Вакханалия - Юлия Соколовская

— Так ты же за рулем, — удивилась я.

— А кто меня остановит? — удивилась Бронька. — Ты же знаешь — после двухсот мартини у меня обостряется зрение, а после трехсот я машинально сбрасываю скорость.

— Спасибо, Бронька, — поблагодарила я, — но пока не получится. Мне нужно обдумать сложившуюся ситуацию. С книгой — раз, с личной жизнью — два, с опасностью для последней — три.

— Хорошо, — понимающе согласилась Бронька, — только не грузи себя выше меры… А знаешь, — с какой-то мечтательной улыбкой подсластила она мою горечь, — у капитана Вереста очень недурственный голос. Если он и в остальном такой же, то я тебе завидую — ты идешь верною дорогой, — и, покачивая привесом ниже талии, гордо удалилась.

От таких сладостей во мне опять взревела ностальгия. Смывать ее пришлось контрастным душем — на удивление маме. К счастью, нашу с Бронькой беседу она не слышала — когда идет очередная серия «Земли любви» (даже утренняя повторная), происходящее в доме становится несущественным.

Звонить в редакцию я пока не хотела. Не с чем. Выслушивать брюзжания главреда (главного вредины) Рубиковича? В идее Хатынской, высказанной с паром из ноздрей, имелось здравое зерно: не резон придумывать, когда все уже придумано. Пойманный преступник вряд ли потребует часть авторского гонорара, а непойманный — наверняка. Вот только кого сделать главным злодеем? Красноперова? Постоялова?..

Или раскрыть преступление?

День проходил, как и большинство дней в нашей жизни, бездарно. Самочувствие незначительно улучшилось. Но появилась усталость — ниже колен. Известив маманю о небольшом сон-часе — часика на четыре, — я улеглась на диван и завернулась в плед. На даче кровать была несравнимо мягче… Опять зазвучали ностальгические мотивы, перетекающие в дачный триллер, воспоминания о котором в свою очередь принялись ожесточать мое стремление найти (а не назначить) преступника. В этом был и личный мотив — вовсе не факт, что с переменой места проживания я перестану быть объектом охоты.

Я пыталась проиграть все от начала — первая ночь, утро… и мне показалось, я опять уцепилась за какую-то «малозначительную» деталь. Дай-то бог… Но замелькали события второй ночи — с перекошенными лицами мертвецов, и деталька стремглав улетучилась. Ага, теперь я поняла, где ее искать. Но дальше понимания дело не шло. Концентрация и отключение чувств не помогали. Озарение как муза: не успел поймать — извини, другой поймает… А потом и вовсе навалились внешние раздражители. Сначала мама заглянула, посоветовала разобрать диван: «самой же неудобно в зажиме-то лежать». Я что-то пробубнила и уткнулась в подушку — невозможно убедить человека в целесообразности удобства, если он уже два десятилетия поступает «неудобно».

Потом пришел сантехник, вызванный мамой еще в третьем квартале. Истошно взвыла Липучка — лапу ей, видишь ли, отдавили… Сантехник протопал аккурат в мою комнату — к батарее. Трезвый и злой. Я по стеночке слиняла в ванную — у этого «трезвяка» была типичная рожа наемного убийцы. «Не-е, хозяйка, — слышала я приглушенный прокуренный бас, — не получится заварить. Тут сварки-то — капнуть надо, не повезем мы с Лехой аппарат. Ты, хозяйка, хлебным мякишем залепи. Или мисочку подставь. Чего? Триста, говоришь?.. Тут подумать надо. Какое у нас сегодня число?..»

За сантехником пожаловал бывший муж — Бережков. Собственной персоной. Фишка. Я глаза протерла. Обычно этот «на гитаре игрец» раз в три месяца приходит. Жалуется на нелепую жизнь и даже оставляет какие-то там алименты (мы их потом с Варюшей в «Баскин Роббинс» проедаем). А тут вдруг внепланово решил осчастливить. И повод, надо думать, подобрал.

— Это тебе, — выгрузил он из пакета кулечек с четырьмя апельсинками, потом подумал и добавил аналогичный — с яблоками.

А ведь он изменился, подумала я. Совсем не тот стал Бережков. Сутулистый, волосики вон выпадают, брюшко намечается. Одни глаза еще чего-то выражают. Так и норовят меня потрогать. Как хорошо, что я с него соскочила.

— А чего вдруг? Мы уже в больнице? — Я еще глубже закуталась в плед. На Востоке, между прочим, прикосновение к женщине под паранджой равняется изнасилованию.

— Говорят, ты подверглась массированной атаке? — скромно потупился Бережков.

Я вздрогнула. Откуда информация, уважаемый?

Я молчала.

