Кувыр-коллегия - Владимир Андриенко

— Али мало тебе плачу, Ванька? — снова спросила Балакирева царица.

— Много тобою доволен матушка. Милостями твоими живу. И семейство мое тебя ежеденно благословляет. Но Буженинова твоя дурит, от нехватки ума, а я дурачусь от избытка онного. Так что не слушай её матушка. Дура она безмозглая. А я дурак по должности своей с мозгами.

— Вот не проживешь долго с мозгами своими, — ответила Буженинова. — Усекут тебе голову за язык твой.

— Дак разве я про долгую жизнь говорю? Я Бога прошу только, чтобы жизнь мою продлил на то время, как все долги мои выплачу. А после и уйти можно.

— Вот как? — императрица засмеялась. — И сколь долгов у тебя?

— Если бы господь и явил Балакиреву такую милость, матушка, — ответил за него Лакоста, — то Ванька Балакирев бы никогда не умер.

Императрица засмеялась.

— А знаешь матушка, что Балакирев едва в тайную канцелярию не угодил? — спросила императрицу Буженинова.

— К Ушакову? С чего это? — спросила Анна Буженинову.

— Дак путь он сам и расскажет тебе.

— А ну, Ванька? Чего там стряслось у тебя? — Анна посмотрела на Балакирева.

— Дак шел я по Невскому и увидел, как людишки из канцелярии тайной человечка тащили по слову и делу. Ну и спросил его, за что волокут то его? А мне ответили людишки, что мол противное слово против Бирена сказал.

— А ты чего? — голос Анны стал строгим. Настроение императрицы стало меняться.

— А чего я? Сказал, что зря он Бирена обругал. Пусть бы лучше меня ругал, и ничего ему бы за то не было. А он спросил меня кто я таков. Я ответил, что я царь Касимовский. Хотели и меня заграбастать, но кто-то узнал меня и имени твоего они убоялись.

— Права куколка, Ванька! Не помрешь ты своей смертью. Однажды и имя тебе мое не поможет. Ну да ладно. Где Педрилло?

— Я здесь, матушка-государыня.

— Сыграй мне на скрипице твоей. Желаю музыкой слух свой усладить.

И Мира стал играть….

Между тем в Курляндии несколько месяцев спустя прошли выборы нового герцога. Некие бароны заартачились, и говорить против Бирена стали. Тогда по приказу императрицы генерал русской службы фон Бисмарк, рижский губернатор, во главе регимента своего с пушками выступил к стенам Митавы, дабы непокорных устрашить. И стали большинство баронов за Бирена кричать.

Напрасно барон фон дер Ховен кричал до хрипоты пусть де в Курляндии будет губернатор российский, но не выскочка безродный в герцогах. Рыцари, пушек русских убоявшись, наперекор ему орали:

— Не хотим быть рабами русскими! Пусть будет граф Бирен! Он все же природный курляндец!

Так и выбрали в 1737 году от Рождества Христова Эрнеста Иоганна Бирена герцогом Курляндии и Семигалии. И назваться он стал более благородно. Не Бирен, а Бирон. А сие уже была совсем иная фамилия. Она знатному герцогскому роду из Франции принадлежала.

Французский маршал герцог Бирон де Гонто был поставлен в известность, что у него родственник объявился, от одной из ветвей его рода, что давным давно от дерева основного откололась. Герцог посмеялся, и признавать родство отказался, но кому было нужно его согласие….

Конец первой части.

Часть 2

Его светлость герцог

Отец семейства! — приведи

К могиле мученика сына,

Да закипит в его груди

Святая ревность гражданина….

Вражда к тиранству закипит,

Неукротимая в потомках,

И Русь священная узрит

Власть чужеземную в обломках!

К. Рылеев.

Глава 1 Новые враги светлейшего герцога Бирона

Кто мне отдаст мои войска

И отомстит за пораженье?

Кто возвратит мои владенья,

Кто их отнимет у врага?

В 1737 году война России с Турцией и Крымским ханством продолжалась. Фельдмаршал Миних с армией в 70 тысяч человек переправился через Днепр и двинулся к крепости Очаков. 2 июля Очаков пал и в нем Миних оставил русский гарнизон под командой генерала Штольфена. Тем временем вторая русская армия под командой фельдмаршала Ласси снова вошла в Крым. Но, несмотря на все победы русского оружия, кампания 1737 года окончилась ничем из-за больших людских потерь. Миних снова отступил. Армии отошли на винтер-квартиры…

Год 1737, декабрь, 17 дня. Санкт-Петербург. В покоях герцога Бирона.

Эрнест Иоганн Бирон, светлейший герцог Курляндский, двора русского обер-камергер, императрицы Анны Иоанновны фаворит, призвал к себе в покои шута придворной кувыр коллегии Пьетро Мира, более известного как Адамка Педрилло, и банкира митавского Лейбу Либмана, двора её императорского величества обер-гофкомиссара. Те явились незамедлительно. Бирон стал самой большой силой при дворе. Теперь с ним считались все.

