Сохрани мою речь навсегда… Стихотворения. Проза (сборник) - Осип Мандельштам

«Где ночь бросает якоря…»

Где ночь бросает якоряВ глухих созвездьях Зодиака,Сухие листья октября,Глухие вскормленники мрака,

Куда летите вы? ЗачемОт древа жизни вы отпали?Вам чужд и странен Вифлеем,И яслей вы не увидали.

Для вас потомства нет – увы,Бесполая владеет вами злоба,Бездетными сойдете выВ свои повапленные гробы.

И на пороге тишиныСреди беспамятства природыНе вам, не вам обручены,А звездам вечные народы.

Дом актера

Здесь, на твердой площадке яхт-клуба,Где высокая мачта и спасательный круг,У южного моря, под небом Юга,Деревянный, пахучий строится сруб.

Это игра воздвигла стены.Разве работать – не значит играть?По свежим доскам широкой сценыКакая радость впервые ступать!

Актер – корабельщик на палубе мира, –И Дом актера – на волнах…Никогда, никогда не боялась лираТяжелого молота в братских руках.

Кто сказал: художник – сказал: работник,Воистину, правда у нас одна!Единым духом жив и плотник,И поэт, вкусивший святого вина.

А вам спасибо! И дни и ночиМы строили вместе, наш дом готов.Под маской суровости скрывает рабочийВысокую нежность грядущих веков.

Веселые стружки пахнут морем,Корабль оснащен – в добрый путь!Плывите же вместе к грядущим зорям,Актер и рабочий, вам нельзя отдохнуть.

Сыновья Аймона

[11]

Пришли четыре брата, несхожие лицом,В большой дворец-скворешник с высоким потолком.Так сухи и поджары, что ворон им каркнет: брысь.От удивленья брови у дамы поднялись:«Вы, господа бароны, рыцари-друзья,Из кающейся братьи, предполагаю я.Возьмите что хотите из наших кладовых –Из мяса или рыбы иль платьев шерстяных.На радостях устрою для вас большой прием:Мы милостыню Богу, не людям подаем.Да хранит Он детей моих от капканов и ям,В феврале будет десять лет, как я томлюсь по сыновьям». –«Как это могло случиться?» – сказал Ричард с крутым лбом. –«Я сама не знаю, сударь, как я затмилась умом.Я отправила их в Париж, где льется вежливая молвь,Им обрадовался Карл, почуяв рыцарскую кровь.Королевский племянник сам по себе хорош,Но бледнеет от злости, когда хвалят молодежь.Должно быть, просто зависть к нему закралась в грудь,Затеял с ними в шахматы нечистую игру.Они погорячились, и беда стряслась –Учили его, учили, пока не умер князь.Потом коней пришпорили и скрылись в зеленях,И с ними семьсот рыцарей, что толпились в сенях.Спаслись через Меузу в Арденнской земле,Выстроили замок, укрепленный на скале.На все четыре стороны их выгнал из Франции Карл,Аймон от них отрекся, сам себя обкорнал.Он присягнул так твердо, как алмаз режет стекло,Что у него останется одно ремесло –Пока дням его жизни Господь позволит течь,Четырем негодяям головы отсечь».Когда Рено услышал, он вздрогнул и поник,Княгиня прикусила свой розовый язык,И вся в лицо ей бросилась, как муравейник, кровь.Княгиня слышит крови старинный переплеск –Лицо Рено меняется, как растопленный воск.Тавро, что им получено в потешный турнир,Ребяческая метка от молодых рапир.У матери от радости в боку колотье:«Ты – Рено, если не обманывает меня чутье.Заклинаю тебя Искупителем по числу гвоздильных ран,Если ты – Рено, не скрывай от меня иль продлить дай обман».Когда Рено услышал, он стал совсем горбат,Княгиня его узнала от головы до пят,Узнала его голос, как пенье соловья, –И остальные трое с ним тоже сыновья,Ждут – словно три березки, чтоб ветер поднялся.Она заговорила, забормотала вся:«Дети, вы обнищали, до рубища дошли,Вряд ли есть у вас слуги, чтоб вам помогли». –«У нас четыре друга, горячие в делах, –Все в яблоках железных, на четырех ногах».Княгиня понимает по своему чутьюИ зовет к себе конюха, мальчика Илью:«Там стреножена лошадь Рено и три других,Поставьте их в конюшнях светлых и большихИ дайте им отборных овсов золотых».Илья почуял лошадь, кубарем летит,Мигом срезал лестницы зеленый малахит.Не жалеет горла, как в трубле Роланд,И кричит баронам маленький горлан:«Делать вам тут нечего, бароны, вчетвером,Для ваших лошадей у нас найдется корм».Как ласковая лайка на слепых щенят,Глядит княгиня Айя на четырех княжат.Хрустит душистый рябчик и голубиный хрящ –Рвут крылышки на части так, что трещит в ушах;Пьют мед душистых пасек и яблочный кларетИ темное густое вино – ублюдок старых лет.Тем временем Аймона надвинулась грозаИ связанных ремнями борзых ведут назад,Прокушенных оленей на кухню понеслиИ слезящихся лосей в крови и пыли.Гремя дубовой палкой, Аймон вернулся в домИ видит у себя своих детей за столом.Плоть нищих золотится, как золото святых,Бог выдубил их кожу и в мир пустил нагих.Каленые орехи не так смуглы на вид,Сукно, как паутина, на плечах у них висит,Где пятнышко, где родинка мережит и сквозит.

