Вакханалия - Юлия Соколовская

— Двадцать.

— Чего — двадцать?

— Ну не пиастров же, — фыркнула Бронька. — Так вот, говорю. Тормознули меня в мае месяце. Там делов-то — на зеленый не успела, ну поехала на желтый, не стоять же, а какой-то лох на «девятке» с Котовского вильнул, я его подрезала, он и вписался в афишную тумбу — хорошо, там людей не было… Так этот мент — не знаю, то ли «голубой», то ли импотент, да еще и денег не берет, — заладил как попка: выявляетесь виновницей дорожно-транспортного происшествия… вы являетесь виновницей дорожно-транспортного происшествия… И хоть бы хрен по деревне. Так знаешь, Лидок, как я от него избавилась?

— Останови, пожалуйста, — попросила я.

— Чего? — отвернувшись от дороги, вылупилась на меня Бронька.

— Останови, говорю, — повторила я. — Меня, кажется, посетило. Дай подумать.

Хатынская, лихо присвистнув, вывернула руль. Зазевавшийся частник на «Москвиче» еле отпрыгнул…

Свершилось чудо, которого уже не ждали. Нечаянно оброненная фраза поставила на место все, что терзало и дразнило.

— Ты о чем сейчас говорила? — прошептала я.

Бронька сняла очки и хлопнула объемными ресницами:

— Ты у нас глухая, Лидок? Для кого я распиналась? Тормознули меня, говорю, в мае месяце. Лох четырехглазый на «девятке» с Котовки вильнул, резанула я его, ну он и того… От четырех глаз два и уцелело…

— Нет, не то, — я покачала головой. — Это мусор словесный. Ты много чего несла…

— Про двадцать баксов?

— Нет, раньше… Про… м-м… Про… нашего человека в Гаване.

— Так это книжечка такая про шпионов, — поучительно заметила Бронька. — Грэм Грин написал — известный английский романист и, если не ошибаюсь, шпион. К сожалению, в наши времена уже так не пишут…

— Все понятно, — я вздохнула с облегчением. — Поздравь меня, Бронька, не зря съездили…

— Так, выкладывай. — Бронька вновь нацепила очки и обрела максимально серьезный вид. — Пока не выговоришься, с места не тронусь…

Возбуждение росло с каждым часом. «Только не делай глупостей», — твердила я себе, носясь из комнаты в комнату. Варюша, отдолбив уроки, ушла гулять, мама — на базар (она частенько туда ходит под конец дня, с расчетом на демпинг). Я была отдана сама себе. По нескольку раз прокручивала в голове одну и ту же комбинацию, и каждый раз получалось.

К шести вечера я не выдержала. Бывают ситуации, когда не совершать глупости невозможно в принципе. Однако различать надо глупости большие и глупости маленькие. Я решила придерживаться последних. По возможности. Устроившись за компьютером, я открыла карту города с телефонным справочником, отбила в окошке «поиск» фамилию Верест и шлепнула по «входу». Хорошая у меня карта города. Подробная. Говорят, фээсбэшная. Уйму денег отдала — и ни разу не пожалела.

Верестов в нашем мегаполисе оказалось семеро. Телефоны имелись у пятерых, и, по счастью, Олег Леонидович входил в их число. Даже адресок прилагался: ул. Кирова, 59/8, кв. 105. Интересно, это где?

Зажмурившись, я на ощупь набрала номер. Ответил приятный женский голос. Явно не дочь.

— Здравствуйте, — сказала я басом. — Это из прокуратуры. Следователь Шевченко Лидия Сергеевна. Могу я услышать капитана Вереста?

— А его нет, — немного подумав, ответила супруга. — Он на работе.

— Очень плохо, — сказала я. — Передайте ему, как придет, что до восьми я буду на рабочем месте, пусть позвонит. Это очень важно.

— А вы ему на работу позвоните, — посоветовала собеседница. — Вам его найдут.

В самом деле. Элементарные решения мне подсказывает эта красотка….

— Хорошо, — сказала я сухо, — я так и сделаю. Но все равно вы ему передайте. До свидания.

На работе Вереста не оказалось. Усталый мужской голос возвестил, что капитан уже ушел, появится завтра, в субботу, — но раньше десяти ему лучше не звонить: по субботам начальник департамента криминальной милиции проводит двухчасовые пятиминутки.

Через час он не позвонил. Хотя уже мог. Я продолжала метания; Дом наполнялся шумом. Мама рычала на Варюшу, осуждая ее бесцельные гуляния до утра, на меня — за полное переподчинение ребенка бабушке. Варюша вяло отбивалась, я молчала. В восемь вечера терпение лопнуло. Я опять набрала номер.

— Але, — сказал приятный женский голос.

