Секрет виллы «Серена» - Доменика де Роза

с белыми стенами, украшенными разноцветными фресками. Голубой слон и розовый жираф охраняют впечатляюще защищенный вход с домофоном и CCTV-камерами (итальянцы предпочитают не рисковать в делах, касающихся bambini[84]). Эмили впускают, и она видит, как Чарли играет с другими детьми на тенистой игровой площадке. Секунду она просто стоит и наблюдает за ними, крепко держа Тотти за ошейник. Чарли в своем красном комбинезоне и голубой рубашке совсем не отличается от других ярко одетых итальянских детей, которые носятся по «паутинке», словно стрекозы. Она слышит, как он кричит на простом, но идеальном итальянском, и ее сердце сжимается, будто она вот-вот заплачет. Он выглядит таким счастливым, таким увлеченным, таким уверенным в себе, бегая в своих маленьких белых кроссовочках. Она не хочет его звать, чтобы все не испортить, возвращая Чарли в свой клаустрофобный материнский мир.

Однако Чарли уже заметил Эмили и несется к ней, но сперва обнимает Тотти. Другие дети тоже толпятся вокруг щенка, который привлекает внимание сильнее, чем когда-либо удавалось Эмили. Чарли, как властный хозяин, берет поводок и тащит Тотти меж деревьев, а все дети идут за ним, умоляя дать им погулять с cane lupo[85]. Директриса – впечатляюще роскошная женщина по имени Моника, которая наблюдала с порога, – подходит к Эмили поговорить. Эмили съеживается, ожидая лекцию на тему собаки в школе. Она в восторге от Моники: эти ее очки в тонкой черной оправе придают ей одновременно интеллектуальный и модный вид, два качества, комбинация которых заставляет Эмили чувствовать себя безнадежно неполноценной.

– Извините за собаку, – начинает она. Моника машет рукой:

– Все хорошо. Мы рады с ним познакомиться. Чарли много о нем рассказывал.

– Я рада, – отвечает Эмили. – Значит, его итальянский улучшается?

– Он очень хорошо говорит по-итальянски, – уверяет Моника.

– Лучше, чем я.

Моника пожимает плечами:

– Так оно обычно и бывает.

Сама она говорит по-английски почти идеально. В этот момент Тотти возвращается к Эмили, волоча за собой Чарли. Моника отправляет Чарли собрать свои вещи (Эмили поражена тем, как он ее слушается), но все еще стоит рядом с ней, словно хочет что-то сказать. Эмили, выпутываясь из поводка Тотти, начинает чувствовать себя неуютно. Чарли что-то натворил? Его скоро выгонят из scuola materna?

Наконец, когда подходит Чарли, неся в руках стопку ярко раскрашенных рисунков, Моника произносит:

– Мы с моей подругой Антонеллой говорили о вас.

«О господи, – думает Эмили, – они все обсуждают меня. Тупую англичанку, которая не умеет говорить по-итальянски и которую бросил муж. Наверное, дон Анджело сказал им всем за меня помолиться». Но потом она поднимает глаза и видит умное, внимательное лицо Моники. Она не похожа на человека, который станет сплетничать со священником.

– Антонелла преподает в начальной школе, – рассказывает Моника. – У нас книжный клуб.

– Книжный клуб? – повторяет Эмили первое, что пришло в голову.

– Да. Мы встречаемся и читаем книги, – Моника широко улыбается. – А еще пьем и критикуем мужчин.

– Звучит весело.

– Да. Мы подумали, может быть, вы захотите присоединиться.

Когда они возвращаются домой по полуденной жаре, с Пуччини в проигрывателе (к большому отвращению Чарли), Тотти громко дышит на заднем сиденье, а Эмили думает о своих беседах с Моникой и доном Анджело. Случились бы такие встречи год назад? Нет, она бы сидела в своем отреставрированном гнезде и писала о радостях тосканской жизни. Повернув налево между монастырем и итальянскими соснами, она замечает, что под оливковыми деревьями поставили черные мешки, чтобы собрать урожай. Поля подсолнечника становятся бурыми. Хоть сейчас и жарко, как всегда, но что-то чувствуется в воздухе, что-то острое и бодрящее, первый слабый привкус осени.

Новое начало.

А за много миль оттуда Майкл Бартницки читает электронное письмо от Иззи Голдсмит. Он кликает на вложенные фотографии и долго-долго смотрит на них, стуча золотой ручкой по зубам.

Глава 4

Эмили приходит на собрание поздно, в последнюю минуту побоявшись оставлять Чарли с Сиеной и Пэрис.

– Он же спит, мам.

– Я знаю. А если он проснется?

– Тогда я подоткну ему одеяло, и он снова уснет.

– Что, если нет?

– Тогда он не будет спать, когда ты придешь. Ну честное слово, мам!

Сиена посмотрела на нее с ясной шестнадцатилетней уверенностью. В конце концов, что может пойти не так?

– И в любом случае, – сказала Пэрис, заходя из кухни, доедая батончик Mars на ходу, – у нас есть Тотти.

Вид Тотти, храпящего в корзине, не слишком придает Эмили уверенности, но ей не хочется сердить девочек, тем более учитывая, что они оказались такими неожиданно готовыми помочь и оптимистичными. Сиена фактически предложила посидеть с Чарли, и даже Пэрис не отпустила никаких шуток в смысле продать его первой цыганской семье, что постучит в дверь. Но даже при всем этом Эмили волновалась и суетилась так долго, что было уже семь тридцать, когда она покинула виллу, и почти восемь, когда она нашла место для парковки на извилистой средневековой улице.

В палаццо Коммунале полно людей. Это огромное, довольно красивое здание на главной площади Монте-Альбано, которое используют для всеобщих собраний и общественных встреч, коих здесь на удивление огромное количество. Комната забита зрителями, предвкушающими вечер склок из-за останков этрусков. Эмили пытается, но не может представить, чтобы подобное собрание в Англии привлекло кого-то кроме пары занудных ученых и решившего укрыться от дождя прохожего.

Эмили проскальзывает на свободное место в конце зала. В толпе она замечает своих ближайших соседей: Романо и Анну-Луизу, фермеров, которых редко встретишь в городе; а еще мрачно выглядящую Олимпию и Монику, почему-то напряженную. Рядом с Моникой сидит блондинка. Эмили интересно, не Антонелла ли это. Впереди, лицом к публике, стоит стол с перекладинами, за которым сидит дон Анджело, читая Gazetta dello Sport. Рядом – мэр Монте-Альбано, тихий коммунист по имени Умберто Бьяготти. Возле него – женщина, которую Эмили не узнает, одетая в черный костюм и в таких же строгих очках, как у Моники. Она спрашивает у своего соседа, кто эта дама, и он объясняет, что это та самая инспектор из Управления, профессор Болонского университета, ответственная за все археологические раскопки в районе.

Внезапно у главных дверей начинается какое-то движение, люди оглядываются и перешептываются. Эмили поворачивает голову и видит, как Рафаэль с кипой бумаг, сосредоточенно хмурясь, входит в зал. Он одет более элегантно, чем в их последнюю встречу, – синий костюм и рубашку с открытым воротом, – но волосы так же растрепаны, и весь вид говорит о том, что ему неуютно в закрытом пространстве. Дверь за Рафаэлем