Когда я умру. Уроки, вынесенные с Территории Смерти - Филип Гоулд

Профессор Каннингем порекомендовал паллиативную химиотерапию, но до ее начала нужно было снова вставить трубку для кормления.

Как рассказывал Филип, это была одна из самых тяжелых послеоперационных недель. Хирург, который делал операцию, улетел в Китай, и у нас сложилось четкое убеждение, что наступил конец игры, но и здесь тоже сталкивались между собой разные подходы.

Когда накопилось чрезмерное количество проблем, в больнице решили прекратить всякое питание.

Проблемой стали и хронические запоры, но здесь нельзя было давать никаких средств из-за риска внутренних кровотечений. Он уже не мог принимать пищу через трубку, так как эта система была отключена. Жуткая «уловка-22». Я надеялась, что Жервуа Андреев предложит какое-нибудь решение, но он оказался в отпуске. Когда он вернулся, мы, по крайней мере, установили, что нет никакого кровотечения. Он прописал слабительное, после чего положение как-то уравновесилось.

Все эти события привели нас с Филипом к трем дням глубокого переосмысления. Я помню, как пришла в Марсден и застала его в полном упадке. Было такое ощущение, что он просто раздавлен тяжестью ситуации. Первый раз я видела его таким печальным, и это меня просто убило.

В течение предыдущих четырех лет было много случаев, когда Филип мучился от боли, когда его раздражали неудобства, но он всегда сохранял надежду, всегда оборачивал ситуацию так, чтобы увидеть в ней хоть что-нибудь положительное. Но теперь болезнь накрыла его, да и всех нас, с головой, и в этот момент он впал в абсолютное отчаяние.

Филип много писал и говорил о цели, о смысле. В частности, он рассуждал и о предназначении своего заболевания, однако в этот момент он, кажется, перестал его видеть – только печаль и чувство утраты.

Я думаю, его подкосили переживания, связанные с симптомами болезни. Глядя на его муки, я с ужасом представляла, что это значит – ощущать свою беспомощность перед силами, которые взяли верх над твоим телом. В избавление больных от симптомов вкладывается недостаточно средств, об этом мало известно. Во многих больницах, включая Марсден, имеются отличные подразделения паллиативного ухода. Там знают, как обуздать боль и другие симптомы умирания, но пока вы не окажетесь у них, для вас все сведется к методу проб и ошибок.

О тошноте как побочном эффекте химиотерапии все знают, но в ту область, где работает доктор Андреев (а это весь спектр проблем с пищеварением, возникающих вследствие химиотерапии и радиотерапии), направляется слишком мало средств. Это ужасающий список жалоб и страданий, и даже если его кто-то составит, все равно мало кто готов его обсуждать.

Доктор Андреев не занимается лечением, но если просто тщательно выполнять его предписания и принимать лекарства из его списка, это существенно облегчит жизнь, как это было в случае Филипа. Профессор Гриффин очень заинтересован в работе доктора Андреева в своем центре. Вот почему мы указали его адрес как один из двух, куда мы просим посылать пожертвования.

Всю свою взрослую жизнь Филип подчинял каким-либо планам. Этого могли не видеть даже самые близкие люди, но он всегда одновременно действовал на нескольких уровнях, вел игру, направленную к очень далеким целям. Это был его дар, который подкреплялся мощной интуицией и глубиной видения. Его фокус-группы действовали так эффективно, потому что он не просто видел людей, а добирался до их мотивации, проникал в те глубины, спрятанные под рябью поверхностных мнений, где кроются самые базовые чувства, предопределяющие взгляды на жизнь.

Он вступал в глубинный контакт даже с теми, с кем встречался лишь мимолетно, и это подтверждает множество писем, полученных после его смерти. В краткой, напряженной беседе со случайным человеком он мог быстро добраться до глубинного знания о своем собеседнике, понять, что ему нужно, и предложить ему некое видение, которое могло изменить его жизнь. Я до сих пор встречаюсь с людьми – последний раз в аэропорту Дели в три часа утра, – которым есть что сказать о великой власти Филипа над человеческими душами.

И друзья рассказывают, сколь щедро тратил он на них свое время. Он всегда был готов к серьезной беседе, всегда мог выслушать человека и помочь ему в достижении его целей. И, разумеется, он всегда был щедр на великолепные советы. Последние годы, работая вместе с Мэтью Фройдом, он консультировал многих политиков, деятелей из академического мира и лидеров бизнеса, безо всяких усилий включаясь в новую среду, пока ему не стало слишком сложно путешествовать. Но даже и тогда его клиенты сами приезжали к нему.

