Адриатика (Собрание сочинений) - Владимир Виленович Шигин

Старший офицер велел накрепко запереть обезумевшего от пьянства командира в каюте. У двери встали двое м ичм анов с обнаженными шпагами и заряженными пистолетами. Боцманам было строжайше велено помалкивать. Те отвечали понимающе.

– Что мы, не понимаем, коли с их высокоблагородием горячка белая приключилась!

Сам старший офицер поспешил для доклада к главнокомандующему.

Происшедшее на "Венусе" было столь возмутительно, что Сенявин самолично прибыл на фрегат. Мичмана у капитанской каюты отсалютовали ему шпагами и отперли запоры. Войдя в каюту, Сенявин брезгливо поморщился: Эльфинстон валялся ничком на палубе среди пустых бутылок в луже собственных испражнений.

– Как проспится арестовать и свезти в крепость! – распорядился вице-адмирал. – Пока команду над фрегатом примет капитан-лейтенант Баскаков с "Автроила", благо его собственное судно в починке стоит, а потом и нового капитана сыщем!

Утром к всеобщей радости команды, бывшего командира под караулом свезли на берег. Вскоре он был судим, признан виновным и с позором изгнан со службы.

Тогда же был переведен на "Венус" со "Святого Петра" и мичман Владимир Броневский. О переводе Броневского распорядился сам главнокомандующий, вспомнивший к месту находчивого мичмана по английской газетной шумихи.

– Коли за словом в карман не лезет, то, глядишь, и в деле ловок будет! – резюмировал он, бумагу на перевод пером скрипучем подписывая.

Несмотря на печаль расставания с друзьями, Владимир новому назначению был все же рад. Впереди ожидались боевые действия, а, следовательно, фрегатам предстояли дозоры, перехваты и набеги. Разве можно сравнить беспокойную и веселую фрегатскую службу со скучной линейной, когда там генеральное сражение будет, а фрегаты каждый день в деле! К тому же "Венус" не имел себе равных в легкости хода, а служба на нем почиталась среди офицеров за честь особую.

Командиром "Венуса" был тогда же назначен капитан-лейтенант Егор Развозов. За плечами его битвы при Гогланде и Эланде, Ревеле, Выборге и Текселе. На груди георгиевский и анненский кресты. Да и слава добрая. Капитан-лейтенант был смел и лих, в быту же уживчив и к подчиненным своим весьма благожелательный.

Вместо Развозова командиром "Кильдюина" был определен старший офицер корабля "Москва" капитан-лейтенант Дурново, а старший офицер "Кильдюина" лейтенант Бутаков принял под свое начало бриг "Летун".

Что касается временного командира фрегата капитан-лейтенанта Баскакова, то он был снят Сенявиным с должности, за то, что на первом выходе в море на радостях, что принял под команду столь знаменитое судно, напился до полного бесчувствия.

– И что это за напасть такая на "Венус", что ни командир, то пьяница беспробудный! – досадовал Сенявин.

Баскаков, на свое отстранение от командования, написал жалобу, говоря о худом к себе расположении, со стороны главнокомандующего, и о нарушении старшинства с назначением на должности. На это Баскаков был вызван Сенявиным.

– Я давно простил вас за ваше пьянство, ибо считаю тот проступок случайным! – сказал вице-адмирал капитан-лейтенанту. – Однако не могу дать вам судно, пока не буду уверен, что подобного не повторится впредь! Что касается старшинства при назначениях, то я назначаю не по старшинству, а по способности!

Забегая вперед, можно сказать, что Баскаков впоследствии хорошо служил и храбро воевал, за что был награжден орденом, а впоследствии сделал и неплохую карьеру.

…Мичмана Броневского встретили на «Венусе» радушно. Развозов, руку пожав, сказал ласково:

– А меня зови Егором Федоровичем! Фрегатская служба, как известно, без ваших линейных церемоний. У нас на фрегатах все по-простому, по- домашнему!

Разместился Володя на кубрике в одной выгородке с мичманом Матвеем Насекиным. Матвей – беломорец со стажем, уже побывал на Средиземном море ранее, а потому важен и серьезен.

– Ты, Владимир, к моим советам прислушивайся. Я зейман опытный, плохому не научу!

Огляделся. В выгородке две койки одна над другой, каждая – это сбитая из досок рама с натянутыми внутри веревками и брошенным на них соломенным матрасом, сверху вечно сырое флотское одеяло, а под голову, набитая соломой, парусиновая подушка. На переборке чадящий судовой фонарь, рядом жестяной умывальник, небольшое полированное стальное зеркальце и внизу у стенки рундучок Насекина. Володя согнулся в три погибели под низким палубным бимсом, присел на парусиновый стул. Ну, вот я и дома!

– Хорошо, старина, я тебя послушаю! – кивнул своему новому сослуживцу, рундук свой в закуте мичманском пристраивая. – Ты лучше скажи, когда у вас чаи вечерние гоняют, а то я с этим переездом оголодал, аж в животе урчит!

Но погонять чаи не удалось. Неожиданно поступило сообщение срочно принять на борт чиновника иностранной коллегии статского советника Поци-ди-Борго с коллежским асессором Козеном и выходить курсом на Рагузу. Прибыла под шторм-трап шлюпка. Поднялись на палубу пассажиры. Засвистали боцманские дудки. Затопали по палубе босые матросские ноги. Повис выхоженный мокрый якорь. Минута, другая и паруса уже наполнились ветром.

– Курс зюйд-ост! – объявил, затупившему на вахту Насекину, Развозов. – А вы мичман! – повернулся он к Броневскому. – Заступайте на эту же вахту дублером! Учитесь быстро, ибо у нас на фрегатах и мичмана собственную вахту стоят!

В лицо Владимиру дул свежий и теплый ветер Адриатике. Впереди ждало первое приключение. Да, служба фрегатская была нечета всем иным!

Над Корфском рейде играли вечернюю зарю и спускали на ночь флаги, остававшиеся корабли. Кончался еще один день пребывания сенявинской эскадры в самом южном порту России.

Часть вторая

Время больших пушек

Глава первая

Хмурое утро Аустерлица

В Петербурге со всей торжественностью провожали в действующую армию императора Александра.

– Я поехал добывать Отечеству новую Полтаву! – важно заявил он на прощание матери и жене. – Ждите меня с победой!

– Возвращайся с лаврами Александра Македонского! – прослезились те.

По пути российский император предполагал встретиться с императором Австрии Францем и королем Пруссии Фридрихом-Вильгельмом. Франц, только что потерявший умершую от болезни супругу, выглядел весьма удрученным, но воевать собирался серьезно.

– Я сотру проклятых французов в порошок! – грозился он громогласно, собрав вокруг себя европейских послов.

Те сочувственно кивали ему и разводили руками: мол, что тут можно еще добавить!

Однако, при всем своем сочувствии коалиции, выступать открыто Фридрих- Вильгельм пока все же побаивался, и Александру пришлось его долго уговаривать.

– Выступить, то я выступлю, но вы не знаете французов! – жалился Фридрих- Вильгельм. – Этим богохульникам не ведомы рыцарские правила войны! Они рыщут и нападают, как оголодавшие волки!

– Прекрасно, мой брат! – хлопал его по плечу Александр. – Тогда мы будем с вами охотниками!

За войну, однако, ратовала жена короля Луиза. Вместе с Александром они затащили упиравшегося монарха в склеп