На герцоге в этот день был кафтан сребристой парчи, голубая кавалерская лента через плечо, пышный седой парик. На камзоле и пряжках его башмаков сверкали драгоценные камни.

— Прошу садиться, господа! Есть у меня до каждого из вас дела неотложные. Ты, Лейба, недавно подарил мне целое состояние именуемое — гора Благодать, что на Урале находиться!

— То результат поездки моего протеже фон Штемберга по заводам Уральским. И состояние то будет только умножаться. Но деньги, получаемые с того предприятия, я советую тебе, Эрнест, как ранее делалось, в мой банк переводить.

— Пусть так и будет, Лейба. Но мне неотложно требуются 50 тысяч рублей, друг мой. Завтра доставишь требуемую сумму ко мне.

Бирон произнес это тоном, не терпящим возражений. Но не таков был митавский еврей, чтобы просто так расставаться с деньгами.

— К тебе, Эрнест? Но я всегда распоряжался твоими деньгами. Если есть платежи, то пришли своего кредитора ко мне. Так всегда делает твоя жена.

— Сейчас я должен заплатить сам, Лейба. В Петербург прибыли бароны из Курляндии. Это те, кто голосовал за меня. Это теперь мои подданные и я обещал им денежные раздачи. Я дал слово герцога.

— Но такая сумма! Эрнест!

— Лейба, мне нужны сии деньги! Кроме всего прочего, обещал я выделить средства на орган для лютеранской кирхи Петра и Павла, дабы могли единоверцы мои молиться, как им подобает.

— Но если в моей кассе сейчас нет таких денег? Что прикажешь делать?

— Не ври, Лейба! Такие деньги у тебя есть. Ведь вы со Штембергом ограбили и Демидова и Турчанинова и Строганова на Урале. И Штемберг поехал туда с полномочиями от меня. И на него и на тебя поступило три десятка жалоб о притеснении русских промышленников и заводчиков. И я их хода не дал.

— Хорошо, — сдался еврей. — Получишь требуемую сумму завтра. Но тебе следует умерить свои аппетиты, и аппетиты твоей жены, светлейшей герцогини Бенингны Бирон. Только вчера я оплатил её счет в 23 тысячи золотом! Её наряды слишком дорого обходятся государству.

— Говорить с Бенингной трудно, Лейба. Она мне надоела своими причитаниями по поводу того, что она теперь герцогиня и должна сменить весь гардероб и все драгоценности. Анна подарила её третьего дня со своей шеи бриллиантовое ожерелье. Я заказал ей подвески, брошь и перстень. И ей все мало.

— Но такие траты, Эрнест! Это возмутительно. Я финансист, а не волшебник! Деньги надобно зарабатывать. А ты и императрица неумеренны в тратах!

— Не ворчи. Ты ведь получил все, что от меня просил. Твои протеже командуют в России промышленностью и горным делом. Ты наложил руку на сибирские меха. Это не дает прибыли?

— Дает! Но за сие я вам плачу и плачу щедро. Недавний маскарад во дворце обошелся в 67 тысяч рублей и деньги на него нашел я. На жалование конному лейб-регименту 10 тысяч также нашел я.

— Хорошо. Императрица помнит о твоих услугах. Я же, со своей стороны, стану следовать по твоим советам, Лейба.

— Ты часто говорил это! Но никогда не выполнял. И Петер вчера приходил ко мне за деньгами, — Либман посмотрел на Мира. — Он положил свои сто тысяч в мой банк и деньги его уже работают. Они вложены в выгодное коммерческое предприятие в Австрии. Но ему нужно 14 тысяч рублей для певички Дорио. Они с сеньором Франческо Арайя соревнуются в дороговизне подарков для этой гулящей девки. И меня сие возмущает.

— Петер? — спросил Бирон с улыбкой Пьетро. — Ты все еще раб сеньориты Дорио?

Мира развел руками. После того как Пьетро выполнил приказ Бирона по устранению Левенвольде, дружеские отношения между укрепились.

— Последние несколько месяцев и ты Эрнест, и ты Петер, перестали мне помогать. Вы занимаетесь собой. Эрнест лошадьми. Петер сеньоритой Дорио и скандалами с сеньором Арайя. Про сие ходит уже множество анекдотов и императрица немало довольна ими. Смех при нашем дворе — это хорошо. Здесь спорить нечего. Но вы оба забыли, что у вас есть враги!

— Левенвольде мертв, благодаря Петеру, а Остерман присмирел, — самодовольно заявил Бирон. — Миних далеко от Петербурга воюет с турками. Какие у меня могут быть враги? Все придворные у меня в кулаке! Принц Брауншвейгский ловит каждое мое слово. Принцесса Анна Леопольдовна кланяется мне до земли!