Ржавчина. Пыль дорог - Екатерина Кузьменко

– Дэй… – на другие слова сил уже не осталось, тень улыбки скользнула по губам. Я должен был сказать ей.

– Твои родители…

– Я знаю. У них рация, – слабый кивок в сторону военных, – передавали сообщения о разрушениях. Улицы, дома. Я у сокурсницы ночевала. Не спали, к зачету готовились. Услышали, выскочили. Она с родителями к окраине, а я своих искать. Только нашла раньше этих. А узнала… потом.

Я промолчал. Только стиснул ее руку своей свободной рукой – той, что не поддерживала солдата.

Рин сильнее, чем кажется. Но все равно пугающе хрупкая.

Мы уходили из города. Уходили, оставляя за собой обглоданные взбесившимся временем остовы домов. То, что уцелело, быстро уничтожит наступающий лес.

Мы уходили в никуда.

Позади нас рассыпался в пыль привычный мир.

– Вы уже тогда поняли, что это надолго? – я с трудом различаю мальчишку в третьем ряду – перед глаза ми все еще стоит умирающий город. И лица родителей.

Это не похоже на чувство вины: случись мне повернуть время вспять, я бы и тогда не отступилась от Дэя. Но давнее непонимание осталось между нами навеки. Одна из тех ран, что ноют до сих пор. Их нет. И больше не будет. Мы с отцом никогда не закончим наш спор. Мама никогда не допишет статью в институтский еженедельник. Они не придут на церемонию моего выпуска. Да и самой церемонии не будет. Знали бы мои преподаватели, что практику мне придется начать несколько раньше, чем предписывали правила…

– Конечно, поначалу все надеялись, что ситуация под контролем, – мне наконец-то удается обуздать собственные воспоминания, – потом выяснилось, что военные не могут связаться ни с командованием, ни с властями. К нашему лагерю начали прибиваться беженцы из других городов. Где-то время сходило с ума, где-то из темных углов и подвалов приходили существа, смутно знакомые по детским кошмарам, – и убивали. Впрочем, были и люди, которые рассказывали о раздваивающихся тенях, готовых броситься на любого, о том, как за дверью родного дома вдруг открывались бескрайние пустыни или улицы неизвестных городов – давно мертвых городов. Сколько заплутало в этих слоях реальности, сколько сгинуло навсегда, сделав роковой шаг, мы, наверное, никогда не узнаем. Рассказчикам не верили… До поры до времени. Цеплялись хоть за какое-то логичное объяснение происходящего. Сначала мы просто пытались выжить, разыскать склады, где можно было добыть еду, оружие. Подбирали выживших. Потом зачищали и отстраивали города.

А потом кто-то произнес это слово – «Ржавчина». Эпоха получила имя. Теперь я понимаю, что тот, первый, год был переломным. Маятник раскачивался, от слишком многих причин зависело, утонут ли остатки страны в анархии, когда каждый сражается только за себя, или у нас получится спасти хоть что-нибудь.

– У нас за дверью кладовки что-то пряталось, дня за два до начала, – серьезно сказал парень в сером свитере, – мать не верила, говорила, мне все приснилось. А какое там «приснилось», если за дверью что-то стояло, будто там полок нет, просто еще одна комната. Кошка, конечно, могла бы шуршать, но наша кошка умерла две недели назад.

– У меня не было животных, – я покачала головой, – а вот у подруги кот тоже умер за неделю или две. Я еще тогда подумала: многовато смертей. И у преподавательницы – кошка, и из подвала дворник нескольких вынес. Тогда все думали – вирус. Наверное, они как-то предчувствовали, а то и пытались сдержать то, что на нас надвигалось. Недаром раньше говорилось, что кошки – стражи границ.

Кошки не сразу вернулись в наши города. Бывало и так, что из поездок в Столицу или из дальних рейдов люди привозили свертки, из которых высовывалась любопытная усатая мордочка и острые уши. Когда одна из привезенных на Базу кошек оказалась беременной и спустя несколько дней окотилась, это стало еще одним знаком: осколки мира понемногу становятся на место.

Когда все началось, самым старшим из этих ребят было лет по девять. Может, им даже пришлось проще, чем взрослым, – детская психика более гибкая, – но нехватку продуктов и лекарств сложно назвать благом. Им и сейчас нелегко: в шестнадцать – семнадцать лет они уже работают, на заводах их пристраивают к какому-нибудь делу и обучают одновременно.

Интересно, сколько лет будет нам с Дэем, когда подрастут другие семнадцатилетние, похожие на нас прежних?

На колонну грузовиков мы натолкнулись случайно. Нас спросили только:

– У вас тоже?..

Ответа не требовалось.