План игры, которую Филип затеял со своей смертью, на первых порах был не очень понятен ни для меня, ни для дочерей. Мы видели, что он с новыми силами взялся за поиск цели, но не подозревали, что он намерен вынести на публику свои соображения о смерти и умирании.

Я знала, что он дал два интервью в связи с публикацией книги «Революция без конца». После интервью Эндрю Марру он позвонил мне и сказал, что все прошло нормально, но что в конце всплыл вопрос о его здоровье. Как он сказал мне, он «углубился в некоторые тонкие материи», даже не думая, что все это пойдет в эфир. Поэтому для нас было потрясением увидеть в воскресенье это интервью по телевизору. Мы не могли смотреть его без слез.

Затем он дал интервью Саймону Хаттенстоуну из «Guardian». Я знала, что этот интервьюер – большой любитель отпускать ехидные замечания в адрес своих собеседников, поэтому я чувствовала себя не в своей тарелке. Понимая, что Филип здесь уязвим, я по мере того, как у него сдавало здоровье, все больше стремилась его защитить. Однако Филип выступил как мастер недомолвок. Как он сказал, в интервью шел в основном разговор о книге, «но я все-таки углубился в кое-какие серьезные темы касательно смерти».

Это интервью тоже оказалось по своему характеру глубоко личным. По моим представлениям, даже чересчур. Оно брало за душу, и в полученных мною письмах его упоминают очень часто. Как и интервью Эндрю Марра, оно повлияло на многих людей. Саймон нашел общий язык с Филипом, и они стали друзьями – даже обменивались записками относительно футбола. Я помню такую эсэмэску, которая пришла за день до его смерти.

Следующая часть плана была реализована через Адриана Стайрна, который вместе с Мэтью Фройдом взялся за проект о культовых фигурах в Южной Африке и по всему миру. Адриан – замечательный фотограф и кинорежиссер. Он решил сделать фотографии Филипа и взять у него интервью на тему его смерти. Было решено, что фотография будет снята прямо на его будущей могиле на Хайгетском кладбище.

В моем представлении, смириться со смертью означало подготовиться к ней в том единственном смысле, который я знаю, то есть в практическом. Я сказала Филипу, что, если ответственность за похороны он возложит на меня, я наверняка выберу или не ту службу, или не ту музыку. Таким образом, получился проект, который повлек за собой множество встреч с Аланом Мозесом и много визитов в церковь Святой Маргариты. Согласно этому плану, предполагалась сначала кремация, а потом погребение. Однако первым делом нам требовался участок на кладбище.

Девочкам хотелось, чтобы могила была где-то рядом и можно было ее регулярно посещать. Мы с Филипом отправились на Хайгетское кладбище, где познакомились с главным могильщиком Виктором Херманом, который провел нас по всему своему хозяйству. Он показал нам несколько участков, но все они нам не подходили, и уже когда мы шли к выходу (а там есть пологий подъем на холм), он остановился и сказал: «Вот. Похоже, этот участок свободен». Это было прекрасное место, прямо там, где надо. Сияло солнце, цвели цветы, и мы оба ощутили здесь какое-то умиротворение.

Мы вернулись обратно в офис, там Виктор достал заплесневелый рукописный гроссбух – такому место в фильмах про Гарри Поттера – и подтвердил, что этот участок свободен. Я прямо сразу же его и купила. Виктор всю жизнь провел рядом со смертью, и в нем так удачно сочетались деликатность, скорбь и чувство юмора, что мы могли чувствовать себя естественно и спокойно. Я была глубоко убеждена, что мы выбрали правильное, очень радушное место.

Ко всяким ритуалам и подготовкам можно относиться с иронией, но на меня все эти практические заботы действовали успокоительно. Филипа это тоже у влекло: с одной стороны, он всегда стремился к пониманию сущности вещей, а с другой – управление любым делом нравилось ему, как веселая игра. Его убедили, что все будет именно так, как он захочет. Я знала, что он переживал за меня, боялся, что я одна не справлюсь со всеми этими хлопотами. Он не хотел возлагать на меня всю эту суету. Кроме того, здесь он наконец смог воочию увидеть место своего упокоения и убедился, что оно именно такое, мирное, каким он его себе представлял.

Адриан со своей группой приехал в семь утра 27 октября, чтобы отвезти Филипа на съемки. Это было за одиннадцать дней до его смерти. Я боялась, что он простудится, и настаивала, чтобы он взял с собой бутылку с горячей водой. Похоже, Филип проигнорировал мою просьбу, он чувствовал себя на подъеме, будучи в центре внимания большой компании талантливых молодых людей. Я ему постоянно названивала, зная, как легко он забывает, что ему можно, а что уже опасно. В пятницу мы поехали за город, где планировалось записать вторую часть интервью.