Ржавчина. Пыль дорог - Екатерина Кузьменко

– Бред, – вслух сказала я, но автомат не опустила, готовясь выстрелить на любой подозрительный шорох с той стороны. Никогда не бывает так, как в фильмах.

Обычно бывает намного хуже.

– Не то слово, – Дэй осторожно оборвал сморщенный листок с ближайшей к нему ветки и растер в пальцах. – Иногда мне кажется, что день, когда я вдруг очнусь в больнице, накачанный всякой галлюциногенной дрянью, будет для меня как второе рождение.

– И ты первым делом спросишь, какой сейчас год?

– Нет, – улыбка, короткая как проблеск солнца, – первым делом я выдерну из руки катетер и пойду искать палату, где держат тебя.

– Спасибо. Правда спасибо.

Очередной порыв холодного ветра, зашуршавший не желающей опадать листвой, вернул нас в эту реальность.

– Что будем делать? – я последовала примеру Дэя и тоже сорвала лист. Да, тут нужен ветер посерьезнее – листья вроде бы обычные дубовые, но на черенках держатся на удивление прочно. Ветер, ага. Который валит огромные стволы, но при этом не срывает листву.

Будем считать, что я поверила.

– Тебе не кажется, что нас прямо-таки уговаривают обойти? Здесь тяжело и неудобно пробираться, можно напороться на сучок, шли бы вы другой дорогой, деточки…

– Кажется, – раньше у Дэя была привычка во время раздумий запускать пальцы в волосы, но с шикарной, до середины спины, гривой пришлось расстаться. Уж больно тяжело содержать такие волосы в чистоте. Остричь их под машинку он так и не решился, обкромсал кое-как ножницами и теперь прячет недлинные пряди под защитного цвета бандану Моя срезанная коса так и лежит на дне рюкзака с личным барахлом – тем, что не потащишь с собой на задание, но выбросить жалко. Там же, в одном из карманов, спрятаны завернутые в обрывок газеты шпильки. Хочется верить, что однажды они мне понадобятся.

– Сворачивать нельзя, – продолжает свою мысль Дэй. – Когда ты сворачиваешь с тропы, она зарастает за твоей спиной. Так что сворачивать нельзя, даже если звать будут.

Я не спрашиваю, кто может позвать нас с обочины. У меня и без того богатая фантазия, некогда подогретая историями Дэя о призрачных попутчиках.

– Лезем? – по-деловому уточняю я.

– Лезем.

Он достает из рюкзака обрезок веревки и на всякий случай связывает наши ремни. Конечно, риск запутаться такой пуповиной в ветвях тоже остается, но терять друг друга из виду слишком опасно. Дэй первым ныряет под толстую ветку, ствол делает попытку перекатиться под ногами, но выдерживает. Такое чувство, будто залезаешь в шалаш, только он все не кончается и не кончается. Если бы кто-то захотел на нас напасть, мы стали бы легкой добычей – драться в такой тесноте почти невозможно. Чистое самоубийство. Хотя у нас вся работа – чистое самоубийство. В принципе, за нами даже лезть не обязательно, можно просто прочесать завал парой очередей. Только стрельба – это человеческое, нормальное.

Дэй останавливается, чтобы срубить ножом пару неудобно торчащих веток на нашем пути, я чуть не налетаю на него. В принципе, идти можно почти не сгибаясь, только под ноги поглядывать, чтобы не попасть ногой в щель меж стволов или не споткнуться о низкую ветку. Вот только отсутствие просвета впереди тревожит: сколько же там деревьев повалено? Я поднимаю голову, насколько позволяет высота проложенного нами лаза, на лицо и за воротник куртки сыплется мелкий древесный мусор. Щурюсь, оберегая глаза. Наверху, где ветви истончаются, мелькают серые лоскутки неба. Мне кажется или они стали темнее?

– Готово, – тихо говорит Дэй. – Можно пролезть.

Дальше приходится опуститься на четвереньки – толстая ветка перегораживает путь. Страшновато ненароком потревожить всю эту неустойчивую конструкцию: а ну как выйдет из равновесия и погребет нас под собой? Неожиданно Дэй проламывается сквозь листву, и внутрь проникает серенький дневной свет. Почти сразу же я слышу сдавленное ругательство.

– Что там случилось?

– Выбирайся – увидишь.

Я спрыгиваю со ствола, оглядываюсь, но ничего опасного или пугающего не нахожу.

– Под ногами, – подсказывает Дэй, – посмотри под ноги.

