Ржавчина. Пыль дорог - Екатерина Кузьменко

Чтобы однажды встретить – и не сразу осознать, что все это время искал тебя, еще не зная в лицо, не помня, кто ты…

– Я так давно не был с тобой.

– Ну хоть до квартиры-то дотерпишь? – защекотал ухо насмешливый шепот.

В квартире полумрак, занавески задернуты с вечера. Я тянусь к выключателю, но Дэй накрывает мою руку своей.

– Не включай.

Кровать протестующе скрипит под весом двух тел, пальцы Дэя безошибочно находят пуговицы моей рубашки. Я стягиваю с него свитер.

Моя ладонь касается плеча, и Дэй вдруг отстраняется.

– Что?..

– Ничего, просто…

Но я уже вскакиваю и щелкаю выключателем. Мало ли, он же ни за что не признается, что ему больно или что одна из ран плохо зажила. Вспыхивает лампочка под потолком.

– Не хотел пугать, – говорит сидящий на кровати Дэй, – видишь, как меня разрисовали.

Сильнее всего досталось спине. Теперь я понимаю, что имел в виду врач, говоря о «ювелирном шве». Он действительно постарался сделать все максимально аккуратно, но есть вещи, которые невозможно залечить бесследно. Смуглую кожу исчертила целая паутина белых шрамов. Заслуга того, кто зашивал, в том, что они не превратились в некрасиво бугрящиеся рубцы. Несколько тянутся от ключицы, пересекая грудь. И еще два или три гротескным украшением легли на правое плечо.

– Это ты поэтому так полюбил одежду с длинными рукавами?

Кивает.

– Скажи, ты меня испугался бы, лишись я одного глаза? Или если бы у меня выпали волосы от какой-нибудь болезни? Или если бы мне сожгло лицо?

Решительно встряхивает головой.

– Нет. Никогда.

– Так какого демона ты решил, что меня напугает это? Я, между прочим, медик. Чистильщик. А не томная старшеклассница из женской школы.

Усаживаюсь к нему на колени. Обнимаю. Пальцы скользят по обнаженной спине, навсегда запоминая переплетения шрамов. Касаюсь губами ямки между ключицами – как когда-то коснулась впервые. Медленно вдыхаю его запах, пытаясь вспомнить, каково это – быть вместе. Вот он. Живой. Здесь, рядом. Тепло кожи. Жесткие гладкие пряди волос скользят меж пальцев. Поднимаю голову и встречаюсь с ним взглядом. Живой. Поверить и почувствовать, что живой.

– Рин… Я, между прочим, не стеклянный. А ты меня все разбить боишься.

Он откидывается на подушку, принимая тяжесть моего тела.

– Ты не стеклянный, – говорю я, – ты теплый. У тебя волосы больницей пахнут. Ты живой.

– А я сам в это только сейчас поверил.

Я сижу перед полковником в его кабинете.

– Как ты себя чувствуешь? – тон начальника непривычно заботливый.

– Спасибо, подштопали меня неплохо, – непроизвольно тянусь потереть исполосованное шрамами плечо.

– Я не об этом, – все-таки до чего неуместно этот человек смотрится за письменным столом! Пусть даже таким – стареньким, с облезлой полировкой. Ему бы строить планы генерального сражения, раскрыв перед подчиненными планшет с картой посреди штабной палатки. – Меня интересует, сможешь ли ты продолжить работу. Я, конечно, заинтересован в твоем скорейшем возвращении в строй.

– Вы должны понимать, что если мы продолжим работу, то вместе. Если уйдем, то тоже вместе.

– Понимаю. Понимаю, поэтому не тороплю. Если не можешь – не надо. Место на заводе или в авторемонтной мастерской найдем. Или инструктором здесь, на Базе.

Он давно не пытается понять принципы работы чистильщиков – хотя бы потому, что мало кто из нас способен их внятно сформулировать для непосвященного. Просто привык выполнять им самим установленные правила. Если чистильщик признает район непригодным, то это равносильно заключению экспертной комиссии. Тот, кто пообразованнее, иногда ухитряется какие-то ассоциации находить, но чаще всего не выходит и этого.

Я помню, как попросил сжечь неплохо сохранившийся гараж в одном из поселков. Не было в нем ничего пугающего, в этом гараже, каменная коробка да какие-то запчасти внутри. Но я не ушел, пока его не облили бензином и не подожгли, пока он не сложился внутрь горкой кирпичей. Потому что в языках пламени плясали изломанные тени. А я стоял и смотрел, сжимая ладонь Рин и чувствуя спиной взгляд Стэна. Они – видели, я знаю.