У дороги стихийно вырос лагерь беженцев. Две-три палатки для раненых. Костры. Военные раздавали одеяла и сухпайки. Значит, хоть где-то успели эвакуироваться организованно.

Наш подопечный оказался в руках медиков.

Быстро темнело. Я с сомнением смотрел на Рин. Как она перенесет ночевку почти на голой земле? Погода сейчас теплая, но осень есть осень, и ночью холодает.

Рин бросала в висящий над костром армейский котелок какие-то травы. Рядом сидела уже виденная мною женщина с тремя детьми. Мелкие, которым полагалось быть шустрыми и непоседливыми, устало жались к матери.

– Простудился, – кивнула Рин на одного из детей, мальчика лет пяти, – а тут ни лекарств, ничего. Не знаю, что делать.

– Ничего, что-нибудь придумаем. У военных-то наверняка аптечки есть.

Я успокаивающе коснулся ее плеча и пошел дальше, туда, где лежали раненые. Там человек в камуфляже, встав на какой-то ящик, обращался к группе беженцев, преимущественно мужчин.

– Мы сейчас пытаемся связаться с другими городами. Нам нужен бензин, чтобы двигаться дальше. Переночевать придется здесь.

– Раненых и ребятишек в грузовики бы на ночь, – подал голос худой, рабочего вида мужик.

– Обязательно, – кивнул военный, – мы не знаем, какие объекты уцелели. У меня не хватает людей, нужна ваша помощь, – как-то буднично закончил он.

– Не вопрос, поможем, – сказал я. Кажется, громче, чем следовало, – половина народу обернулась в мою сторону. Я вдруг смутился – впервые за несколько лет. – Вы только скажите, что делать.

– Конечно, – отозвался военный, – нужен бензин. У нас есть карта района, но мы не знаем, уцелели ли хоть какие-нибудь заправки. Так что надо взять несколько легковых машин и выбраться на разведку.

– Ну, у меня машина на ходу, даже на бензин вас не придется грабить, – отозвался парень в джинсовом костюме. – На подъездах к городу понял, что что-то не то творится, и повернул. Когда ехать?

– Сейчас.

На багажнике какого-то автомобиля расстелили карту, и несколько водил сразу же склонились над ней. Я протолкался вперед.

– Парень, а тебе чего? – раздраженно спросил кто-то.

– С вами поеду.

– Без детей разберемся, – пробормотал тип в шоферском комбинезоне с эмблемой какого-то супермаркета. Можно подумать, я не знаю, что дело не в возрасте, а в моем уличном виде. Не вызываю доверия, что тут поделаешь.

Не успел я додумать эту мысль, как на плечо мне опустилась тяжелая рука.

– Со мной поедешь, – за спиной стоял тот самый парень в джинсе. Теперь я разглядел его получше. На вид – лет двадцать пять – тридцать, но светлые короткие волосы густо пересыпаны сединой и потому кажутся почти белыми. Может, жизнь была неласкова, может, просто фамильное. Такое тоже бывает, нечасто, но бывает. Глаза – светло-серые, насмешливые. Абсолютно не вяжущийся с осенью загар. – Какая там трасса?

– Вот эта, – красный карандаш прочертил линию в извилистой паутине дорог – так ребенок, разгадывающий головоломку в журнале, вычерчивает выход из лабиринта. Карта, кстати, не армейская, простой автомобильный атлас, такие в любой придорожной забегаловке продаются.

– Заметано, – кивнул парень и обернулся ко мне: – Время на сборы нужно?

– Только девушку предупредить.

Машина у этого типа оказалась самой обычной, черный «айлерн», не слишком новый, но ухоженный. Когда я разыскал ее на обочине, парень как раз укладывал в багажник канистры. Вот он, основной плюс «айлерна», помимо неприхотливости – увезти на нем действительно можно много. Хотя вообще-то в машинах я разбираюсь плохо.

– Забыл спросить, как тебя зовут, – честно выпалил я.

– Стэн Анхарт. А ты?

– Дэй.

– Дэй – и все?

– И все, – я прошел к передней дверце и забрался на сиденье рядом с водительским. – Едем?

– Пристегнись, – дружелюбно посоветовал Стэн с интонацией бывалого гонщика.

Гонки по опустевшим дорогам, правда, не получилось, получился заезд с препятствиями: мы останавливались, чтобы оттащить с пути сломанные ветки, а один раз пришлось объезжать по обочине пробку, в прямом смысле слова запечатавшую дорогу. Естественно, правила дорожного движения это, мягко говоря, не одобряли, но Стэн здраво рассудил, что в такой ситуации на правила можно и наплевать. Я с опаской оглянулся на брошенные машины – в беспорядке остановившиеся на дороге, с распахнутыми дверями.