Кувыр-коллегия - Владимир Андриенко

— Левенвольде мертв, благодаря Петеру, а Остерман присмирел, — самодовольно заявил Бирон. — Миних далеко от Петербурга воюет с турками. Какие у меня могут быть враги? Все придворные у меня в кулаке! Принц Брауншвейгский ловит каждое мое слово. Принцесса Анна Леопольдовна кланяется мне до земли!

— Остерман еще силен и своих попыток свергнуть тебя не оставит, — Либман поднял вверх указательный палец.

— Но Остерман болен, и скоро умрет! — проговорил Мира. — Дошло до того, что его на заседание кабинета возят на коляске.

— Прикидывается. Этот Остерман хитрая бестия. Он всех нас еще переживет. Да и Миниха следует опасаться. Этот фельдмаршал честолюбие имеет огромное.

— Но он далеко от столицы, — возразил Бирон.

— Но его люди здесь. Так что тебе, Эрнест, и далее следует укреплять свое положение в России. Твой трон в Курляндии пока еще шаток. И для укрепления оного следует тебе кое-что сделать.

— И что же?

— А не женить ли твоего старшего сына Петра на Анне Леопольдовне? — предложил банкир. — Ты провозгласишь его наследником короны Курляндии. Мы проведем сие решение через ландтаг, и можно предложить сей прожект императрице.

Бирон посмотрел на банкира. Уж не тронулся ли тот умом? Пьетро Мира был согласен с герцогом. Принцесса Анна Леопольдовна была, по велению императрицы, той кто будет носить во черве своем будущего наследника короны Романовых. А если Петр Бирон станет её мужем, то и отцом императора России.

— Но здесь находиться будущий муж Анны Леопольдовны принц Антон Брауншвейгский! Ты забыл?

— Ничего я не забыл, — ответил Бирону Лейба. — Но принц Антон всего лишь жених. Он не муж! И его можно отправить обратно в Вену, откуда он приехал.

— И как сие сделать? Посол Австрии сразу взбелениться. Барон Остейн и так постоянно докучает мне вопросом, когда же свадьба принцессы и принца?

— Все можно переменить, Эрнест. Сие Остерман это бракосочетание устроить желает.

— Лейба! Ты зарвался! — остановил банкира герцог. — Императрица того не поддержит! К тому же мой старший сын Петр на пять лет младше принцессы! Анна желает наследника и чем скорее тем лучше! Потому скоро будет свадьба принца Брауншвейгского и принцессы Анны.

— Значит, ты и пробовать не станешь? — строго спросил банкир.

— Не стану. Этот прожект неосуществим, Лейба. Да и зачем нам этот брак? И так я первый человек в империи. Все что я скажу, Анна сделает.

— Но Анна не долговечна, Эрнест! Медики предрекают ей скорую смерть. Она болеет! И сколько еще протянет? Год? Два? Пусть три! А потом? Что будет с тобой и с нами, если к власти придет Елизавета?

— Но Анна назначила наследницей принцессу Анну Леопольдовну!

— Хорошо, а если власть возьмет Миних и станет за спиной Анны Леопольдовны?

— Да что ты все каркаешь как ворон! — возмутился Бирен. — Сколько можно!

Если бы герцог Бирен знал, что все, что предсказал и предположил Либман в скором времени сбудется, он бы отнесся к его словам с большей серьезностью. Но нам не дано видеть будущее…

Бирон поправил кружева на своих манжетах и произнес:

— Я думаю о будущем, Лейба. Хоть тебе так и не кажется. В кабинет императрицы я порекомендую своего человека.

— Кого же? — поинтересовался Либман.

— Волынского!

— Обер-егермейтера? Это глупо, Эрнест. Волынского продвигать не стоит. Этот человек хитер и своекорыстен. И тем более он вор. И ворует прямолинейно, совсем не так как иные придворные. Разбойник, а не вельможа. Варвар!

— Но он мне предан, Лейба. А что до того, что он вор, так что из того? В России все воры по большому счету! И с ворами иногда дела вести проще! И его я пошлю на переговоры с турками. Пусть покажет себя.

— Как знаешь, Эрнест. Я предупредил тебя.

— Волынский ненавидит Остермана и то мне на руку. А к тебе, Петер, у меня новое поручение. Императрица желает купить ряд драгоценностей в Европе. И тебе то поручение будет дано.

— Готов его исполнить. Тем более что многие русской царице драгоценные камни с удовольствием продадут. Платит она исправно и хорошую цену.

— Тогда вот тебе опись того, что желает иметь императрица. И начинай действовать. Государыня желает иметь сии камни у себя как можно скорее…

Когда Пьетро Мира и Лейба Либман вышли от Бирона, банкир заговорил с шутом:

— Петер, вы умный человек.

