Гипотеза любви - Али Хейзелвуд

на которое он бы, конечно, ни за что не ответил. И она была рада, что струсила и не переслала ему в итоге статью с советами о том, как защититься от солнца.

Вероятно, с ее стороны было нечестно просить об этом, и все же сегодня был знаменательный день, и ей хотелось это отпраздновать. С ним.

Адам задумчиво прикусил щеку.

— Это и вправду будет кофе или опять ромашковый чай?

— Зависит от того, будешь ли ты ворчать.

— Буду, если закажешь ту тыквенную штуку.

Она закатила глаза.

— У тебя нет вкуса.

Ее телефон пикнул напоминанием.

— О, надо только заехать на «Вируселлу». До кофе.

Между его бровями залегла вертикальная морщинка.

— Боюсь спрашивать, что это.

— «Вируселла», — повторила Оливия, хотя судя по тому, как углубилась морщинка, это явно не помогло. — Массовая вакцинация против гриппа для преподавателей, сотрудников и студентов. Бесплатная.

Адам скривился.

— Это называется «Вируселла»?

— Ага, как фестиваль. «Коачелла».

Адаму это название явно ничего не говорило.

— Тебе что, не приходит университетская рассылка обо всем этом? Они писали по меньшей мере пять раз.

— У меня отличный спам-фильтр.

Оливия нахмурилась.

— Стэнфордские письма он тоже блокирует? Так не должно быть. Может кончиться тем, что он отфильтрует важное сообщение от администрации и студентов, и…

Адам вскинул бровь.

— О нет. Только не это.

Не смейся. Не смейся. Не нужно ему знать, как он тебя веселит.

— Нам все равно надо сделать прививку.

— Я обойдусь.

— Уже привился?

— Нет.

— Я практически уверена, что это обязательно для всех.

Положение плеч Адама давало понять, что он далеко не «все».

— Я никогда не болею.

— Сомневаюсь.

— Не стоит.

— Эй, грипп намного серьезнее, чем тебе кажется.

— Все не настолько плохо.

— Плохо, особенно для таких, как ты.

— Как я?

— Ну, знаешь… людей определенного возраста.

Его губы дернулись, и он свернул на парковку кампуса.

— Очень смешно.

— Да ладно.

Она подалась вперед, чтобы потыкать его пальцем в бицепс. К этому моменту они уже так часто прикасались друг к другу. На людях, и наедине, и по-всякому. Это уже не казалось неловким. Это было приятно и естественно, так же как трогать Ань или Малькольма.

— Пойдем вместе, — попросила она.

Адам не отреагировал, собираясь припарковаться вдоль тротуара. Оливии понадобилось бы часа два, чтобы вписаться на это место.

— У меня нет времени.

— Ты только что согласился выпить кофе. У тебя не может не быть времени.

Адам припарковался меньше чем за минуту, сжал губы и ничего не ответил.

— Почему ты не хочешь прививаться? — Она посмотрела на него с подозрением. — Ты что, антиваксер какой-нибудь?

О, если бы взглядом можно было убить.

— Ладно. — Она прищурилась. — Тогда почему?

— Это не стоит таких хлопот.

Он что, нервничает? Он что, правда кусает губы?

— Это займет буквально десять минут. — Оливия потянула его за рукав рубашки. — Ты приходишь, они сканируют твой университетский бейдж. Делают тебе укол. — Она почувствовала, как напряглись его мышцы под кончиками ее пальцев, когда она произнесла последнее слово. — Проще простого, и самое приятное то, что ты не болеешь гриппом целый год. Совершенно… Ой. — Оливия прикрыла рот рукой.

— Что?

— О боже.

— Что?

— Ты что… О, Адам.

— Что?

— Ты что, боишься уколов?

Он замер. Сидел совершенно неподвижно. Он больше не дышал.

— Я не боюсь уколов.

— Это не страшно, — сказала она, изо всех сил стараясь его подбодрить.

— Я знаю, потому что я не…

— Это безопасно, ты можешь не бояться уколов.

— Не о страхе речь…

— Я понимаю, шприцы страшные.

— Они не…

— Бояться позволяется.

— Я не боюсь, — сказал он ей немного тверже, чем требовалось, а затем отвернулся, покашливая и потирая шею.

Оливия сжала губы, а затем сказала:

— А вот я когда-то боялась.

