Солоневич - Константин Сапожников

Первую попытку «найти поддержку» Иван Солоневич предпринял в отношении начальника УРЧ Богоявленского, старого чекиста, службиста, ходившего всегда в форме. Он славился тем, что принципиально не прощал проступков. Чуть что — отправлял под арест, в «шизо», на 19-й квартал, на Лесную речку, то есть места малопривлекательные для здоровья и психики ссыльных. Но даже у него обнаружились уязвимые места. С Богоявленским Иван завязал, по его словам, кое-какие «деловые отношения». Началось всё с «заграничной» сигареты, которой Солоневич угостил начальника. Тот заинтересовался: откуда такая роскошь? Иван с ходу нафантазировал: в Москве, в правительственном распределителе № 1 есть друзья. Богоявленский поверил (в УРЧ попадала самая разнообразная публика) и стал выделять из бесформенной массы лагерников этого общительного, деятельного крепыша со связями в столице. Мотивация Богоявленского была понятна: причудливы повороты судьбы. Кто знает, не пригодятся ли в будущем знакомства ссыльного Солоневича?

И всё-таки лагерным «Шпигелем» (тем самым «неожиданным спасителем» по семейной терминологии Солоневичей) стал не Богоявленский, а Якименко, начальник учётно-распределительного отдела Медногорского лагеря. По описанию Ивана, это был «человек высокого роста, в щегольской чекистской шинели, с твёрдым, властным, чисто выбритым лицом, хорошо и вкусно откормленными щеками. В его лице было нечто патрицианское, выражавшееся в нескрываемой брезгливости к окружающему лагерному миру». «Мужицкая натура» Солоневича ни в чём не совпадала с «патрицианской» Якименко. Но Иван утешался тем, что, во-первых, «овчинка выделки стоит», — Якименко поможет доставить Стародубцева на место, и что, во-вторых, такое сближение было интересным с журналистской точки зрения. Когда-нибудь он опишет во всей его красе этого советского «патриция».

Знакомство произошло на глазах актива «учётки». Якименко прибыл в Подпорожье, чтобы провести совещание по поводу «полного провала» в работе УРЧ. Совещание пробуксовывало из-за того, что местное начальство не рисковало выступать с инициативами: себе же потом дороже обойдётся. При полном отсутствии дельных предложений слово взял Иван, выдвинув комплексную программу улучшения ситуации: научная организация труда в УРЧ, использование «скрытых резервов», введение соцсоревнования между различными отделами. Якименко сделал вид, что эти предложения его заинтересовали: не напрасно же он месил грязь, добираясь до Подпорожья.

Солоневич был приглашён «патрицием» для беседы тет-а-тет. Вначале были затронуты производственные темы. Потом незаметно перешли на вопросы спортивно-туристические. Якименко фанатично увлекался туризмом. Особенно хорошо знал Кавказ и потому охотно поделился впечатлениями о своих горных маршрутах и восхождениях. Не остался в долгу Солоневич, умевший приукрасить живописными деталями свои журналистско-туристические приключения. После этой беседы по рекомендации Якименко Иван стал привлекаться для лекционно-просветительской работы в лагере, причём по самому широкому кругу вопросов — от специфики жизни кавказских народов до успехов советской автомобилестроительной промышленности.

Предприимчивый Якименко решил использовать бойкое перо Солоневича и для собственных карьерных целей. Механику взаимодействия описал сам Солоневич: «Вечерами вместо того, чтобы коптиться в махорочных туманах УРЧ, я сидел в комнате Якименки, пил чай с печеньем и выслушивал якименковские лекции о лагере. Их теоретическая часть, в сущности, ничем не отличалась от того, что мне в теплушке рассказывал уголовный коновод Михайлов. На основании этих сообщений я писал инструкции. Якименко предполагал издать их для всего ББК и даже предложить ГУЛАГу. Как я узнал впоследствии, так он и поступил. Авторская подпись была, конечно, его. Скромный капитал своей корректности и своего печенья он затратил не зря».

Не зря затратил своё время и Солоневич: направленная против него провокация Стародубцева с «пропавшими делами» бесславно провалилась.

В двухстах метрах от здания УРЧ находилась постройка, в которой располагалась редакция газеты «Перековка». Иван Солоневич нередко заглядывал туда, чтобы поговорить с редактором Марковичем на текущие лагерные темы, а заодно просмотреть свежие московские газеты.

Еврей Маркович, спасаясь от погромов, ещё до войны 1914 года уехал в Соединённые Штаты, но после победы большевиков вернулся в Россию. Новая власть ему не понравилась. Всё было устроено так, что поступки Марковича неизменно противоречили законам Страны Советов. Дать задний ход в США он не успел. В конце концов Маркович оказался в лагере, на достойной, в принципе, работе редактора газеты. По оценке Ивана, «Перековка» была «потрясающе паршивым листком даже по советским меркам!». Своё мнение Солоневич мотивировал следующим образом: «Её („Перековки“) содержание сводилось к двум моментам: энтузиазм и доносы. Энтузиазм испущал сам Маркович, для доносов существовала сеть лагкоров — лагерных корреспондентов, которая вынюхивала всякие позорящие факты на счёт недовыработки норм, полового сожительства, контрреволюционных разговоров, выпивок, соблюдения религиозных обрядов, отказов от работы и прочих грехов лагерной жизни».

В редакцию забегали на огонёк Юра и иногда Борис (его перевели из Подбережья в Погру). Затапливали печку, мечтательно сидели с «козьими ножками», глядя на огонь. Но говорили осторожно, памятуя, что редакция «Перековки» кишит активистами-доносчиками. Маркович не забывал о своём редакторском интересе и обращался к братьям с просьбой поддержать газету профессионально сделанными материалами. Памятуя о том, что «Перековку» читает начальство, братья время от времени писали в газету заметки на спортивно-оздоровительные темы. Каждая статейка — это шаг по созданию позитивного мнения о себе.

Слухи о массовой переброске заключённых со Свирьстроя на БАМ — Байкало-Амурскую магистраль — встревожили Ивана. Как бы ни восхваляли в «Перековке» «стратегическую важность стройки» и «наилучшие условия труда на сибирских просторах», для Солоневичей это означало крах всех надежд: там граница будет недосягаемой, преодолеть глухую забайкальскую тайгу невозможно.

Эвакуационным директором Подпорожья назначили Якименко. Желающих добровольно отправиться на БАМ, по свидетельству Солоневича, не было. Даже активисты искали лазейки, чтобы избежать отправки. В лагпунктах царили страх и уныние. В Карелию были введены дополнительные части ГПУ, которые окружили лагеря плотным кольцом. Несмотря на это, участились случаи импровизированных побегов, которые в большинстве случаев заканчивались захватом беглецов и показательными расправами, чтобы другим неповадно было.