— Всегда думал, что это так. Только не стоит учить меня, банкир, с кем и когда мне спать. Не думаете же вы, что я откажусь от Дорио и стану жить с придворной козой?

— Я не о том, говорю, Петер. Бирон думает, что тучи над его головой рассеялись. Но сие не так. Он слеп, и эта слепота его погубит. И я рассчитываю на вас.

— В чем?

— Нужно не допускать Волынского в кабинет-министры.

— Но Эрнест ему верит, Либман. И с чего вы взяли, что я стану действовать по вашей указке? Вы финансист. Вот и занимайтесь финансами. А что до Волынского то я с Эрнестом согласен. Он груб и порывист. Идет напролом. Он вор. И это сочетание Бирону выгодно.

После этого Пьетро развернулся и ушел от еврея. Говорить с Либманом и слушает его доводы он не захотел.

Либман покачал головой и произнес тихо:

— Самое опасное отнимать у человека его заблуждения до того как он понял, что они заблуждения. Значит, я могу умыть руки и пусть себе Волынский становиться кабинет-министром. Ох, и пожалеет же Бирон, что покровительствовал ему вскорости. Этот вельможа покажет зубы…..

Год 1737, декабрь, 17 дня. Санкт-Петербург. Во дворце. У статуи Нарцисса.

Пьетро Мира после разговора с Либманом отправился на сторону императрицы. Там как раз собирались шуты, и кувыр коллегия начинала свою работу, помогая вертеться державным колесам империи. И сеньор Пьетро был немаловажным винтиком в тех колесах.

Но по пути он вдруг увидел силуэт сеньоры Дорио в углу за статуей обнаженного Нарциса. И была она там явно не одна. Кровь прилила к вискам шута, и его рука потянулась инстинктивно к тому месту, где обычно была его шпага. Но ладонь схватила пустоту. Клинка при нем не было.

— Шпага при дворе веешь лишняя, — услышал он знакомый голос за своей спиной.

Мира резко обернулся и рядом увидел шута Кульковского.

— Сеньора Дорио дарит не только тебя своими ласками, — нагло ухмыльнулся шут.

— А ты все суешь свой нос в чужие дела? — спросил его Пьетро.

— Я много куда сую свой нос. Но денег мне за то достаточно не платят. Так что ежели интерес к моей особе имеешь, то я готов выслушать предложения твоего хозяина.

— Хозяина?

— Герцога Бирона.

Кульковский удалился. Он сделал свое предложение и был готов работать на Бирона. За соответствующую плату конечно. Но Мира сейчас не мог думать о нем и интригах придворных, его интересовала донна Мария.

Пьетро постарался стать незаметным и приблизился к статуе Нарциса. Дорио и незнакомый мужчина просто разговаривали.

"Кто это с ней? Кафтан дорогой. И это точно не Франсиско Арайя. Похож на вельможу. А сама встреча не напоминает свидание любовников, — отметил про себя Пьетро. — Она слушает его почтительно. А он даже за руку её не взял. Но вот кто он? Лица не разглядеть. Вот бы услышать, про что они говорят".

Но подойти ближе он не мог. Тем более что Дорио и незнакомец быстро разошлись. И Пьетро так и не смог разглядеть, кто это был. Незнакомец быстро удалился.

— Сеньор? — по-итальянски спросила его певица, побледнев. — Это вы? Здесь?

— Прогуливался и увидел вас.

— Что это значит? Вы за мной следите, Пьетро?

— Нет. Я увидел вас здесь совершенно случайно. Но отчего вы столь встревожены, сеньора Мария? И кто сей франт в малиновом кафтане, что был с вами рядом?

— Вы его не узнали?

— Нет, — честно признался Пьетро. — А должен был узнать? Он персона значительная?

— Я не советую вам лезть в чужие дела.

— Но однажды я влез в них и тем помог нашей государыне и моему другу Бирону.

— Дурак, — прошипела Дорио. — Какой же ты дурак, Пьетро. Ты меня доснимаешь своей ревностью, не менее чем Арайя. И ты постоянно лезешь не в свое дело.

— И тогда я поехал из ревности вслед за тобой в дом офицерика и там раскрыл заговор. Уж не заговор ли новый затеяла сеньора? — с усмешкой спросил шут.

— Какой заговор? Не произноси этих слов! Я певица, а не заговорщица. И многие персоны знатные на своих домашних концертах желают слышать мой голос. Вот этот только что назвал его божественным.

— А ваше тело, несравненная донна Мария?

— Что мое тело? — не поняла Мария.

— Ваше тело он божественным не назвал? Оно, я уверен, не уступит ни в чем вашему голосу.

— Он говорил лишь о моем голосе, сеньор! И ваш намек просто оскорбителен.

— Мария, не стоит играть. Вы не на сцене! И я вас немного изучил.