Суд в Нюрнберге. Советский Cоюз и Международный военный трибунал - Франсин Хирш

для советской стороны осложняло еще и то, что 9 октября Сталин уехал из Москвы на свою дачу в Сочи. Это был первый отпуск Сталина за девять лет. Он был заметно утомлен, и ходили слухи, что он серьезно болен. В «Чикаго трибюн», «Ньюсуик» и других изданиях сообщалось (без надежных подтверждений), что несколько месяцев назад во время Потсдамской конференции Сталин перенес два сердечных приступа[351]. Молотов и Берия держали Сталина в курсе международных событий и получали от него указания, но линии связи между советскими руководителями работали хуже обычного[352].

Замечания к Обвинительному заключению поступили днем 13 октября. Многие из них были незначительны – времени для детального разбора не хватало. Богоявленский и Кудрявцев (из Чрезвычайной государственной комиссии) написали, что, поскольку «сейчас нецелесообразно вносить конструктивные изменения», они посылают «небольшие замечания». В большинстве их основное внимание уделялось интерпретации исторических событий. Например, авторы хотели ясного указания на то, что еврейское гетто во Львове (а эта часть Польши побывала и под советской, и под немецкой оккупацией) было «создано немцами». Но одна из поправок была весьма существенной. Богоявленский и Кудрявцев переписали фрагмент о Катыни, указав, что немцы расстреляли 11 тысяч польских офицеров. Эта цифра была гораздо ближе к той, на которую ссылались все[353].

Многие замечания Горшенина были нацелены на выстраивание прямолинейного сюжета о причинах и ходе войны. Он хотел, чтобы в Обвинительном заключении эксплицитно говорилось о принудительном присоединении Австрии к Германии – вопреки заявлениям немцев, что аншлюс был актом национального самоопределения. Он также хотел пояснить, что евреи были истреблены на «значительной части» Европы, а не на всем континенте, потому что Советский Союз – «часть Европы», а еврейское население территорий, не попавших под немецкую оккупацию, выжило. Горшенин повторил главные положения, высказанные ранее НКИД и КРПОМ, и пояснил, что необходимо описать, как изменила судьбу Чехословакии встреча между британским премьер-министром Невиллом Чемберленом, французским премьер-министром Эдуаром Даладье и Гитлером в Мюнхене в 1938 году. Описание советско-германского Пакта о ненападении, по его мнению, недостаточно подчеркивало предательство немцев. Он хотел, чтобы в документе было прописано, что немецкие руководители заключили этот пакт с явным намерением спланировать под его прикрытием внезапное нападение[354].

Горшенин предлагал и другие правки, нацеленные на подстройку этого документа под советские ценности. Например, он критиковал один абзац в написанном американцами разделе о заговоре, где нацисты осуждались за попытку покончить с влиянием церкви на немецкий народ. СССР и сам был атеистическим государством, и только во время войны Сталин улучшил отношения с Русской православной церковью, чтобы мобилизовать весь советский народ на защиту родной страны. Горшенин переписал этот абзац, подчеркнув, что нацистские вожди уничтожали религиозные организации с явной целью заменить их фашистскими институтами и фашистской доктриной[355].

Горшенин особенно критиковал текст Обвинительного заключения за то, что в нем преуменьшалось участие СССР в войне и недооценивались его потери. Он знал, что это непосредственно повлияет и на взыскание репараций, и на историческую память. Почему лишь частично учтен материальный ущерб, который нацисты нанесли земельным угодьям, предприятиям и организациям СССР? Почему приведен лишь сокращенный список мест, где немецкие захватчики совершали массовые зверства? Горшенин хотел, чтобы в документе явно указывалось, что нацисты планировали массовое уничтожение не только «евреев, поляков и цыган» Советского Союза, но также и русских. Горшенин также просил Вышинского проверить все численные данные – в особенности касательно Катыни[356].

Тем вечером Вышинский изучил рекомендованные поправки и утвердил их все, за одним небольшим исключением. В списке народов, которые нацисты планировали уничтожить, он зачеркнул «русские» и вписал «славяне», к которым относятся также украинцы и белорусы. Он также утвердил поправку о Катыни. Затем он отослал Обвинительное заключение с поправками «четверке Политбюро»[357].

Молотов и Маленков ответили, добавив еще несколько поправок. Вышинский внес их на следующий день, 14 октября, всего за день до крайнего срока. Две их поправки были особенно примечательны. Во-первых, оба руководителя не согласились с горшенинской характеристикой советско-германского Пакта о ненападении. Они хотели, чтобы в Обвинительном заключении указывалось, что «вопреки» заключению пакта в августе 1939 года нацистские вожди начали подготовку к вторжению в СССР уже в конце 1940 года. Тем самым обвинение немцев в вероломстве смягчалось: уже не утверждалось, что нацистские вожди подписали пакт с намерением напасть врасплох. Тем самым Сталин и Молотов уже не выглядели одураченными Гитлером. Во-вторых, Молотов и Маленков посоветовали удалить прилагательное «тоталитарный», которым американцы в Разделе I определяли нацистскую политику. К тому моменту американские и британские политики использовали этот термин в международной печати, предупреждая об угрозе коммунизма и социализма[358]. Вышинский внес поправки и вернул документ Молотову на утверждение[359].

Никитченко и Руденко ждали финальных директив из Кремля. Когда стало казаться, что ответа не будет, они прибегли к тактике проволочек. Днем 14 октября Никитченко сообщил другим судьям, что ему якобы только что сказали, что Обвинительное заключение не готово для оглашения. Возможно, первое публичное заседание Трибунала в Берлине придется отложить[360]. Затем в тот же день Руденко, который уже знал (вероятно, от Горшенина) о некоторых московских поправках, сказал другим обвинителям, что обнаружил множество ошибок в англоязычных текстах разделов о «военных преступлениях» и «преступлениях против человечности», когда сравнил их с русским переводом. Он тоже требовал отложить заседание[361].

Джексон, который к тому времени вернулся в Нюрнберг, в тот же день узнал от одного из своих помощников Фрэнсиса Ши, что Руденко требует внести новую серию поправок, прежде чем обвинители передадут судьям Обвинительное заключение, и что русский текст будет закончен только к четвергу. Это была последняя капля. Джексон вышел из себя и приказал Ши «ускорить дело»: согласятся ли британцы и французы обнародовать Обвинительное заключение без участия советской стороны? Джексон отмел как «тривиальные» поправки, о которых говорил Руденко: по его мнению, они в основном касались тонкостей перевода или уточняли количество людей, убитых в разных местах[362]. Но, как впоследствии вспоминал Тейлор, поправка с упоминанием «убийств в Катынском лесу, уже тогда вызывавших споры», была не так уж и тривиальна[363].

Тем вечером судьи вызвали обвинителей на частную встречу. Руденко сказал, что, «к его великому сожалению», русский текст Обвинительного заключения «очень плохо составлен» и открытие Трибунала необходимо отложить. Он добавил, что его помощники обнаружили несколько серьезных ошибок в английском оригинале. Его попросили привести конкретный пример, и Руденко указал на катынский эпизод: «весь мир» знает, что там убили 11 тысяч человек, а не 925.