Паутина - Весела Костадинова

и Натальей — людьми, которые стали для меня поддержкой, — но встретила их скорее сдержанным спокойствием, чем искренней теплотой. Возможно, она ревновала меня к Наталье, ведь если смотреть правде в глаза та была единственной, общение с кем приносило мне радость. Я замечала её взгляды, когда мы с Натальей разговаривали, и чувствовала лёгкую натянутость в её голосе.

Наталья не ставила под сомнения мои решения, она не пыталась вытащить из меня то, о чем говорить я не хотела, она просто была рядом. Я знала, что могу обратиться к ней с любым вопросом или своими сомнениями и она никогда не оттолкнет меня. И больше того, она единственная женщина, которая знала, что со мной сделали. Единственной, перед кем я не пряталась.

Макс тоже знал правду, однако, не смотря на то, что он не вызывал у меня страха, я не могла доверять ему полностью. Впрочем, он этого и не требовал, был внимателен, уважителен, но линий не пересекал. Его общение со мной всегда было кратким, ровным, почти деловым. Ни лишних слов, ни попыток влезть в мою голову. Разве что иногда, по вечерам, когда мы разговаривали, а усталость брала своё, в его голосе прорезались едва заметные нотки тепла. Такие тонкие, что, будь я менее внимательной, могла бы их просто не заметить.

Досидев до конца лекций и как всегда старательно игнорируя попытки Даши хоть как-то поймать мой взгляд, я вышла из аудитории и направилась к лаборатории на четвертом этаже.

Вадим, аспирант Роменского, уже ждал меня там.

— Наворотила ты дел, — поджал он тонкие губы, — не знал бы тебя, решил бы, что ты с лихого бодуна.

Я угрюмо кивнула, поежившись в своей толстовке.

— Ну что, — он кивнул на лабораторный стол, — попытка номер два? Романова, не просри все снова, хорошо?

— Я постараюсь, — буркнула, натягивая халат, — куда-то собрался? — спросила, глядя на то, как он собирает рабочие записи.

— Угу, — не поднимая головы, ответил он, — в деканат. Игорь Андреевич вызывает….

Я похолодела. Сердце провалилось куда-то в пятки, пальцы на мгновение ослабли, и пробирка в руках снова едва не выскользнула.

— Он приехал? — губы дрожали, но голос был почти безжизненным.

— Утром, — Вадим продолжал делать пометки, словно сообщал мне что-то совсем незначительное. — Так что, будь добра, сделай всё как надо.

— Не говори ему, — тоскливо прошептала я, ощущая, как по спине прокатывается холодная волна. — Не говори, что я провалила… Сейчас всё сделаю…

Вадим фыркнул, оторвавшись от бумаг и глядя на меня уже с лёгким раздражением.

— Да больно ему надо! — он устало потер переносицу. — Про вас он и думать не думает, своего головняка хватает. Вы у него по приоритетности где-то первые с конца.

Я сжала зубы, но сказать ничего не успела — Вадим нахмурился, внимательно разглядывая моё лицо.

— Ты чего такая белая? В обморок собралась? — в его голосе появилось тревожное подозрение. — Я тебя тут оставить хотел, с подружкой твоей, но если ты мне тут ЧП устроишь…

— Нет, нет, Вадим, — поспешила заверить я, — усталость сказывается. Все в порядке. Можно, да, Ленка со мной будет? Мамой клянусь, она пробирок даже пальцем не коснется.

— Ой, да бог с вами, — пожал он плечами. — Работай давай, не отвлекайся. Приду часа через два, будь добра — изолируй уже эту ДНК, ради бога, — раздражение в его голосе прибавилось.

Он собрал вещи и пошел к выходу, оставляя меня одну. Правда через минуту ко мне присоединилась подруга, ожидавшая разрешения Вадима снаружи.

— Ну трындец, — поглядывая на двери, сказала она. — Повезло тебе, что не говори. Роменский вернулся, завтра ты б уже хрен что исправила.

Я молча кивнула, соглашаясь с ней. А в голове билось одно: вернулся, вернулся….

Я не видела лица…. Не видела…. Это мог быть не он, совсем не он….он умный, зачем ему это?

А зачем ему звонить бабушке и выяснять мое состояние?

В тот вечер он хотел поговорить со мной… Дашка ясно дала это понять. Зачем? Что хотел сказать? Мог ли мой отказ вызверить его настолько?

— Эй, — Ленка коснулась моего плеча, — ты опять отъехала! Лиана, мать твою, соберись! Ты сейчас опять температурный режим к ебеням упустишь! Лиана, бля! Это моя задача — косячить! А твоя — мне помогать, а не наоборот!

— Да, — машинально кивнула я, — уже внимательна. Подожди….

Усилием воли выгнала из головы лишние мысли, сосредотачиваясь на занятии, и как ни странно дело пошло веселее. Наверное впервые я снова ощутила едва заметную уверенность, спокойно занимаясь понятным и некогда любимым делом.

— О, — через час заметила Ленка, — да ты почти молодца! Давай дописывай свои записи, мой посуду и ждем добра молодца Вадима.

Двери скрипнули, мы одновременно обернулись, надеясь, что Роменский отпустил аспиранта раньше, но вместо этого в лабораторию проскользнула знакомая фигурка Дарьи.

Увидев нас, она растерялась, замешкалась.

— Простите, — наконец, выдавила она, поджимая губы. — Не знала, что вы тут.

Я ничего не ответила, оборачиваясь к гудящим аппаратам и выключая их.

— Даш, погоди, — остановила ее Ленка.

— Нет, — холодно отрезала Дарья, — я, пожалуй, пойду, оставлю вас в вашей прекрасной паре.

— А ну стоять! — рыкнула Лена так, что я едва не выронила колбу со спиртом. — Вы обе очумели что ли? Да что, мать вашу, с вами обеими происходит? Что случилось?

Я плотно сжала губы, Дарья глянула на меня исподлобья.

— Видимо я чем-то ее высочеству не угодила, — зло и ехидно отозвалась она. — А уж чем, не наше это холопское дело знать!

Её слова задели, но я продолжала молчать. Внутри что-то сжалось, закололо, но я не позволила себе ни вздоха, ни слова.

Лена переводила взгляд с неё на меня, и её лицо постепенно искажалось осознанием.

— Да чтоб вас обеих черти взяли! — выдохнула она, закатывая глаза. — Всё, хватит. Сейчас же, сию секунду, вы либо говорите нормально, либо я вас обеих закрою в кладовке, пока не начнёте разговаривать! Лиана! Что с тобой?!

— У Даши спроси, как она свои вечера проводит на работе. Все ей нравится? — я не смогла удержаться от яда в словах, глядя прямо в глаза бывшей подруги.

— Что? — Лена перевела глаза на вспыхнувшее пламенем лицо Дарьи, — Даш? О чем базар, простите, речь?

— Ты совсем чокнулась, принцесса? — вдруг яростно бросила Дарья, голос её сорвался на глухой хрип. — Ты меня, блядь, в чём обвиняешь?!

Я усмехнулась, чувствуя, как злость плещется внутри, подгоняя меня дальше, позволяя языку самовольно нести за собой поток ядовитых слов.

— Да ни в чём, Даш. Совсем ни в чём, — в моём голосе проскользнул сарказм, обжигающий и