Ради Елены - Элизабет Джордж

Линли поставил открытку на место и повернулся к Адаму Дженну, который по-прежнему стоял у стола, сунув одну руку в карман, а другой облокотившись на спинку стула.

— Вы знали ее?

Адам выдвинул стул. Линли сел рядом с ним за стол, отодвинув в сторону два сочинения и чашку с холодным чаем, на поверхности которого плавала тонкая неаппетитная пенка.

Лицо Адама стало серьезным.

— Я ее знал.

— Вы были в кабинете, когда она в воскресенье вечером звонила отцу?

Взгляд Адама переместился на текстофон, стоявший на маленьком дубовом столике у камина.

— Она сюда не звонила. Или звонила после моего ухода.

— Когда вы ушли?

— Где-то в половине восьмого. — Адам взглянул на часы, словно для подтверждения. — Мне нужно было встретиться с тремя людьми в университетском центре в восемь, но сначала я зашел в свои комнаты.

— Комнаты?

— Около Литтл-Сент-Мери. Значит, это было где-то в половине восьмого. Но могло быть и немного позже. Может, без четверти восемь.

— Когда вы уходили, доктор Уивер был здесь?

— Доктор Уивер? В воскресенье вечером его вообще не было. Он ненадолго заходил днем, но потом ушел домой обедать и не возвращался.

— Ясно.

Линли задумался над этим сообщением, размышляя, почему Уивер солгал о своем местонахождении вечером перед смертью дочери. Казалось, Адам сообразил, что эта подробность была по какой-то причине важна для расследования, и серьезно добавил:

— Хотя он мог прийти позже. Неосмотрительно с моей стороны заявлять, что он не возвращался вечером. Я мог просто его не встретить. Он уже около двух месяцев работает над статьей о роли монастырей в экономике Средневековья, и он мог снова решить заняться ею. Большая часть документов на латыни. Их сложно прочитать. Требуется уйма времени, чтобы во всем разобраться. Думаю, именно этим он и занимался в воскресенье вечером. Он все время это делает. Ему важно сверить все детали. Он хочет, чтобы все было безупречно. Поэтому если он что-нибудь нашел, то, вероятно, решил вернуться. Я бы об этом не узнал, и он бы мне не стал докладывать.

Только в пьесах Шекспира Линли встречались такие многословные оправдания.

— Значит, обычно он не ставит вас в известность, если вдруг решает вернуться?

— Дайте подумать. — Молодой человек сдвинул брови, но Линли прочел ответ в его руках, которые он нервно прижимал к бедрам.

Линли произнес:

— Вы высоко цените доктора Уивера, так ведь? — «Достаточно, чтобы слепо защищать его» осталось невысказанным, но, несомненно, Адам Дженн понял скрытый упрек в вопросе Линли.

— Он великий человек. Он честен. В нем больше честности, чем в полудюжине других старших научных сотрудников Сент-Стивенза или в ком-нибудь еще. — Адам указал на конверты на каминной доске. — Все эти письма пришли после того, как все узнали о том, что случилось с… о том, что случилось. Люди его любят. Он им небезразличен. Нельзя быть подонком и завоевать такую любовь окружающих.

— И Елена любила отца?

Взгляд Адама скользнул по поздравительной открытке.

— Да. Его все любят. Он интересуется людьми. Он всегда поможет, если у кого-нибудь проблема. С доктором Уивером можно поговорить. Он честен с людьми. Откровенен.

— А Елена?

— Он беспокоился о ней. Занимался с ней. Ободрял ее. Просматривал ее сочинения, помогал в учебе и беседовал с ней о ее дальнейшей жизни.

— Ему было важно, чтобы она добилась успеха.

— Я знаю, о чем вы думаете, — сказал Адам. — Удачливый отец подразумевает удачливую дочь. Но он не такой. Он не просто уделял время ей. Он уделял время всем. Он помог мне с жильем. Он подыскивал мне студентов для занятий. Я решил вступить в научное общество, он мне и в этом помогает. И когда у меня есть вопросы с работой, он всегда рядом и готов помочь. У меня никогда не было чувства, что я отвлекаю его. Вы знаете, какое это ценное качество в человеке? Такие люди на дороге не валяются.

Линли заинтересовал не панегирик в честь Уивера. То, что Адам Дженн так восхищается человеком, который руководит его работой, кажется вполне естественным. Но за признаниями Адама крылось нечто большее: ему удалось избежать ответов на вопросы, касающиеся Елены. Ему даже удалось не называть ее имени.

С кладбища слабо донесся смех празднующей свадьбу компании. Кто-то крикнул: «Поцелуй нас!» — а другой ответил: «И не мечтай!» — и резкий звон разбитого стекла засвидетельствовал, что шампанское закончилось.