Я бросила трубку и совсем запсиховала. К половине девятого стало очевидно — лимит маленьких глупостей исчерпан. Оставались большие и очень большие. Успокойся, сказала я себе, большие глупости тоже надо делать с умом, иначе они станут очень большими и тебя раздавят. Я раскрыла свой гардероб. Прокурорского мундира там не было, но дешевой одежды хватало. Я никогда не ставила перед собой задачу одеться похуже (женщинам, в общем-то, свойственно обратное), поэтому даже дешевка в моем шкафу казалась нарядной. Но я с честью выпуталась из положения. Черная юбка до щиколоток и глухая зеленая кофта гармонировали только с закрытыми глазами. Серые сапожки «прощай сытая жизнь» придавали дополнительную пикантность моему облику. Для убедительности я надела давешний плащик с рукавами-коротышками, мамины очки в килограммовой оправе, туго стянула волосы, взяла старую сумочку, китайский зонтик, осмотрела себя в зеркало (ни грамма косметики!) и под немой вопрос в глазах домашних гордо удалилась.

Через полчаса благополучно доставленная таксистом по нужному адресу, я стояла под дерматиновой дверью и давила кнопку звонка. Подъезд освещала тусклая лампа в треснутом плафоне.

— Кто там? — спросил приятный женский голос. Достала!

— Из прокуратуры, — сухо ответила я.

В двери скрипнуло. По моим представлениям, открыть должна была длинноногая красотка с бюстом Памелы Андерсон и мордахой как минимум Мелани Гриффит. На худой конец — Рене Руссо. Но открыла некрасивая полная женщина с перевязанной рукой и крашеными кудряшками.

Домработница, решила я.

— Следователь Шевченко, — сурово представилась я. — Мне нужно видеть капитана Вереста. Срочно.

— Проходите, — вздохнула женщина.

На меня она глянула мимоходом. Даже как-то снисходительно. Я вошла на стертых каблуках в прихожую.

— Олежа, — женщина постучала в ванную комнату, — к тебе пришли… — потом повернула ко мне грустное лицо и объяснила: — Я передала ему, что вы звонили, но он с порога сразу в ванную. Умотался очень.

Не домработница, сообразила я. А кто?

Мокрая физиономия Вереста высунулась из ванной. Меня он, похоже, не признал, нахмурился.

— Наконец-то, — с металлом в голосе сказала я. — Я ищу вас весь вечер, Олег Леонидович. На работе вас нет, дома тоже. Нам срочно нужна ваша помощь. В деле об убийстве Тамбовцева вскрылись новые факты. Предлагаю проехать в прокуратуру и совместно поработать с задержанным…

— Позвольте, — вмешалась некрасивая женщина, — я не вижу мужа неделями, нельзя ли подождать до утра?

— Нельзя. Это очень важно, Олег Леонидович, — насупилась я. — Завтра будет поздно. Старший следователь Поздняков уже оформил протокол, нужно ваше заключение, как человека, стоящего у истоков следствия.

— Хорошо, я оденусь, — моргнул Верест. — Подождите на кухне. Раечка, не волнуйся, я мигом…

— Вы книжки не пишете? — печально поинтересовалась дурнушка. — Я на днях прочитала одну книжку про сумасшедшего терапевта. «Улыбнись палачу» называется. Ее написала Лидия Шевченко, как и вы…

— Однофамилица, — резко бросила я. — Женщина, где вы видели прокурора, пишущего книжки? У нас загруженность по пятнадцать часов в сутки.

Мы спустились на два пролета, я сняла очки и повисла у него на шее.

— Прости, Олег, не повторится… Мне надо было, понимаешь? Еще немного — и я бы опять отчудила… Это не я, Олег, это характер мой чудовищный…

— Успокойся, — он гладил меня по щеке. — Все понятно, бывает. Пойдем на остановку, в чайную, посидим, обсудим…

Чайная оказалась так себе, но какая разница? Там было тихо, тепло, и мухи не кусали.

— Эта женщина… она твоя жена?

— Жена, — кивнул он. — Я понимаю твои чувства. Ты рассчитывала увидеть обложку «Пентхауза». А увидела… — Он медленно поднес чашку к губам, задумался, поставил на стол. — Раиса работала в санчасти при десятом мотострелковом батальоне. В восемьдесят пятом под Кундузом нам крепко врезали. Из взвода уцелел я один — с перебитыми ногами и ключицей. Отстреливался пока мог, потом отключился. Она приползла вечером, когда «духи» схлынули, и волочила меня по скалам восемь верст… Восемь верст — можешь представить?.. И не отходила от меня, пока я в медсанбате пролежни плодил. До дембеля два месяца оставалось, меня комиссовали, а Раису я с собой забрал…

— То есть тебя к жене привязывает больше, чем любовь, — догадалась я. — А что, твоя отрада пыталась покончить с собой? У нее рука по локоть забинтована.