— На выставке в «Сибэкспо» сегодня утром встретил Романа, твоего соседа по даче… забыл его фамилию. Помнишь его?

— Отчетливо, — похолодела я.

— Он там фирму «Ришелье» окучивал — что-то по поставкам селеронов без НДС. Пробивной, я смотрю, мужик… Ты его когда в последний раз видела?

— Неважно, — прошептала я. — Что он сказал?

От Ромки Красноперова любой подляны ожидать можно… А вдруг они не случайно там встретились? — подумала я с испугом. Уж больно маловероятен этот случай. Не продолжает ли он наши дачные запутанные игры?

— Он сказал, что ты попала в затруднительную криминальную историю. Якобы несколько раз подвергалась нападению и лишь чудом осталась жива… Это правда, Лида?

Интересно девки пляшут. Если так и пойдет, по цепной реакции, скоро весь город будет приблизительно в курсе.

— Это правда, Бережков, — вздохнула я. — Но неприятности остались позади. Впереди у нас приятности… Не вздумай маме рассказать.

— Хорошо, хорошо, — пообещал он, — могила. Я могу тебе чем-то помочь?

Я нарочно притуманила глаза. Пусть думает, что совсем неживая. Его лицо становилось угрюмым, расплывалось. Удивительно устроен человек. До поездки на дачу я относилась к нему по-божески, подчас даже сожалея, что позволила нам обоим совершить ошибку. А после дачи — как отрезало. Ничего, кроме раздражения. Где была я много лет назад? Разве мог рожденный Раком принести счастье такому противоречивому Тельцу, как я?.. Он что-то продолжал бухтеть, вроде как предлагал свои услуги, сочувствовал, а я усиленно притворялась засыпающей. И до того допритворялась, что уснула. А когда проснулась, Бережкова и след простыл. Варюша была дома, часы показывали практически вечер.

Замечательно прошел день. Не заявись под чаепитие Верест, его смело молено было бы отнести к полной пропаже. Я как чувствовала, метнулась открывать дверь… и застыла на пороге, охваченная ветром перемен. Знакомая блажь саданула в голову, закружила. Как он был хорош! Светлый плащ, песочный галстук, слева конфеты, справа цветы…

— Я без шампанского, — сказал он гордо. — Извини, шел на чай.

— Ничего страшного, — прошептала я, бледнея и погибая на глазах. — Спасибо, что дошел…

— Я не мог не дойти, — он тоже как-то пятнами побледнел, шагнул и прижал меня к себе. — Я не узнал еще от тебя самого главного…

— Которого? — Я подставила губы… и куда-то поплыла — волнообразно и мягко.

— О самой большой кастрюле в мире…

— Ты не узнаешь, пока сам не догадаешься…

— Но я туп до крайности… Как я могу догадаться?

— Кхе-кхе, — вдруг покашляли из глубин коридора. Мы неохотно оторвались друг от друга.

Варюша и мамуля стояли на одной линии, как бы у барьера, и, дружно набычась, взирали на эту эротичную сценку.

— Сейчас произойдет форс-мажор, — прошептала я.

— Кто-то собирался пить чай? — с прохладцей заметила мамуля.

Спасибо ей огромное за эту прохладцу. Она куда приятнее, чем вечная мерзлота.

Представленный, по скудости моей фантазии, работником МЧС, он был политкорректен с мамой и по-свойски общителен с Варюшей. Рассказал три пристойных анекдотца — про легендарного комдива, покойного иорданца со сказочной фамилией и затертого саудовского миллиардера. Подробно обсудил с мамой особенности национального возделывания бахчевых, — в частности, крошечных сибирских дынь в теплицах, а с Варюшей — шансы на приезд в наш славный город Наталии Орейро со своей мыльной свитой.

На конфеты особо не налегал, подталкивал маме, блистал дозированным остроумием, высшим образованием — словом, производил впечатление сносной (для меня) пары. Варюша была в восторге, мама снисходительно поддакивала. Все шло нормально.

Исчерпав тему бахчевых, Верест взглянул на часы:

— Извините, Наталья Андреевна, но мне пора. Прекрасный вечер. Отличные печенюшки. Я сразу понял, что хозяйка вы золотая. — Мама насторожилась, где-то она уже слышала эту фразу. — Я зайду на днях?

— Будем ждать, — улыбнулась мама.

— И фишек с Наташей Орейро захватите, — сказала Варюша, немедленно получив затрещину.

Я промолчала. Печенюшки, между прочим, испекла я. А мама умеет только осетрину резать.

— А вы знаете, у меня есть предложение, — с улыбкой произнес Верест. — Не могла бы Лидия Сергеевна проводить меня до остановки?.. — Выдержал паузу: — А поскольку уже поздно и на улице темно, я тут же провожу ее обратно?

— А смысл? — не поняла Варюша.