Занавески - Михаил Алексеевич Ворфоломеев

Б а с а р г и н а. А ты — сивый!

Х о м у т о в. У меня, мать, фамилия какая? Хомутов! Вот, кроме фамилии, ничего нету. Шея да хомут. Все вместе! Ну ладно! До вечера, москвичи! Тебе в райцентр не надо?

Л у к о в. Надо бы… Тогда я баян у вас оставлю. Пусть до вечера постоит.

Луков и Хомутов уходят.

П о л и н а. Где мы, Егор?

Б а с а р г и н. А водку оставил…

Свет гаснет.

Вечер. Через открытые окна светят лучи заходящего солнца. Во дворе играет баян… «Славное море, священный Байкал». В доме  П о л и н а  и  Д а ш а. Даша меряет платье, стоя у зеркала.

П о л и н а. Ну что?

Д а ш а. Хорошо! Ой, Полина, прямо здорово!

П о л и н а. И еще вот эти туфельки надень.

Д а ш а. Узеньки какие. Не налезут!

П о л и н а. Налезут.

Д а ш а. И где ты такую красоту берешь? Я, года три или четыре, купила себе кримпленовое платье. Вроде все берут и я возьму. Как жестянка! Под мышками прямо до крови надирала! (Надела туфли.) Счас по деревне пройди, так все, однако, повыскочут!

П о л и н а. Носи на здоровье!

Д а ш а. Ой, Полина… Ну, спасибо тебе.

П о л и н а. А муж чем болен?

Д а ш а. Почки. Уехал на какие-то воды. Да известно, какие воды. Стакан воды, а два водки… Не знаю, может, с этим законом что и выйдет. Да закон, он хороший. Нету бормотухи, хорошо. А вот взамен чего? Почему мужик замаялся? Дела нету. Работа — это не дело. Дело — это когда душа по нему болит денно-нощно. Мы-то, бабы, ладно. У нас то дом, то ребятишки. Мужик же по-другому сложен. Без дела ему погибель. (Выглядывает в окно.) Петька! Меняй пластинку! Давай повеселее чего! (К Полине.) Правильно, что на дворе решили накрывать. Духотища! Одно беда: дождя бы не было. Уж больно парит. Слышь, Поля, а чего ты за Егора Андреевича вышла?

П о л и н а. А что?

Д а ш а. Да он какой-то неказистый… А?

П о л и н а. Тут все… Как бы это сказать… Я всю жизнь мечтала, что у меня будет такой муж. Когда его нет, я сплю в его кабинете. Читаю его книги, думаю о нем.

Д а ш а. И что, никого, никого больше не было?

П о л и н а. Были до него. А после нет.

Д а ш а. Тебе хорошо… А у меня ни до, ни после. Раз зимой на курорт поехала. Холодно да скучно! Один все на меня заглядывал! На танцах станцевали. Эх, думаю, была не была! Завтра своих баб из комнаты вытурю… Так ночь не спала! Как же так, думаю, я своему изменю? Так прямо и возненавидела своего ухажера! Не случилось. И хорошо, что не случилось. Нельзя себе в этом деле спуску давать.

П о л и н а. А с отцом у тебя как?

Д а ш а. Отец у меня хороший. Поломанный, конечно… Я его шибко жалею. Мать не люблю. Грех говорить, а что делать? Мать глупая. Бухгалтером работает. Бегала в клуб глотку драть… Ты уж прости, что я грубая-то. Меня и отец за то корит. Не надо, говорит, так. А не переделаешь, Поля, нет… Работа у нас мужицкая. Вот оно, мужицкое, к нам пристает.

П о л и н а. А тебе никогда не хотелось учиться?

Д а ш а. Как не хотелось? Только я седьмой закончила, мать ускакала с баянистом. Мы с отцом остались. У него желчь разлилась. Год по больницам мотался. А ты наши больницы знаешь. Лучше, говорят, в тюрьму, чем в нашу больницу! Мне куда? Я на ферму. (Смотрит в окно.) Верка Лукова чешет! Петькина жена. Вот парочка! И как люди находят друг друга!.. Полина, и ведь мы с тобой ровесницы.

Входит  В е р а  Л у к о в а. Она в джинсах. Довольно полная. В белой синтетической кофте. На голове пышная шевелюра. Когда разговаривает, то оглядывает собеседника с ног до головы. Близорука, но очки не носит.

В е р а. Здравствуйте, девочки!

Д а ш а. Здорово, Укропова!

В е р а. Лукова я, Даша!

Д а ш а. Что я тебя путаю, Вера?

Полина знакомится с Верой.

П о л и н а. С вашим мужем я уже со вчерашнего дня знакома.

В е р а. Он у меня дурачок! Он в вас уже влюбился. Он всю жизнь в кого-нибудь влюбляется. Мальчишкой был, влюбился в индийскую артистку. Мы с ним в одном интернате жили. Сбежал в Индию. Поймали в Тайшете. А вчера приходит, на кровать бряк и распластался. Вот это, говорит, женщина! Идеал! Согласитесь, что идеалом может быть только жена! Ой, как вы пахнете, девочки!

Д а ш а. Тут запахнешь! Я три часа в бане сидела, а после Полина полфлакона французских на меня. Вот смех смехом, а ведь на ферме насквозь пропитываешься… не отмоешься…

В е р а. А где же Егор Андреевич? Я книжку подписать принесла.

П о л и н а. В районном центре он. Попросили приехать, чтобы поздравить его с юбилеем…

В е р а. Как же, читали! Орден Ленина… и Герой… ничего себе!

Д а ш а. Кому? Да где ты читала, Укропова?

П о л и н а. Вышел указ, это верно.

Д а ш а. А отец не знает…

Входит  Л у к о в.

Л у к о в. Я уже все переиграл. Долго что-то не едут.

В е р а. Вот Петька все время меня пилит, что я в джинсах хожу. По-моему, джинсы расковывают женщину и развивают в ней эмансипацию. А ведь без эмансипации женщина многое теряет. За ней, например, никто не ухаживает. Я не спорю, что на работу в джинсах нехорошо, а после работы можно. Как вы считаете, Полина Сергеевна?

П о л и н а. Нужно носить то, что тебе идет.

Л у к о в. А вот интересно, как одеваются на Западе учителя?

П о л и н а. Как и все. Может,