Черный Феникс Чернобыля - Владимир Анатольевич Ткаченко-Гильдебрандт

Сатурна в своем сочинении от 1659 года. После чего младший современник и приятель Галилео Галилея греко-латинский богослов и хранитель библиотеки Святого Престола Лев Аллаций (1586–1669) написал небольшое произведение De Praeputio Domini Nostri Jesu Christi Diatriba («Рассуждение о крайней плоти Господа нашего Иисуса Христа»), упомянутое в «Греческой библиотеке» Фабрициуса (XIV. 17), в котором, основываясь на теологических и астрофизических аргументах, выдвинул гипотезу, что кольца Сатурна не что иное, как вознесшаяся вслед за Спасителем Его крайняя плоть, трансформировавшаяся в околопланетные кольца и прообразовавшая современную историю. Трактат Льва Аллация до сих пор замалчивается и не опубликован – стало быть, Римская курия по какой-то причине не заинтересована в его разглашении. Возможно, речь идет в нем и о столе царя Соломона как ретрансляторе энергий времени-пространства от колец Кроноса-Сатурна на план земного бытия. Ибо в фильме Карлоса Атареса Сауры говорится: «Великое зеркало сияет неспешно вне времени, соединяя лик поколений от Адама до тех, кто услышит трубный глас». Воистину: стол царя Соломона не подвержен изменению, тогда как время заключается в отраженных на его поверхности кольцах Сатурна, когда одно кольцо – это прошлое, другое – настоящее, а третье – будущее. Стало быть, линейное время является рационалистической позитивистской иллюзией, а переход из одного состояния, скажем, из прошлого в настоящее и будущее, происходит в результате соприкосновения сатурнианских колец времени-пространства. Отсюда ненавистная Хорхе Луису Борхесу зороастрийская идея Вечного возвращения пронизывает и объемлет собой все историческое и метафизическое христианство.

Кроме того, по сведениям Карлоса Атареса Сауры, выдающийся австрийско-немецкий режиссер Фриц Ланг (1890–1976), долгое время отработавший в Голливуде, считал, что стол царя Соломона – это ловушка сновидений, образующая над колыбелью младенца сетевой покров, отделяющий добрые сны от злых, останавливающий кошмары и направляющий их в лабиринт. Разве сей покров не ковровая пряжа, не сам ли «Миздар», создающий порог разумения с диковинным узорочьем ткачества и зависящий от незримого излучения и магнетизма сокровенного стола царя Соломона, сияющего из-под спуда. В этом смысле воспринимал его и Хорхе Луис Борхес, когда описывал воздействие загадочного прибора «Алеф» в подвале у Карлоса Аргентине Данери, двоюродного брата его умершей возлюбленной Беатриз Витербо, в своей замечательной одноименной новелле из сборника 1949 года «Алеф и другие истории»: аргентинский классик умело геометрически абстрагирует повествовательный предмет, определяя его точкой, в которой сходятся все остальные точки, создавая тем самым астрального двойника стола царя Соломона. В фильме же вышеуказанного испанского режиссера «Луис Бунюэль и стол царя Соломона» кривизна зеркальной поверхности сокрытого артефакта меняется под воздействием неведомого механизма, отсылающего нас к волновым вибрациям эфира, пластически воспроизводящим круги прошлого, настоящего и будущего, сфокусированные и отражаемые в образовавшейся на данный момент кривизне стола как в уловителе.

Говоря библейским языком, речь, как и прежде, идет об имперсональной божественной субстанции, Шехине каббалистов и тамплиеров, вне времени через пространства проецируемой благодаря высокой проводимости эфира. Отсюда уже не выглядит столь странной и даже причудливой идея ученого грека и библиотекаря Ватикана Льва Аллация о вознесшейся крайней плоти Спасителя, в кольцах Сатурна предначертавшей всю последующую историю человечества. Все только что приведенное еще больше сближает фильм с анфиладным фантастическим романом Яна Потоцкого «Рукопись, найденная в Сарагосе», делая оба произведения зависимыми друг от друга в идейно-эстетической плоскости, если вспомнить, что окончательной целью литературного сочинения, по словам Северина Потоцкого, являлось загадочное зеркало, тонко ощущаемое автором на грани миров.

За кадром фильма Карлоса Атареса Сауры осталось то, что визиготские епископы и клирики по особо торжественным случаям, в том числе на двунадесятые церковные праздники, служили свою изначальную мессу, во многом подобную литургии Святого Якова, брата Господня, на столе царя Соломона как в бытность арианами, так и православными, начиная с 587 н. э., когда готский король Реккаред I принял никейское христианство. Событие состоялось в визиготском соборе Толедо Святой Марии, где и хранился знаменитый стол царя Соломона. В 711 году храм был обращен в мечеть, а его главная святыня перед сдачей города маврам, как уже сообщалось, надежно укрыта и замурована готскими священнослужителями и верными в катакомбах Толедо. Еще столетия бывшая мосарабская базилика служила мечетью, пока в 1226 году не подверглась разрушению, а на ее месте при кастильском короле Фернандо III стал воздвигаться величественный собор Святой Марии, завершенный к окончанию Реконкисты в 1493 году. Несколько позднее в 1500 году с согласия королевы Изабеллы Кастильской и по инициативе архиепископа Толедо и великого инквизитора кардинала Франсиско Хименоса де Сиснероса при соборе начал возрождаться мосарабский (испанско-готский) богослужебный обряд, тщательно изученные литургические книги которого были переведены с готского на латынь. В том же году Хименес издал мосарабский миссал (Missale mixtum secundum regulam Beati Isidori, dictum Mozarabes), а в 1502 году – бревиарий (молитвослов). В капелле Тела Христова он учредил коллегию из 13 священников для ежедневного совершения богослужений по изданным мосарабским книгам. С тех пор центр мосарабского богослужебного обряда и пребывает в вышеупомянутой капелле Толедского архикафедрального собора.

Древняя хеттская богиня-мать Кубаба (впоследствии фригийская Кибела) с гранатовым яблоком и зеркалом. Музей Анатолийской цивилизации в Анкаре

Впрочем, священную геометрию готской мосарабской литургии замечательно описывает сам герой фильма «Луис Бунюэль и стол царя Соломона» архиепископ Авилио Авенданьо, обращаясь к трем друзьям, Сальвадору Дали, Луису Бунюэлю и Федерико Гарсиа Лорке, и подчеркивая, как мало общего между расхожим латинским и мосарабским богослужебными обрядами, поскольку в последнем на литургии облатка разрезается на девять частей и выкладывается в виде креста на патене, что латинские теологи считали иудейско-мавританской магией, ведь в одной из книг кастильской каббалы речь идет о девяти частях, восходящих к Царству, когда высший свет сливается со светом частей, образуя девять чертогов; и пролитый свет не что иное, как сияние мысли. Стало быть, облатка (или просфора) в мосарабской литургии как «хлеб предложения» или хлеб Лика. И так как каждый Лик – Эйн, Эйн-Соф и Аур Эйн-Соф – преломляется в своей троичности (см. выше), то мы имеем число основания девять. Когда мы делим троичный «хлеб предложения» на девять частей, выкладывая его на дискосе крестом, то получаем 3 × 9 = 27, а 2 + 7 = 9. Из этих чисел складывается литургия Царства, когда число трех облаток (или просфор) 999 противостоит земному числу 666, тоже известному со времен царя Соломона, под конец жизни из-за своих жен и наложниц впавшего в ересь и служившего чужим богам. Так в трех девятках, которым соответствуют и кольца Сатурна (АВС), чудодейственно составленные, по мнению греко-римского богослова и