Начало «Федры»

(Расин)

– Решенье принято, час перемены пробил,Узор Трезенских стен всегда меня коробил,В смертельной праздности, на медленном огне,Я до корней волос краснею в тишине:Шесть месяцев терплю отцовское безвестье,И дальше для меня тревога и бесчестье –Не знать урочища, где он окончил путь.

– Куда же, государь, намерены взглянуть?Я первый поспешил унять ваш страх законныйИ переплыл залив, Коринфом рассеченный.Тезея требовал у жителей холмов,Где глохнет Ахерон в жилище мертвецов.Эвлиду посетил, не мешкал на Тенаре,Мне рассказала зыбь о рухнувшем Икаре.Надежды ль новой луч укажет вам тропыВ блаженный край, куда направил он стопы?Быть может, государь свое решенье взвесилИ с умыслом уход свой тайной занавесил,И между тем как мы следим его побег,Сей хладнокровный муж, искатель новых нег,Ждет лишь любовницы, что, тая и робея…

– Довольно, Терамен, не оскорбляй Тезея…

«Опять войны разноголосица…»

Опять войны разноголосицаНа древних плоскогорьях мира,И лопастью пропеллер лоснится,Как кость точеная тапира.

Крыла и смерти уравнение,С алгебраических пирушекСлетев, он помнит измерениеДругих эбеновых игрушек,Врагиню-ночь, рассадник вражескийСуществ коротких, ластоногихИ молодую силу тяжести:Так начиналась власть немногих…

Итак, готовьтесь жить во времени,Где нет ни волка, ни тапира,А небо будущим беременно –Пшеницей сытого эфира.А то сегодня победителиКладбище лёта обходили,Ломали крылья стрекозиныеИ молоточками казнили.

Давайте слушать грома проповедь,Как внуки Себастьяна Баха,И на востоке и на западеОрганные поставим крылья!Давайте бросим бури яблокоНа стол пирующим землянамИ на стеклянном блюде облакоПоставим яств посередине.Давайте всё покроем зановоКамчатной скатертью пространства,Переговариваясь, радуясь,Друг другу подавая брашна.

На круговом, на грозном судьбищеЗарею кровь оледенится,В беременном глубоком будущемЖужжит большая медуница.А вам, в безвременьи летающимПод хлыст войны за власть немногих –Хотя бы честь млекопитающих,Хотя бы совесть – ластоногих!И тем печальнее, тем горше нам,Что люди-птицы – хуже зверяИ что стервятникам и коршунамМы поневоле больше верим.

Как шапка холода альпийского,Из года в год, в жару и в лето,На лбу высоком человечестваВойны холодные ладони.А ты, глубокое и сытое,Забременевшее лазурью,Как чешуя, многоочитое,И альфа и омега бури, –Тебе, чужое и безбровое,Из поколенья в поколеньеВсегда высокое и новоеПередается удивленье.

«Жизнь упала, как зарница…»

Жизнь упала, как зарница,Как в стакан воды ресница,Изолгавшись на корню,Никого я не виню…

Хочешь яблока ночного,Сбитню свежего, крутого,Хочешь, валенки сниму,Как пушинку, подниму.

Ангел в светлой паутинеВ золотой стоит овчине,Свет фонарного лучаДо высокого плеча.

Разве кошка, встрепенувшись,Черным зайцем обернувшись,Вдруг простегивает путь,Исчезая где-нибудь…

Как дрожала губ малина,Как поила чаем сына,Говорила наугад,Ни к чему и невпопад.

Как нечаянно запнулась,Изолгалась, улыбнуласьТак, что вспыхнули чертыНеуклюжей красоты.

Есть за куколем дворцовымИ за кипенем садовымЗаресничная страна:Там ты будешь мне жена.

Выбрав валенки сухиеИ тулупы золотые,Взявшись за руки, вдвоемТой же улицей пойдем

Без оглядки, без помехиНа сияющие вехи –От зари и до зариНалитые фонари.

«Мне кажется, мы говорить должны…»