Дыхание песков - Вайолет Винспиер

— Очень хочу. Прикурите для меня сигаретку, nina. Мне просто не оторваться от руля. Хотя звезды и светят, на дороге все-таки темно, и мне совсем не хочется наскочить на скалу или переехать какое-нибудь животное.

Жанна открыла плоский золотой портсигар, достала сигарету и, прикуривая, вдруг замерла, пораженная ощущением интимности, возникшей между ними. Дон Рауль отдал ей свой пиджак, а сейчас возьмет сигарету, которой только что касались ее губы.

— Gracias [25].

— Какое милое слово.

— Наш язык вообще очень благозвучен. Я научу вас ему.

— Боюсь, я пробуду в Эль Амаре слишком недолго, чтобы успеть выучить его.

— Ничего. Поверхностное знание испанского и арабского сделает вас самой колоритной хозяйкой чайной из всех, что есть в Англии, — заметил он. — Добропорядочные леди станут просто стаями слетаться к вам на чай с печеньем, чтобы послушать о том, как вас похитил шейх и увез в пустыню.

— Как будто я собираюсь это рекламировать! — резко ответила она. — Для чего вы все-таки дразните меня?

— Я слышал, романтичные дамы в небольших провинциальных городках убеждены, что темпераментных южан больше всего привлекают белокурые северянки, — не унимался дон Рауль.

— А мне известно совсем другое, сеньор.

— Хотите сказать, что ни одной приличной женщине не понравится ваше общение с таким, как я?

— Я просто не согласна, что все южные мужчины в восторге от блондинок. Хойосу, например, вы нисколько не любили.

— Она оставляла меня совершенно холодным, chica.

— Это как раз доказывает, что вы предпочитаете черные волосы и карие глаза. По-моему, вполне естественно, когда делаешь своим избранником того, кто наружностью и манерами напоминает кого-нибудь из твоих родителей.

— И это ставит перед вами неразрешимую проблему, дитя мое.

Жанна от растерянности замешкалась с ответом, а когда открыла рот, чтобы сказать что-нибудь хлесткое, вдруг раздался глухой удар и визг, словно на темной пустынной дороге машина наскочила на что-то живое. Дон Рауль резко нажал на тормоз и процедил какое-то менее благозвучное испанское слово.

— Мы все-таки наткнулись на что-то!

— Только не смотрите на меня так, будто это я виновата. Я могла бы всю дорогу вообще не произносить ни слова.

— Давайте выйдем, поглядим, кому там не повезло. — Испанец рывком распахнул дверцу, достал фонарь и выскочил на дорогу. Девушка последовала за ним. Луч фонаря высветил из темноты труп шакала с каким-то мелким зверьком в пасти. Жанна сдавленно охнула и отшатнулась.

— Тушканчик, — повернулся к ней дон Рауль. — Я хочу отъехать назад. А вам, если неприятно, лучше отойти к обочине.

— Бедняжка, — дрожащим голосом произнесла Жанна. Пиджак, спускавшийся до колен, придавал ей беспомощный вид, ее слегка знобило.

— Шакалы очень прожорливы, они не брезгуют даже падалью и запросто могут растерзать одинокого путника. Это вам не собака, дружелюбно машущая хвостом, так что не глупите.

Слезы навернулись Жанне на глаза, и, отойдя на обочину, она повернулась спиной к дону Раулю, кутаясь в его пиджак. Мотор завелся, колеса прошуршали, объезжая мертвое животное, и остановились рядом.

Без слов она забралась внутрь, и машина двинулась дальше.

— Скоро остановимся на ночлег, — произнес он. — Вы проголодались, устали и ненавидите меня.

— Вы совершенно бесчувственны.

— Вовсе нет, но я не трачу свои эмоции на дохлых шакалов и дурацкие размолвки.

— Чтобы не мешать, я больше не скажу ни слова, не то в следующий раз вы наедете на верблюда.

— Как хотите, — хмыкнул он. — У меня есть, чем заняться и что обдумать… Кстати, арабы называют упрямую женщину верблюжонком.

— Терпеть не могу бессердечных мужчин.

— Я — просто голодный мужчина, который уже много миль крутит баранку и начинает уставать. Пожалейте меня, chica. Разве у вас нет сердца?

Ее гнев тут же угас, сменившись раскаянием. Впереди лежала темная дорога, а левая фара на машине светила тускло. Должно быть, треснуло стекло, когда они сбили шакала, вышедшего на охоту и поймавшего одного из смешных пушистых большеглазых тушканчиков. Глупо было дуться на дона Рауля, но Жанна не выносила вида даже раздавленных пауков.

— Простите, если я показался вам бесчувственным, — произнес он, — но мне было бы действительно жаль, окажись это газель или заяц.

— Разве вы не охотитесь на газелей?

— Сейчас охота на них запрещена, и эти грациозные пятнистые существа могут безбоязненно носиться по склонам холмов. Я предпочитаю охотиться на диких кабанов или, когда выпадает случай, на лесных пантер. Здесь, в Марокко, есть кедровые леса, где еще попадаются эти огромные кошки-убийцы.

— Как я рада, что газелей здесь никто не трогает, — прошептала девушка.

— Вам не нравится охота, да, Жанна? А ведь любовь похожа на нее.

— Только она не оставляет таких разрушительных следов.

— Как знать. В любом браке есть элемент принуждения. Возьмем браки по сговору. Я не признаю их, потому что и жених и невеста в этих случаях часто оказываются жертвами. Иногда, правда, они все же приспосабливаются друг к другу. Но где-то волнение, пыл… тот жар в крови, та восхитительная дрожь, с которой смотришь на любимого человека и понимаешь, что все на свете отдашь, только бы всю жизнь быть рядом!?

Жанна взглянула на освещенное фарами лицо дона Рауля. Ни малейшего намека на иронию! Он говорил совершенно серьезно! Значит, невзирая на любовь к Эль Амаре и преданность принцессе, он готов пожертвовать всем ради любимой женщины.

Неожиданно машина замедлила ход, и дон Рауль выглянул из окна, всматриваясь в освещенное фарами пространство.

— Впереди несколько пальм и кустов тамариска. Тут мы и остановимся: разведем костер, приготовим ужин, выпьем кофе и уляжемся спать под звездами.

Он свернул с дороги, и машина, подпрыгивая на ухабах, подъехала к небольшой роще.

Сердце у Жанны билось часто-часто, и она не знала, радоваться ли ей, что путешествию на сегодня пришел конец. Девушке предстояло провести ночь наедине с мужчиной, в котором она была совершенно не уверена, и который мог быть и на удивление добрым и довольно жестоким. При мысли о близости с доном Раулем ее кидало в дрожь, а все вокруг становилось фантастически-нереальным.

Непостижимая, таинственная пустыня лежала вокруг них, в воздухе пахло горящими тамарисковыми ветками. Созвездия, изгибаясь, словно хвостатые кометы, сияли на темно-синем бархатном небе. Что-то неуловимое, волнующее и влекущее чувствовалось во всем — в смешивающихся запахах дыма и мяса, в шелесте пальм, в угловатом силуэте мужчины, стоявшего возле костра.