Это чем-то похоже на детские страхи, когда ты с воплем вылетаешь из знакомого до последнего угла подвала на яркий солнечный свет и долго не можешь унять дрожь. Потому что темнота вдруг показалась чужой и враждебной, хотя ты десять раз лазил в этот подвал и, несомненно, полезешь еще.

А иногда и так бывает: выйдешь на разведку в какой-нибудь район и едва ноги унесешь. И воздух давит, и местность карте не соответствует. А потом по новой заявишься – нормальная территория. Развалины, конечно, кости, но ничего иного.

Я только одно знаю: там, где мы пройти смогли, больше никаких страхов не случается.

А вот почему – не знаю.

Именно поэтому грубоватый мужчина за столом – на своем месте, рядом с телефоном и бумагами.

А мы с Рин, не менее неуместно смотрящиеся среди бойцов, – на своем. И все мы нужны именно здесь.

– У вас будет три недели отпуска. Восстанавливайся.

– Тренировки?

– Это к Стэну, он подберет что-нибудь щадящее.

Мы попались в легенды, как в сети, – у таких не бывает могил…

– Не скучаете? – спрашивает Стэн, отставляя в сторону кружку с чаем.

Есть у него такая привычка: приходя в гости, сначала говорить о работе, о книгах, травить байки – и только потом переходить к делу. Если, конечно, дело не особо важное. Без разговоров о делах, к сожалению, пока не обходится. Так что застеленный старой клеенкой стол на нашей кухне видел все: и потрепанные карты местности, прижатые по углам кружками, и гору отчетов разных лет, которые нужно было сверить, чтобы сравнить данные, и толстые картонные папки с технической документацией, которые кто-то притащил из очередной вылазки. Разве что бомбу на нем не обезвреживали.

Впрочем, все еще впереди.

– Есть немного, – я встаю, чтобы долить кипятка в его стакан. – Какие предложения?

Если на кухню принести еще один стул, будет тесно. Обычно табуреток здесь две, поэтому, когда приходит гость, кто-то из нас перебирается на подоконник. Сейчас там устроился Дэй.

– В школу сходить не хотите?

– Куда?! – от неожиданности подавшийся вперед Дэй едва не навернулся.

Школ в городе было две, одна у бывшего железнодорожного вокзала, в здании, которое раньше занимало какое-то училище, другая – в центре, возле администрации.

– В школу, – повторил Стэн. – Профилактические беседы с детишками, пропагандистская работа, сборка-разборка учебного автомата…

–…Возможность потрогать живого чистильщика, – закончила я за него.

– И это тоже, – кивнул командир. – Здесь-то еще ладно, но, если про вашу работу не рассказывать людям, в более благополучных регионах лет через пятьдесят вы рискуете стать городской легендой. Ну что, беретесь?

– Какие дети? – обреченно поинтересовалась я. Была ведь когда-то шальная мысль поступать не в медицинский, а в педагогический.

– От четырнадцати до семнадцати, нормальный возраст. Шумят, галдят, но слушают потом с интересом. На сувениры уж точно не разберут.

– Я слышу в твоем голосе сомнение, – произнес Дэй, с видом аристократа жестикулируя кружкой с чаем. Эффект оказался несколько смазан из-за малого сходства кружки с хрустальным бокалом. – В чем подвох?

– Ни в чем. Мы, когда на старших курсах училища были, тоже ходили в школы, когда приглашали. Чтобы там помнили, что мы их защищаем, заботимся и будем рады видеть в рядах своих товарищей, когда подрастут. Правда, спички тянули всей подгруппой, чтоб определить, кто пойдет.

– Курсанты военного училища, – драматически продекламировал мой любимый. – Тянут жребий, чтобы выяснить, кого отправить на опасную вылазку в логово цветов жизни. Потом те, кому не повезло, скупо, по-деловому прощаются с товарищами, берут сумки с горой учебного барахла и перебежками, по узким переулочкам, в которых в обычное время гуляет только ветер да редкие темные личности, устремляются к школе. Незамеченными перемахивают через забор и проникают в здание с черного хода, где их ждут директор и классный руководитель – единственные союзники в предстоящей битве, не считая начальника училища, который перед выходом лично пожал каждому из них руку и сказал, что родные стены их подвига не забудут.

– Ага, примерно так все и было, – сквозь смех выдавил Стэн. – И ту самую гору учебного барахла по десять раз проверяли, чтобы кто-нибудь из детишек случайно, скажем, пустую обойму не унес.

– Что ж вы так? – я укоризненно покачала головой. – Надо было гильзы с собой прихватить, пару коробок. В качестве подарков, чтоб суровые туземцы отпустили с миром.