Шарль Перро - Сергей Бойко

1659 год

Улица Святого Фомы Луврского была не слишком широка. И дома на этой улице были сродни тем, что стояли на других парижских улицах. Но в истории улица Святого Фомы осталась прежде всего потому, что на ней возвышался старый величественный дом со множеством пристроек и садов — дом маркиза де Рамбулье. Здесь собиралось многочисленное общество, которое диктовало Франции законы моды, вкуса, приличий и причиняло немало забот правительству своим громадным влиянием на парижан.

Шарль не часто, но бывал в этом доме. Когда его карета подъезжала к госпиталю Трехсот святых, к которому своими пристройками и садами примыкал дом Рамбулье, его охватывало волнение перед встречей с выдающимися людьми Франции. Только близость семьи Перро к королевской администрации позволяла братьям изредка получать билет с гербом маркиза де Рамбулье.

…Вот и сегодня Шарль едет на улицу Святого Фомы Луврского. Госпиталь остался за спиной, и вскоре в зеленом массиве прекрасного сада открылся белокаменный особняк.

Шарль успел к обеду и был доволен: он знал, что самые интересные разговоры происходят в кулуарах дома, но знакомства завязываются за обедом.

Ему указали его место — между актрисой Шапонессой и каким-то бледным, незаметным человеком, которому покровительствовал маршал де Вивонне. Когда они разговорились и молодой человек назвал свое имя — Жан Расин, Шарль еще не знал, что сегодня он увидел в лицо одного из главных своих врагов в будущем.

В конце длинного, уставленного яствами и винами стола на небольшом возвышении восседала хозяйка салона, важная и гордая маркиза Екатерина де Рамбулье. Впрочем, здесь ее обыкновенно называли Артемисой или торжественно — Палладой-Минервой парижан. Равнодушная ко всем политическим или религиозным вопросам, она заботилась только о том, чтобы сохранить значение дома Рамбулье как законодателя моды и вкуса. По правую руку восседал ее муж, Шарль д’Анжеи, маркиз де Рамбулье, а по левую — маршал де Вивонне, граф Пизани, отец маркиза и покровитель будущего театрального светила Расина.

За столом находились самые известные в Париже люди: герцогиня де Лонгвиль (сестра принца Конти), графиня Нуврон — придворная дама королевы-матери, Нинон де Ланкло, герцогиня Монтозье с мужем. Оба были ревностными янсенистами и приверженцами Фронды… Глаза рябило от необычных причесок, вычурных костюмов. Слух улавливал обрывки разговоров. Герцог де Ларошфуко, который уже писал свои знаменитые мемуары, вел оживленную беседу со своими соседями слева: писательницей госпожой де Скюдери и великим критиком и литератором Сен-Евремоном. Он вполне разделял их мнение, что Корнель — единственный писатель во Франции, а дом Рамбулье — непогрешимый ареопаг. Герцогиня де Ларошфуко была занята разговором с аббатом Менажем, написавшим историю гражданского права, множество стихотворений и составившим словарь.

Шарль обратил внимание на прелестную пятнадцатилетнюю девушку с белокурыми волосами и очаровательными голубыми глазами — Франсуазу де Лавальер. Ее привозили в салон, чтобы она научилась хорошим манерам, и она настолько преуспела в этом, что вскоре стала любовницей короля.

На этот раз главной темой для разговора стала нашумевшая постановка в театре Петит-Бурбон в Лувре пьесы Мольера «Прециозные жеманницы», высмеивавшей нравы как раз подобных собраний. Возмущенные, но вместе с тем и заинтригованные гости маркизы де Рамбулье решили лично посетить представление, чтобы составить свое мнение о комедии и доказать несправедливость нападок ее автора.

Своей пьесой Мольер собирался высмеять не только литературные салоны, но и само жеманное дворянство. Салон маркизы Рамбулье был самым именитым, и главный удар пришелся по нему.

Когда экипажи с завсегдатаями салона подъехали к театру Петит-Бурбон, густая толпа уже обступила угловой павильон Лувра. Улица была до такой степени запружена народом, что длинный ряд экипажей мог только шагом продвигаться к заветным вратам театра. Он был полон, не оставалось ни одного места, но огромная масса людей все еще толпилась у театра — всем хотелось посмотреть, как будут высмеивать высокопочтенное общество Рамбулье.

Мольер в свое потайное окошечко глядел на собравшихся и мог поклясться, что еще никогда не видел такого наплыва зрителей. Прежде всего он рассмотрел членов дома Рамбулье, занимавших почти весь первый ряд. Дальше в партере сидели артисты театров Бургонне и Марэ, собравшиеся в полном составе. В королевской ложе находился принц Анжуйский с Лореном, де Гишем, Сен-Марсаном, д'Эфиа и архиепископом Валенским. Около самой авансцены, в ложе с полуопущенными занавесками, сидела принцесса Анна, напротив — Нинон де Ланкло с герцогами Вандомским и Булльонским, а недалеко от них в одной из темных лож скрывался Корнель.

Бедный Мольер видел перед собой всех своих врагов… Он ставил на карту и свое счастье, и свою репутацию, ибо это представление должно было принести ему или славу, или позор. Как опытный актер, хорошо изучивший человеческое сердце, он решил оставить «Прециозных жеманниц» напоследок, а сначала показать две короткие веселые пьески, которые в самом деле привели публику в самое приятное расположение духа. Этого только и ждал Мольер. Теперь он был почти уверен, что комедия получит благосклонный прием.

И когда актеры на сцене стали разыгрывать «Жеманниц», для членов дома Рамбулье началась настоящая пытка. Они видели, что внимание всей публики сосредоточилось на них, что следят за каждым их жестом, за каждым движением. Они должны были терпеливо переносить оскорбления, боясь скомпрометировать себя в мнении двора.

Комедия началась разговором двух молодых людей, которые горько жаловались друг другу, что дамы их сердца Мадлена и Катишь отвергают их только потому, что они не умеют говорить таким же высокопарным слогом. Глубоко оскорбленные любовники решают отомстить красавицам за обиду. Они собираются уже уходить, как вдруг является буржуа Горжибус, отец Мадлены и дядя Катишь. Он в восторге, что хорошо пристраивает своих девиц, и вдруг узнает о том, что дочери отвергают женихов. Он убеждает молодых людей, что все устроится, но те и слышать не хотят о примирении. Тогда взбешенный Горжибус приказывает позвать девушек, чтобы излить на них свой гнев.

И вот на сцену являются Мадлена и Катишь с высокими прическами, в новомодных вычурных костюмах, похожие как две капли воды на любую из дам, сидевших в первом ряду. В публике послышались одобрительные возгласы. А когда девушки в ответ на упреки Горжибуса заговорили патетически-трагическим тоном Рамбулье, восторгу публики не было пределов.