказала тихо с обидой и угрозой:

— Не смей, слышишь, не смей танцевать с другими.

Андрей улыбнулся.

Прощались в темноте возле её дома. Чтобы оторваться от желанного и покорного тела, Масленников втянул в себя холодную струйку воздуха, сложив губы трубочкой, потом судорожно хватнул его, словно муху хотел схватить на лету, как щенок, лязгнув при этом зубами. Отдышался и прохрипел:

— Ну, я пошёл.

— До завтра, милый.

Его поджидали. От плетня отделилась тёмная фигура и молча бросилась на Масленникова. Защищаясь, Андрей ткнул противника локтём в лицо. Удар получился хрясткий. Нападавший упал, отплёвываясь и матерясь. Масленникова тут же окружили парни, чуть ли не все, кого он видел на гулянке. Страх стальной рукой схватил его душу, замутил сознание. Они сейчас забьют его до смерти. Холодный пот шибанул по всему телу. Машинально он сунул руку в карман в поисках носового платка, и вся компания дружно отпрянула.

— Берегись, робя, щас палить учнёт!

Масленников овладел собой и обстановкой:

— Идите парни по домам. Я вас не видел, вы — меня. Будем считать, шутка не удалась.

И лежащему:

— Ты как, сам идти сможешь?

Тот поднялся, отхаркиваясь, размазывая по щекам кровь:

— Псих, ты мне носапырку сломал.

— Ну, прости друг, бывает. Главное, чтоб до свадьбы зажило.

Парни гурьбой пошли прочь, а у Андрея ещё долго не унималась дрожь в ногах.

До полудня следующего дня Масленников принимал от мужиков заявления в колхоз, писал таковые за безграмотных. Приметил, что к Извекову с такой просьбой никто не обратился. "Эге, брат, да не любят тебя на хуторе-то. Как председательствовать будешь?". И почему-то в памяти сразу всплыло кирпичное лицо Авдея Кутепова.

С теми, кто не спешил в колхоз, решил побеседовать лично.

Фёдор Агапов под навесом строгал доски. Отряхнув стружки, свернул и закурил самокрутку, смотрел на визитёра долго, дремотно, будто отдыхал взглядом на дураке.

— Рабочий лучше мужика живёт: времени больше свободного. Для того и создаются партией колхозы, чтобы уравнять труд в городе и селе. Отработал смену в поле иль на ферме — отдыхай культурно, развлекайся. А у частника, ну что за жизнь? Утром он в делах, днём в работе, вечером в заботе…