Доктор для следователя - Алиса Север

Я протанцевала с Орландом, потом с еще парой кавалеров, но всё это было лишь фоном. Я искала в толпе его, высокую, строгую фигуру. И когда я наконец увидела его, стоящего в дверях и смотрящего на меня темным, горящим взглядом, я поняла. Эта игра была опасной. Но я не хотела ее заканчивать. Потому что в его ревности была та самая страсть, которую он так тщательно скрывал. И она стоила всех взглядов, всех комплиментов этого пустого света.

Глава 49

Прием закончился. Я вернулась в поместье поздно, с гулом в ушах от музыки и пустых разговоров, с холодом внутри, который не мог растопить даже бархат платья. Я отправила горничную, сбросила с себя тяжелые шелка и жемчуга и осталась одна в тишине своей спальни, стоя у окна и глядя на темный сад.

Я все еще чувствовала на себе его взгляд — горячий, ревнивый, полный невысказанной ярости и желания. Он не подошел ко мне больше за весь вечер. Он наблюдал. И каждый его взгляд был прикосновением, более жгучим, чем рука любого кавалера.

Вдруг я услышала тихий скрип колес на подъездной аллее. Сердце пропустило удар. Я узнала легкий, стремительный ход его служебного экипажа. Он приехал.

Я не двинулась с места, слушая, как хлопает дверца, как быстрые, решительные шаги приближаются по мрамору холла. Я не приказывала слуге не пускать его. Они и так знали. Все в этом доме, казалось, затаили дыхание в ожидании этого момента.

Дверь в мою спальню распахнулась без стука. В проеме стоял Кален. Он сбросил плащ на пол, его мундир был расстегнут. Волосы растрепаны, а в глазах бушевал тот самый огонь, что я видела в бальном зале, но теперь ему ничто не мешало вырваться наружу.

Мы молча смотрели друг на друга через всю комнату. Воздух трепетал, густой и тяжелый от всего несказанного.

— Доволен? — его голос прозвучал хрипло. — Доволен тем, как они смотрят? Как эти ничтожные аристократишки готовы лизать твои туфельки за твои деньги и твой титул?

— А ты? — бросила я ему в ответ, не отводя взгляда. — Доволен тем, что наблюдал со стороны? Как верный пес?

Это было жестоко. Но именно это и сорвало последние оковы.

Он пересек комнату в два шага. Его руки впились в мои плечи, прижимая к себе с такой силой, что у меня перехватило дыхание.

— Ты свела меня с ума, — прошипел он, и его губы грубо прижались к моим.

Это не был поцелуй. Это было нападение. Излияние всей накопленной ярости, ревности, страха и того дикого, неконтролируемого влечения, что так долго тлело между нами. Я ответила ему с той же яростью, впиваясь пальцами в его волосы, кусая его губы, позволяя ему чувствовать всю свою ответную боль и страсть.

Мы падали, спотыкаясь о разбросанную одежду, не в силах разорвать этот поцелуй. Он срывал с меня остатки тонкой ночной сорочки, его руки, горячие и требовательные, скользили по моей коже, заставляя ее гореть. Я рвала застежки его мундира, жаждала ощутить жар его тела без преград.

Когда мы оказались на кровати, уже не было ни леди аль Морс, ни следователя ван Моррета. Были только он и я — два одиноких, израненных существа, нашедших, наконец, пристанище в объятиях друг друга. Его прикосновения были то грубыми, то до смешного нежными, словно он боялся, что я рассыплюсь у него в руках. А я, в свою очередь, открывала ему все потаенные уголки своей души, все шрамы и все надежды, что копились все эти долгие месяцы.

Мы не говорили о любви. Эти слова были бы слишком хрупки для той бури, что бушевала между нами. Это было нечто большее. Первобытное. Неотвратимое. Слияние двух стихий, которые слишком долго сопротивлялись друг другу.

Позже, когда буря утихла, мы лежали в спутанных простынях, прислушиваясь к бешеному стуку сердец, постепенно замедляющему свой ритм. Его рука лежала на моей талии, его дыхание было теплым в моих волосах.

Он не извинился. Не сказал ничего банального. Он просто притянул меня ближе и прошептал одно-единственное слово, пропитанное таким облегчением и такой тоской, что у меня сжалось сердце:

— Наконец-то.

И я поняла — это была не победа. Это была капитуляция. Обоюдная и безоговорочная. Долгая, изматывающая битва подошла к концу. И началось нечто новое. Что-то страшное и прекрасное. И мы оба знали — пути назад нет.

Глава 50

Утро застало нас в спутанных простынях, в лучах солнца, пробивавшихся сквозь щели ставней. Кален проснулся первым. Я почувствовала, как его рука, лежавшая на моем бедре, слегка сжалась, а затем он осторожно, почти невесомо, провел пальцами по моей коже, словно проверяя реальность.

Я открыла глаза и встретилась с его взглядом. В его обычно холодных глазах было странное, непривычное спокойствие, смешанное с легким изумлением. Ни тени сожаления.

— Мне нужно в Ковен, — произнес он тихо, его голос был хриплым от сна. — Отчет по делу Лукана. Допросы его сообщников.

Я лишь кивнула, не в силах найти слова. Что можно сказать после такой ночи? Слова казались слишком хрупкими, слишком незначительными.

Он поднялся с кровати, и я наблюдала, как он одевается — теми же точными, экономными движениями, что надевал свой доспех из высокомерия и отстраненности. Но теперь между нами не было стены. Воздух в комнате все еще хранил тепло наших тел и память о страсти.

На пороге он обернулся.

— Я вернусь, — сказал он просто. Не как просьбу. Как обещание. Как констатацию факта.

И ушел.

Я осталась лежать, слушая, как затихает звук его шагов на лестнице, затем — скрип колес экипажа. В комнате пахло им — озоном, кожей и чем-то еще, сугубо его, что теперь навсегда смешалось с запахом моего тела.

Следующие несколько дней я пыталась вернуться к рутине. Встречи с Добсоном, разбор документов, управление поместьем. Но всё было иным. Теперь, когда внутренняя буря утихла, я смотрела на свои владения с новым чувством — не как на бремя, а как на свой дом. Место, где я могла быть собой. Где меня ждали.

Однажды утром, спускаясь по главной лестнице, чтобы отправиться на прогулку по парку перед встречей с управителем, я услышала внезапный вскрик, а затем глухой удар. Я обернулась. Младшая горничная, Элис, лежала у подножия лестницы в служебном