Я опускаю взгляд – и теперь уже приходит мой черед ругаться. Асфальт исчез, просто сменился утоптанной пыльной землей. Вдаль от завала убегает начинающий зарастать проселок. Причем проложили его не автомобили. Когда проезжает машина, за ней остаются две колеи и полоса травы посередине, а тут – одна пыльная серая лента. Естественно, металлическое ограждение, оберегавшее машины от вылета в кювет, тоже исчезло. Как и столбы. Ну, хоть дорога на месте. Хотя куда она выведет – кто знает. Тут до моего сознания доходит еще одна неправильность окружающего мира.

– Деревья. До того, как мы полезли в этот милый шалашик, были дубы и еще что-то лиственное. Теперь сосны.

И не просто сосны – целый лес. Причем лес темный, замусоренный. Стволы стоят плотно, между ними – сломанные ветки и густой кустарник. Все деревья старые, с толстыми стволами – подлесок просто не выживает в их тени. Обычно сосновые леса светлые, но про «обычно» рассуждать не тянет. Теперь нас прямо-таки подталкивают к единственному пути. Кто-то предположил, что чудеса, с которыми сталкиваешься на очередном «проклятом месте», всего лишь отражение твоих собственных мыслей и предчувствий. Тогда я знаю, почему некоторых из нас побаиваются. Мало кто захочет общаться с человеком, у которого такое в голове творится.

– Как я понимаю, поворачивать назад бесполезно? – не поворачивай назад, девочка, духи путают тропинки за твоей спиной, и твои собственные следы приведут тебя прямиком в гиблое болото – так предупреждала ведьма героиню одной сказки, отправившуюся за волшебным цветком. Когда-то я таскала с собой компас, но на всех без исключения заданиях он врал, стрелка начинала плясать, словно сумасшедшая, безбожно путая стороны света. Не возвращаться той дорогой, по которой пришел, – еще одно из наших правил.

– Не будем. – Дэй стягивает с головы бандану, вытирая вспотевшее лицо. – Не поможет.

Мне становится его жалко. Да, номинально он старший в нашей маленькой группе, он парень, но ему тоже всего семнадцать, и ему страшно, как и мне. Я протягиваю руку и на миг касаюсь его плеча.

– Идем? – отвязываю веревку от ремня.

– Да, – Дэй встряхивает головой, отбрасывая с лица слипшиеся от пота пряди, и вновь стягивает бандану узлом на затылке. – Все как всегда. Эта дорожка похожа на ловушку для глупеньких героев, и мы в нее, разумеется, попадемся. Позволим монстру нас съесть, чтобы устроить ему несварение желудка.

Вот и еще одно правило. Нельзя долго оставаться на месте.

А дальше стало совсем интересно. Потому что проселок сузился, превращаясь в тропу, а затем и вовсе затерялся в траве.

– Ну просто здорово, – прокомментировала я. Вокруг звенела все та же тишина, нарушаемая разве что шелестом травы под нашими берцами. Кстати, по сравнению с началом пути стало немного теплее. Вот и трава здесь не такая жухлая, ее еще не прихватывало утренним морозом. Хотя, может, теплее просто за плотной стеной деревьев. Начинало темнеть, да еще как-то слишком быстро, но это как раз не было удивительно. День и ночь в таких местах очень любят играть в прятки. Кстати, ночевать здесь не рекомендуется. Да, иногда приходится, и напарник всегда караулит спящего. Но, если можно обойтись без сна, лучше обойтись без сна, а если спать, то под открытым небом безопаснее, чем под крышей. Сон – выход за грань, но эти ворота открыты в обе стороны.

– Тут что, кладбище предыдущих героев? – бормочет под нос Дэй. В переплетении травяных стеблей что-то белеет, будто оглаженный временем, ветрами и дождями череп. Дэй осторожно поддевает его носком ботинка, и «череп» откатывается в сторону, оставляя за собой прореху в травяном ковре. Да, по размеру и впрямь похоже, но это всего лишь гладко обтесанный белый булыжник. Будто вывалившийся из кладки.

Через пару шагов мы натыкаемся на еще несколько.

– Интересно, что здесь было построено? Стена?

– Меня больше занимает, кем построено. И для чего. Или для защиты от чего.

– И здесь ли еще то, от чего защищались, – заканчиваю я мысль. В принципе, ответа не требуется. Нет, конечно, если судить по разбросанным камням, это самое нечто строителей предполагаемой стены все-таки сожрало… Но я предпочитаю оставаться оптимистом.

Тем более, что особого выбора нет.

– И все-таки не стена.

На этот раз изменения в пейзаже первой замечаю я – впереди за деревьями маячит какое-то белое строение. Как будто через неухоженный, романтически-заброшенный парк выходишь к старинному особняку. Вернее, к развалинам. Когда мы подходим ближе, развалины оказываются остатками башни. Круглая площадка, видимо когда-то вымощенная похожим камнем, не заросла до сих пор. От самой башни уцелел полукруг стены с узкой щелью бойницы да пара ступенек ведущей наверх лестницы.