Обретая тебя - Лена Хендрикс

думаешь о собственности мистера Бейли — о точке доступа и использовании ее, как у миссис Чейни, — сказал я, пытаясь сменить тему. — Интересная идея. Я поговорю с ним об этом на этой неделе.

Глаза Джоанны загорелись, метнувшись к моим.

— Это восхитительно! Я могла видеть все это, когда шла туда в тот день… река, коттеджи, большой дом. Это действительно может быть чем-то.

Мне нравилось видеть ее такой взволнованной. Она кипела энергией.

— Мистер Бэйли — часть сложностей. Он не очень любит перемены, но это может быть способом убедить его использовать землю для общества. Он большой любитель природы. Он бы никогда в этом не признался, но он тоже одинок. Я думаю, если бы люди использовали его землю таким образом, старый засранец был бы очень счастлив.

Она оживилась за столом, и я мог видеть, как ее великолепные глаза перебирали все возможности. Она слегка поигрывала нижней губой, и мои мысли тут же переместились к ее губам.

Черт. Ее так можно поцеловать. Может, в темном углу бара никто бы и не заметил.

Моя челюсть сжалась. Пришлось выкинуть эти мысли из головы.

Конечно, люди уже знали, что Джоанна здесь, и если они увидят, как брат Финна целуется с ней, мне придется разобраться с этим за считанные минуты — так устроены маленькие городки. Честно говоря, слухи, наверное, уже распространялись только потому, что мы сидим здесь вместе.

Я допил свое пиво и позволил моменту исчезнуть. Несмотря на то, что я знал лучше, чём продолжать оставаться здесь, я поймал взгляд официантки и всё же жестом попросил ещё пива. Когда она вернулась с едой Джоанны, она поставила передо мной мой заказ.

Джоанна щедро откусила свой бургер, и капля кетчупа шлепнулась на тарелку.

— Боже мой… — сказала она с закрытыми глазами и полным ртом.

Я не мог не рассмеяться над её энтузиазмом. — Это хорошо, правда?

— Ты не лгал. Это чертовски хорошо, — сказала она, зачерпывая капающий кетчуп жареным картофелем и облизывая кончик пальца с характерным причмокиванием. Мои глаза следили за движением, как будто оно было в замедленной съемке, и моё тело напряглось в ответ.

Веди себя нормально. Вы теперь друзья, помнишь?

Джоанна заметила мои неловкие движения и немного притихла. Когда она посмотрела вниз, я увидел, как ее взгляд остановился на татуировках, которые тянулись вдоль моего предплечья.

— Могу я спросить о них? — спросила она, указывая на шрамы и пятна чернил на моей коже.

— Дерьмо. Эти у меня уже давно. Когда-то они неплохо выглядели. Никакие из них не значат ничего особенного, — солгал я. Я не заметил, что прикрыл исцарапанные крылья противоположной рукой, пока Джоанна слегка не положила свою руку на мою.

— Тебе не обязательно их прикрывать, — мягко сказала она. — Они рассказывают твою историю.

Я уставился на свою руку, которая была накрыта её мягкой ладонью. Я хотел перевернуть свою, чтобы взять ее, но вместо этого положил руку себе на колени.

— Ну, это история, которую никто не хочет слышать, — сказал я. — Это какой-то отстой.

Джоанна вытерла руки салфеткой и сделала глоток пива. Я снова смотрел на ее губы.

— Я хотела бы когда-нибудь это услышать, — сказала она. — Но только то, что ты хочешь мне рассказать.

Действительно? Она была готова выслушать мою историю и не настаивать на деталях, которыми я не хотел делиться? Не то чтобы у меня было много подруг, но большинство женщин, которых я встречал, хотели знать каждую деталь, особенно истории, которые я не хотел рассказывать. В свиданиях с морским пехотинцем было что-то такое, что, казалось, заставляло женщин больше заботиться о получении Бронзовой звезды, а не о том, сколько труда потребуется, чтобы потом оставаться в здравом уме, или о том, что я чувствую пустоту каждый раз, когда думаю о мужчинах, которым позволил умереть в бою.

— Рассказывать особо нечего. Я записался, упорно боролся, получил травму, меня отправили домой.

Она кивнула. — Значит, что-то не совсем пошло по плану, да?

— Ага. Я посвятил свою жизнь армии. Просто не так, как планировалось, думаю.

Джоанна уловила, что я закончил говорить об этом, и, к ее чести, не стала настаивать.

— Так каков новый план?

Я посмотрел на Колина, играющего на сцене, и странный, но знакомый пузырь юмора заструился во мне.

— Рок. Бог.

Я был вознагражден приступом хихиканья от нее, и от ее смеха мой желудок перевернулся. Я попытался скрыть свою реакцию глотком пива. Она так легко заставляла меня чувствовать себя чертовски хорошо: как будто прежняя часть меня, — до того, как смерть и боль ожесточили меня — возвращалась.

— Итак, расскажи мне о себе, — сказал я, желая отвлечь внимание от себя, своих татуировок и того факта, что мне каким-то образом приходиться быть другом идеальной девушке.

— Я не уверена, что есть что рассказать. Я немного скучная, если честно.

— Ни на чёртову секунду в это не поверю, — сказал я. — Как ты стала рыболовным гидом?

На ее лице расплылась теплая улыбка.

— Мой дедушка, — она рассказала мне все о нём и о том, как он взял ее под свое крыло. Она поделилась, что ее родители хотели, чтобы она была учителем, но это никогда не казалось правильным. Я понимал, каково это быть чужаком в собственной семье, но не делился этим с ней.

Я узнал, что она посещала Чикалу Фолз с детства, и я не мог не думать о том, насколько другой могла бы быть моя жизнь, если бы я встретил ее первым. Я согрелся при мысли о встрече с ней, когда мы были детьми. Я мог представить симпатичную маленькую девочку с холодными серо-зелеными глазами и грязными руками, плещущуюся в реке.

Когда она сообщила своим родителям, что пойдет не в школу учителем, а в общественный колледж в Чикалу, они были расстроены. Она все равно переехала, познакомилась с Финном на занятиях в колледже — я уже был за границей — и начала работать гидом на полную ставку. Она всё же и не заговорила о письмах — хотя я снова словил её взгляд на своём предплечье — так же, как и я.

— Значит, твои родители не понимают, что ты всё же стала учителем? — спросил я.

Её лицо растворилось в гримасе.

— Нет. Нисколько. Видишь ли, у мистера и миссис Джеймс очень специфические представления о том, что значит быть леди. Рыбалка точно не вписывается в это. На самом деле они не считают это чем-то большим, чем хобби сорванца. Мои родители меня не понимают.

— Джеймс? Тебя зовут Джоанна