Мост к людям - Савва Евсеевич Голованивский

class="p1">Все трое мы принадлежали к писательской братии, и неожиданная встреча с изобретательной женщиной невольно навела нас на разговор: что такое правда в жизни и правда в искусстве; как должен к ней подходить писатель, чтобы по-настоящему познать ее; как отображать жизнь, чтобы вместе с писателем верно познавал ее и тот, кто будет читать книгу?

Первый сказал:

— Для образа этой женщины не имеет особенного значения, что именно она несет. Важно то впечатление, которое она производит своей напряженной позой, отражая собственное внутреннее состояние.

— А может ли поза рассказать нам о том, что женщина думает и переживает? — спросил другой.

— Это зависит только от того, что женщина несет! — сказал я. — Неужели она думала и чувствовала бы то, что и теперь, если бы в своей коробке несла яйца или молоко, а не собственного ребенка?! Разве ее состояние и ход мыслей не обусловлены именно этим?

Наблюдая человека со стороны, изучая его лишь по сумме впечатлений от внешних признаков, мы часто допускаем ошибку, которой нельзя избежать, когда точно не знаешь, что именно обусловливает его поступки и действия. Если бы мы начали рисовать образ этой женщины, исходя только из того, что нам показалось издали, то создали бы портрет женщины вообще, а не образ матери; образ человека в юбке, а не женщины, поглощенной заботой о самом дорогом в мире для нее — о своем ребенке; некое обобщение, доведенное до абстракции, за которой не видно главного — внутренней сущности. Это все равно, что, рисуя насекомое, не интересоваться, муха перед вами или пчела, и таким образом игнорировать главное — добывает она мед или только потребляет его.

Приблизительное представление — это правда слепых, которая превращается в полную неправду для человека зрячего. Потому что для того, чтобы, имея ясные глаза, видеть не все, нужно сознательно отвернуться, то есть слукавить. Можно возразить: глаз имеет ограниченные возможности, с определенной точки он в состоянии видеть только лишь определенную сторону вещей. Но существует и такая точка зрения, с которой вещь можно постичь полнее всего. Для писателя это его гражданская позиция. Только верно выбрав ее, можно увидеть жизненный факт во всех его проявлениях.

Именно выбор гражданской позиции был всегда причиной появления всех творческих методов. Вследствие такого выбора появился и абстракционизм, и социалистический реализм. Чем более отдаленной бывала позиция, с которой художник наблюдал, тем сильнее смазывались реальные очертания жизненных явлений. Растянув это расстояние до размеров, когда глаз уже теряет способность фиксировать то, в чем заключена сущность, художник доводит до абсурда и самое изображение. В результате появляется чистая геометрия, за которой в художественном понимании ничего не стоит, потому что ни точка, ни линия реально в природе не существуют и являются лишь условным обозначением  ч е г о - т о.

Люди, считающие, что победа такого искусства означала бы свободу художника, забывают или замалчивают то, что такая «свобода» прежде всего бегство. А бегство не может быть ни свободой, ни победой: оно — поражение. В искусстве, которое общество всегда рассматривало как средство самопознания, такое поражение является полным крахом, ибо само его существование теряет какой-либо смысл, поскольку оно не способно выполнять основное свое назначение — познавать.

Я не верю, что Рокфеллеру, например, абстрактная живопись нравится именно как наилучшее средство художественного раскрытия действительности или человеческой души. Оттого, что человек миллиардер, меняются не сами эстетические критерии, а только отношение к ним. Следовательно, вероятнее всего, что субъективно он и не полагается на декоративные пятна как на самую современную форму проявления художественного сознания людей, но, как капиталист, вынужден их пропагандировать из-за того, что боится реалистического искусства. Абстракция безопаснее — на расстоянии, с которого наблюдает жизнь абстракционист, трудно, а то и вообще невозможно увидеть язвы на теле общества, а таких, как он, это вполне устраивает.

Поэтому Рокфеллер и скупает их полотна: набивает им цену и таким образом отвлекает от того искусства, которое способно открыть людям глаза и указать им путь. Его действиями в этой области руководит не эстетический вкус, а инстинктивное чувство классовой самозащиты, страх перед раскрытием истины, заключающейся в том, что капитализм — разбой.

Только настоящее социалистическое общество может не бояться правдивого отображения, ибо принципы, на которых оно построено, основаны на справедливости, и потому оно не боится никакого суда. Напротив, оно заинтересовано в том, чтобы такой суд постоянно свершался, поскольку в процессе «рассмотрения дела» неизбежно будут раскрываться перед всем миром его благородные и человеческие принципы.

Именно по этой причине мы за реализм. Люди, которые считают, что, отвергая другие творческие методы, наше общество проявляет произвол, глубоко ошибаются, ибо выбор такого творческого метода, как наш, продиктован самим характером социалистического общества, точно так же, как выбор абстракционизма полностью обусловлен социальными потребностями общества Рокфеллера и подобных ему.

Мы за реализм потому, что не боимся  р а з о б л а ч е н и я; Рокфеллер за абстракционизм потому, что ему необходимо  п р и к р ы т и е.

Тут, мне кажется, уместно вспомнить о дегте и о лаке. Эти два химических вещества стали в наши дни предметом горячих дискуссий в художественной среде. Кое-кому кажется, что лаковый блеск более всего подходит нам, другие склоняются к тому, что о достижениях нечего говорить, надо говорить лишь о недостатках.

Если бы меня спросили, что выбрал бы я — деготь или лак, я бы ответил, что выбираю правду. Правдивое изображение не может умалить положительных черт, какими вполне заслуженно гордится наше общество. У нас нет никакой потребности прибегать к каким-то искусственным средствам, поскольку естественный характер социалистической действительности, изображенный честным и талантливым пером, не требует никаких украшений и не может быть опорочен. Как сказал польский классик Красинский, подлинная добродетель не боится критики.

Разумеется, и правда не абстракция, она может тоже стать беспредметной догмой, если мы не увидим за ней благ трудовых людей, их трудовых интересов, их стремления достичь своих идеалов.

Вот почему каждый писатель должен принимать своим творчеством прямое участие в борьбе за лучшую долю людей, вносить свой вклад в построение и совершенствование своего общества. Вот почему наш реализм активный: он — борьба.

6. МЫ ТОЖЕ ЛЮДИ

Мне кажется, что существенным недостатком нашей критики является то, что она частенько за литературным произведением не замечает самого писателя — живого человека. Если практическую цель критики усматривать в стремлении помочь избавиться от каких-то недостатков, то прежде всего следовало бы понять, что он за  ч е л о в е к, этот писатель, и как найти дорожку к его душе. Ведь нужно убедить писателя, доказать, что он ошибается, то есть не только разрушить его представления, а и заставить воспринять свои. Выходит, прежде всего следовало бы позаботиться о