Линли спросил:

— Очевидно, вы довольно близки с доктором Уивером?

— Да.

— Как сын.

Адам еще больше покраснел. Но на его лице появилось выражение удовольствия.

— Как брат Елены.

Адам быстро провел большим пальцем по краю стола. Потом поднял руку и потер подбородок. Линли сказал:

— Или не совсем как брат. В конце концов, она была привлекательной девушкой. Вы должны были часто видеться. Здесь, в кабинете. Также в доме Уивера. И несомненно, время от времени в профессорской комнате. Или на официальном обеде. И в ее комнате.

Адам ответил:

— Я никогда не заходил к ней. Просто провожал ее. Вот и все.

— Я так понимаю, вы часто приглашали ее куда-либо.

— На иностранные фильмы в Клуб искусств. Иногда мы вместе обедали. Один день провели за городом.

— Ясно.

— Это не то, что вы думаете. Я этого не делал, потому что хотел, я хочу сказать, я бы не мог… О черт!

— Доктор Уивер просил вас приглашать Елену?

— Если вам это так важно, да. Он думал, мы подходим друг другу.

— Так и было?

— Нет! — Эхо от этого слова, выкрикнутого с внезапной яростью, еще мгновение дрожало в воздухе. Словно пытаясь смягчить резкость своего ответа, Адам добавил: — Послушайте, я был словно сопровождающим. Больше ничего не происходило.

— А Елене был нужен сопровождающий? Адам собрал сочинения на столе.

— У меня слишком много работы. Занятия со студентами, мои собственные занятия. Сейчас в моей жизни нет времени на женщин. Они вносят в жизнь проблемы, когда их меньше всего ожидаешь, а я не могу позволить себе отвлекаться. Каждый день я часами занимаюсь научной работой. Мне надо читать сочинения. Ходить на собрания.

— И все это было довольно трудно объяснить доктору Уиверу.

Адам вздохнул. Он положил ногу на ногу и потянул за шнурок своего спортивного ботинка.

— Во второй выходной триместра он пригласил меня к себе домой. Он хотел, чтобы я познакомился с ней. Что я мог сказать? Он стал заниматься со мной, когда я был студентом. Он так стремился мне помочь. Как я мог взамен отказать ему в помощи?

— Каким образом вы помогали ему?

— Он не хотел, чтобы она виделась с этим парнем. Я должен был мешать их встречам. С парнем из Куинз-Колледжа.

— Гаретом Рэндольфом.

—Точно. Она познакомилась с ним в «Обществе глухих студентов» в прошлом году. Доктору Уиверу было неспокойно, когда они встречались. Думаю, он надеялся, что она могла… понимаете…

— Предпочесть вас? Адам опустил ногу на пол.

— Ей в любом случае не очень нравился этот парень, Гарет. Она мне говорила. Я хочу сказать, они везде ходили вместе, и у них были хорошие отношения, но все было не всерьез. И она знала, о чем беспокоится ее отец.

— О чем же?

— Что все закончится… То есть что она выйдет замуж…

— За глухого, — добавил Линли. — Что, в конце концов, не так уж необычно, поскольку она сама была глухой.

Адам резко поднялся со стула. Он подошел к окну и уставился на кладбище.

— Это сложно объяснить, — тихо произнес он в стекло. — Не знаю, как сказать вам. Но если бы я даже и мог, то зачем? Что бы я ни сказал, это его скомпрометирует и нисколько не прольет свет на то, что случилось с ней.

— А если и прольет, то компрометировать доктора Уивера никак нельзя, не так ли? Ведь на волоске висит назначение главой Пенфордской кафедры.

— Дело не в этом!

— Тогда никому не повредит, если вы мне все расскажете.

Адам рассмеялся:

— Легко сказать! Вы лишь хотите найти убийцу и вернуться в Лондон. Вам все равно, если чья-то жизнь порушится. Полиция в роли Эвменид[16]. Это обвинение Линли слышал и раньше. И хотя он частично признавал его справедливость — должна существовать бесстрастная рука правосудия, иначе общество рухнет, — беззастенчивость утверждения на мгновение неприятно удивила его. Оказавшись на самом краю пропасти, именуемой правдой, люди всегда хватались за один и тот же способ протеста: скрывая правду, я защищаю кого-то от вреда, от боли, от действительности, от подозрения. Это были различные виды одного и того же протеста, который носил маску лицемерного благородства. Линли ответил:

— Это не какая-нибудь отвлеченная смерть, Адам. Она затрагивает всех, кто знал Елену. Неуязвимых нет. Жизни уже и так разрушены. Вот что делает убийство. И если вы этого не знаете, то пришло время узнать.

Молодой человек сглотнул. Линли услышал это из другого конца комнаты.