Он посмотрел на нее с любопытством, и она продолжила.

— В детстве. Моя… — Ей пришлось кашлянуть. — Маме приходилось крепко держать меня в объятиях всякий раз, когда мне делали укол, чтобы я не вырывалась. И она подкупала меня мороженым, но проблема была в том, что я хотела его немедленно после укола. — Она засмеялась. — Поэтому она покупала мороженое в вафле заранее, и к тому моменту, как я была готова его есть, оно таяло у нее в сумке и превращалось в кашу, и…

Вот блин. Она снова была готова расплакаться. Перед Адамом, опять.

— Кажется, она была прекрасной женщиной.

— Так и есть.

— И для полной ясности, я не боюсь шприцев, — повторил он. На этот раз теплым и добрым тоном. — Они просто кажутся мне… отвратительными.

Оливия шмыгнула носом и посмотрела на него снизу вверх. Искушение обнять его было почти непреодолимым. Но она уже делала это сегодня, так что ограничилась тем, что похлопала его по руке.

— Оу.

Он испепелил ее взглядом.

— Не надо мне «оу».

Это было так трогательно. Он очень трогательный.

— Нет, правда, они отвратительные. Протыкают тебя этой штукой, и ты истекаешь кровью. Ощущение… буэ.

Она выбралась из машины и дождалась, пока выйдет он.

Когда Адам присоединился к ней, она ободряюще улыбнулась.

— Я понимаю.

— Правда? — спросил он недоверчиво.

— Ага. Они ужасные.

Он все еще смотрел с некоторым сомнением.

— Да.

— И страшные. — Оливия подхватила его под локоть и потащила к тенту «Вируселлы». — И все же тебе нужно это преодолеть. Мы идем делать прививку от гриппа.

— Я…

— Это не обсуждается. Я буду держать тебя за руку в процессе.

— Не нужно мне, чтобы ты держала меня за руку. Потому что я не собираюсь этого делать.

Вот только ему придется. Он мог бы упереться обеими ногами, стоять на своем и превратиться в соляной столп, и Оливии не удалось бы его никуда потащить. И все же.

Она позволила своей руке соскользнуть на его запястье и посмотрела на него снизу вверх.

— Еще как собираешься.

— Прошу. — Его взгляд был полон боли. — Не заставляй меня.

Он был ужасно трогательный.

— Это для твоего же блага. И ради блага тех пожилых людей, которые могут подойти к тебе слишком близко. Еще более пожилых, чем ты, вот.

Адам вздохнул, признавая поражение.

— Оливия.

— Ну же. Может, нам повезет, и нас увидит завкафедрой. А после я куплю тебе мороженого в вафле.

— За него придется платить мне? — Теперь в его голосе звучала покорность.

— Скорее всего. На самом деле, нет: наверное, ты все равно не любишь мороженое, потому что ты против всего хорошего в этой жизни. — Она задумчиво покусывала нижнюю губу. — Может быть, в кафе найдется сырая брокколи?

— Я не заслуживаю словесных оскорблений в довесок к прививке от гриппа.

Оливия просияла.

— Ты такой смельчак. Даже несмотря на большую злую иглу, которая только и ждет, чтобы тебя уколоть.

— Очень смешно.

И все же он не сопротивлялся и покорно шел за ней.

Было утро в начале сентября, солнце уже светило слишком ярко и жгло через хлопок рубашки. Листья амбровых деревьев все еще сохраняли глубокий зеленый цвет и, казалось, не собирались жухнуть. В этом году все было по-другому, не так, как в последние несколько лет: лето, полное и зрелое, казалось, не хотело заканчиваться с началом семестра. Видимо, студенты либо дремали на утренних лекциях, либо все еще спали в своих постелях, потому что на этот раз не чувствовалось той напряженной хаотической атмосферы, которая всегда царила в кампусе Стэнфорда. А Оливия… у Оливии была лаборатория на следующий год. Все, ради чего она работала с пятнадцати лет, наконец должно было исполниться.

Жизнь не могла быть лучше.

Она улыбнулась, вдыхая запах цветов и напевая под нос, пока они с Адамом тихо шли бок о бок. Когда они пересекали двор, ее пальцы соскользнули с его запястья и сомкнулись вокруг его ладони.

Глава 10

Гипотеза: если я влюблюсь, все точно плохо кончится.