Суд в Нюрнберге. Советский Cоюз и Международный военный трибунал - Франсин Хирш

этого дня прибыли в Берлин, и просили, чтобы советские судьи приехали 9 октября. Они также выразили надежду, что в этот же день советская сторона отправит в Нюрнберг подсудимых Эриха Редера и Ханса Фриче, которые содержались в берлинской тюрьме[331].

События развивались гораздо быстрее, чем ожидали советские руководители. До получения записки Руденко они планировали послать Никитченко в Берлин 19 октября. Но они слабо влияли на ситуацию. Несомненно, именно в это время Вышинский узнал, что Руденко в Берлине подписал Обвинительное заключение. Советское руководство немедленно отправило в Берлин для оценки ситуации Никитченко, Трайнина и судью-заместителя Александра Волчкова. Волчков во время войны служил военным юристом, а до того – советским дипломатом в Лондоне и потому прилично знал английский[332].

В это время и Джексон, и Вышинский задавались одним и тем же вопросом: где Руденко? Джексон отметил в дневнике 9 октября, что всю середину дня он «пытался узнать, что случилось с русской делегацией»[333]. Вышинский впоследствии писал в отчете, что несколько дней подряд «никаких сообщений от т. Руденко не поступало»[334]. 10 октября Руденко наконец послал из Лондона в Москву телеграмму и известил НКИД, что Обвинительное заключение было подписано в Берлине 10 октября и будет опубликовано в международной прессе в пятницу 12 октября. Он добавил, что его подадут в Трибунал в пятницу 19 октября (хотя явно знал, что американцы и британцы собираются сделать это раньше)[335].

В тот же день, 10 октября, судьи собрались в Берлине на закрытое совещание. У Никитченко спросили, что случилось с Руденко. Он сказал коллегам, что не знает, когда появится главный советский обвинитель[336]. Тем временем западные обвинители настойчиво добивались созыва первой публичной сессии Трибунала. Никитченко протестовал: такое мероприятие не может состояться без Руденко[337]. Тем вечером Никитченко и Трайнин предупредили Вышинского, что в Берлине все может начаться и без участия советской стороны. Британцы и американцы при поддержке французов снова и снова поднимали вопрос о том, чтобы представить Обвинительное заключение в Трибунал. Несмотря на советские возражения, на следующий день назначили встречу обвинителей и подписание русского и французского переводов и второй английской копии этого документа[338]. Русский перевод все еще не был готов[339].

Никитченко и Трайнин также сообщили Вышинскому, что только что говорили по телефону с Руденко, который находился в Лондоне, и настоятельно просили его как можно скорее приехать в Берлин. Руденко заверил их, что скоро приедет, и пообещал тем же вечером выслать самолетом из Лондона в Москву русский перевод Обвинительного заключения. Никитченко и Трайнин явно сомневались: они сообщили Вышинскому, что тоже пошлют ему английский оригинал и русский перевод. Они предупредили, что их перевод может оказаться «не вполне удовлетворительным», потому что времени хватило только быстро пробежаться по тексту, и в конце письма снова попросили Москву прислать в Германию переводчиков[340].

К тому моменту, похоже, Руденко ждали все в Берлине. Тейлор назвал четверг 11 октября «Днем Ожидания Руденко». Узнав из Лондона, что Руденко прилетит в середине дня, Максуэлл-Файф и один из помощников Джексона отправились в аэропорт встретить его и добиться от него согласия на немедленное собрание Комитета главных обвинителей. В полчетвертого Руденко наконец появился. Обвинители собрались вечером того же дня. Руденко горячо согласился с остальными, что нужно как можно быстрее представить Обвинительное заключение в Трибунал, и объявил, что проверка русского перевода и его сверка с английским оригиналом займет еще два дня[341].

Неизвестно, что конкретно Никитченко и Трайнин сказали Руденко по телефону. Но ясно, что они составили план: с этого момента действиями Руденко руководила вся советская делегация. Изрядно поворчав, остальные союзные обвинители согласились назначить понедельник 15 октября окончательным крайним сроком для подачи Обвинительного заключения[342].

Вечером 11 октября советский дипломат Семёнов сообщил Вышинскому, что Руденко уговорил остальных обвинителей на отсрочку и что в дальнейшем ничего не будет делаться без одобрения Москвы[343]. Но на следующее утро Руденко послал Вышинскому телеграмму, из которой следовало, что все по-прежнему идет своим чередом. Обвинители решили подать Обвинительное заключение в Трибунал утром 15 октября и опубликовать тем же вечером[344].

Днем 12 октября Вышинский наконец получил копию Обвинительного заключения, присланную Никитченко и Трайниным из Берлина. Копия, которую обещал Руденко, так и не пришла[345]. Позже в тот же день Вышинский телеграммой проинформировал Руденко, что КРПОМ пришлет ему ряд серьезных поправок. Он постарается прислать все поправки к воскресенью 14 октября, но они могут запоздать. Руденко ни при каких обстоятельствах не должен подписывать окончательный документ, пока не получит одобрение Москвы[346].

Жизнь в Берлине не остановилась, пока все ждали Руденко. Судьи принимали решения, которые должны были повлиять на организацию процесса. Например, 10 сентября они подняли вопрос о форме одежды. Французский судья Анри Доннедье де Вабр, шестидесятипятилетний профессор уголовного права из Сорбонны, настаивал на черных мантиях, соответствующих достоинству Трибунала. Никитченко возразил, назвав такое облачение «средневековым». В духе компромисса сошлись на том, чтобы каждый судья одевался так, как сочтет нужным. Это позволило советским судьям носить их военную форму[347].

Другие вопросы вызывали больше споров. 11 октября трое судей, представлявших западные страны-союзники, согласились, несмотря на возражения Никитченко, что председатель Трибунала не будет ротироваться в ходе процессов в Нюрнберге. Через несколько дней судьи выбрали председателем Трибунала британского судью сэра Джеффри Лоуренса. Лоуренс, судья Высокого суда, был известен своей невозмутимостью и прямолинейностью. Этой должности домогался Биддл, который еще в январе 1945 года выступил соавтором оригинального американского проекта международного трибунала. Джексон уговорил Биддла поддержать Лоуренса, потому что иначе бы создалось впечатление, что американцы, которые играли роль хозяев и доставили в суд большинство подсудимых, верховодят всем. Джексон объяснил свою мысль в письме президенту Трумэну: если американский судья будет возглавлять Трибунал и что-нибудь не заладится, «вся ненависть и все обвинения обрушатся на Соединенные Штаты»[348]. Никитченко также согласился с кандидатурой Лоуренса, в основном потому что его самого выбрали председателем Трибунала на время публичных сессий в Берлине[349].

Тем временем в Москве Вышинский сосредоточил внимание на Обвинительном заключении, хорошо понимая, что надвигается крайний срок 15 октября. Утром в субботу 13 октября он разослал русскоязычные экземпляры (основанные на небрежном переводе, который прислали ему Никитченко и Трайнин) Горшенину, Кобулову и другим членам КРПОМ. Он объяснил, что перевод закончили только вчера, и попросил коллег прислать свои замечания к середине дня[350].

Ситуацию