Суд в Нюрнберге. Советский Cоюз и Международный военный трибунал - Франсин Хирш

о ненападении[374]. После всех событий последних недель советские руководители не хотели рисковать малейшей возможностью недопонимания. Они явно не верили в способность Руденко читать между строк.

На следующее утро, следуя указаниям, Руденко представил советские поправки. Тейлор позже вспоминал, что тот нехарактерным образом «вышел из области своих первоочередных интересов» и предложил британцам расширить их пункты обвинения, добавив больше немецких военных преступлений, например бомбардировки Англии. Эту поправку не приняли. Британские обвинители видели в окно изрытые воронками улицы и сровненные с землей здания Берлина и понимали, что им нелегко будет настаивать на незаконности воздушных бомбардировок[375]. Советские руководители не имели ничего против отклонения этой и других разменных поправок. Их план сработал великолепно. Руденко успешно продавил поправку о советско-германском Пакте о ненападении. Советская формулировка была принята почти дословно. (Опубликованная версия только в одном, но примечательном пункте отличалась от предложенной Сталиным: в ней говорилось об «уничтожении белорусов и украинцев и истреблении евреев», но было исключено специальное упоминание русских[376].)

С другой стороны, советская версия раздела о Мюнхенском сговоре была отвергнута. Пришли к компромиссу: в окончательной версии документа проводилась связь между Мюнхенским сговором и захватом нацистами Чехословакии, но вина с западных держав снималась ссылкой на то, что нацисты действовали вопреки договоренностям[377]. В конце концов обвинители предпочли осторожный подход к проблеме «политики умиротворения».

Советская сторона предпочла бы и более радикальные поправки, но ее переговорная позиция не была сильна. Ее ослабляли англо-американский альянс (крепкий как никогда при Трумэне), различные ошибки Руденко и нехватка переводчиков. Американцы назначили даты, навязали остальным обвинителям свой темп и оформили Обвинительное заключение таким образом, что застигли врасплох остальных представителей – особенно советских. В окончательной редакции сохранились многие американские риторические обороты, в частности обвинение нацистских руководителей в том, что они добивались и добились «тоталитарного контроля» над Германией. Важнее всего было то, что новая редакция Раздела I дала Джексону и его сотрудникам инструмент для оказания значительного влияния на весь ход процесса. Преступления нацистов против мира, военные преступления и преступления против человечности, по утверждению Джексона, коренились в нацистском заговоре[378].

Учитывая все противостоящие силы, миссия Руденко оказалась относительно успешной. Советская сторона добилась наиболее желанных ей поправок, и не только тех, что касались советско-германского Пакта о ненападении. В окончательную редакцию Обвинительного заключения вошли важнейшие для СССР поправки – упоминания Латвийской, Литовской и Эстонской советских республик и обвинение немцев в убийстве 11 тысяч поляков в Катыни[379]. Западные обвинители присоединились к советской лжи – даже если еще не понимали этого.

* * *

Утром 18 октября МВТ наконец собрался на свою первую публичную сессию в огромном роскошном зале бывшего Народного дворца юстиции в Берлине. Никитченко председательствовал; представители четырех стран-обвинителей выступили с краткими речами и представили Трибуналу свои экземпляры Обвинительного заключения[380]. Вся церемония заняла меньше часа. Позже в тот же день советские власти вручили Обвинительное заключение двоим подсудимым, находившимся у них под стражей в Берлине, – Редеру и Фриче. Затем Никитченко и другие судьи, а с ними и многие из обвинителей вылетели в Нюрнберг. 19 октября судьи провели в Нюрнберге неофициальное заседание, а британский майор Эри Нив вручил Обвинительное заключение двадцати подсудимым, которые уже сидели в нюрнбергской тюрьме. Эта роль подходила Ниву, который ранее прославился рискованным побегом из замка Кольдиц – лагеря для военнопленных в Саксонии[381].

Недолго посовещавшись, судьи назначили открытие Нюрнбергского процесса на 20 ноября. Затем они договорились вновь собраться в Нюрнберге 29 октября, чтобы обсудить ходатайства защиты и правила Трибунала, и разъехались[382]. Советские руководители в Москве подводили итог произошедшему в последние месяцы и обсуждали свои следующие шаги. Октябрьский обратный отсчет оказался лишь предзнаменованием того, что ожидало советскую сторону. В последующие четыре недели развернется бешеная гонка… к стартовой черте.

Глава 4

Готовы ли?

Нюрнбергский процесс должен был начаться 20 ноября, и теперь Никитченко окончательно понял, что задача перед советской делегацией стоит непосильная. За эти четыре недели нужно было сделать гораздо больше, чем позволяли ее возможности. И это была не единственная проблема. Никитченко понял и то, что западные судьи представляют себе будущий процесс совершенно не таким, к каким он привык. В советской судебной системе обвинительный приговор обычно был гарантирован; обвинители, судьи, следователи и адвокаты нередко совместно работали на общую и заранее обговоренную цель. В Нюрнберге все было совершенно иначе.

Никитченко посетил Нюрнберг вместе с западными судьями 18 и 19 октября, и эта поездка только усилила его тревогу. 22 октября, вскоре после возвращения в Берлин, он в телеграмме поделился своими мыслями с Вышинским, сообщив, что американцы планируют держать всех подсудимых под своей собственной, и больше ничьей, охраной в нюрнбергской тюрьме. Это означало, что двое подсудимых, доставленных в Нюрнберг советской стороной, – Редер и Фриче – будут находиться во власти американцев. В то же время американцы ожидают, что все страны-обвинители сами обеспечат себя письменными и устными переводчиками. Это было непросто для советских властей, которые расстреляли по подозрению в шпионаже многих своих немецкоязычных подданных. Недавно советская сторона командировала в Нюрнберг несколько переводчиков, но мало кто из них мог правильно переводить с устного английского, французского или немецкого языка на русский или наоборот. Если Москва не решит эту проблему – и как можно быстрее, – то советская делегация столкнется с серьезными затруднениями. Телеграмма Никитченко была передана вверх по инстанциям Сталину[383].

Ил. 14. Четверо судей и их заместители ненадолго встретились в Нюрнберге 19 октября 1945 года. Слева направо: британский судья-заместитель Норман Биркетт, британский судья (и председатель Трибунала) Джеффри Лоуренс, советский судья-заместитель Александр Волчков, советский судья Иона Никитченко, американский судья-заместитель Джон Паркер, американский судья Фрэнсис Биддл, французский судья-заместитель Робер Фалько, французский судья Анри Доннедье де Вабр. Никитченко и Фалько участвовали в прениях Лондонской конференции до того, как пересели в судейские кресла. Источник: Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ). Ф. 10140. Оп. 2. Д. 152. Л. 1. Фотограф: Виктор Тёмин

Советское руководство уже знало от Вышинского, что требуются переводчики, и завершало отбор персонала всех категорий для командировки в Нюрнберг. 20 октября Сталин лично утвердил список из двадцати четырех корреспондентов для освещения процесса. В список вошли писатели и художники, поднимавшие дух советского народа во время войны, – в частности, прозаик и журналист Илья Эренбург, драматург Всеволод Вишневский и политический карикатурист Борис Ефимов. Вошли в список и специальные