Подземелье ведьм (СИ) - Иванова Полина "Ива Полли"

Но Эйрин, упрямо мотнув головой, хотела продолжить… Сердце разрывалось от одной только мысли об очередном предательстве матери. И эта злость требовала выхода. Вот только легче не становилось… Эйрин набрала в грудь побольше воздуха… И затихла, оказавшись в объятиях Давена.

— Мы к вам попозже зайдём, — он склонил перед Венделой голову и, подхватив Эйрин на руки, вынес её из пещеры матери.

— Но…

— Когда-нибудь ты меня поймёшь, Ри, — тихо прозвучало им вслед.

Венди тяжело опустилась на край кровати и закрыла лицо руками. Разве мать, спасающая ребёнка от боли, заслуживает столько ненависти?

— Выйдешь за меня?

Она только рассмеялась и плеснула в него водой. Нежно-голубые рукава платья окрасились в синий.

— Дурной, что ли?

— Венди, дочь подземелий, ты выйдешь за меня? — упрямо повторил Стейн, чувствуя, как кровь приливает к лицу, раскрашивая щёки в багровый.

Сегодня была их седьмая встреча. День подходил к концу, и солнце почти скрылось за горизонтом, оставляя розовые закатные полосы на неровной глади воды. Она сидели на берегу Вольденграса, наблюдая за мощным потоком, что сносил всё на своём пути. Каждую свою встречу они проводили здесь, и ни Стейну, ни Венди это не надоедало.

— Венди, — он не собирался отступать. Только не в этот раз.

— Но мы ведь разные… — она растеряно всплеснула мокрыми руками, роняя брызги на прибрежные камни. Сложно было даже представить, что сказала бы мама, если бы узнала о её дружбе с этим человеческим парнем. «Нет на свете чудовища страшнее, чем человек», — раз за разом повторяли ведьмы, отправляя очередного Отчуждённого на поверхность. А она даже не была Отчуждённой.

— Я спущусь с тобой в подземелье, — быстро проговорил Стейн, зажмурившись от страха, что она ему откажет. Ладони вспотели.

— Да кто тебя впустит, глупый.

Венди рассмеялась и взлохматила его отросшие волосы. Веснушки на его покрасневшем лице выделялись сильнее, чем обычно, и ей это нравилось. Нравилось смущать этого наивного паренька, нравилось болтать с ним взахлёб, нравилось касаться пальцем внутренней стороны запястья и смотреть, как он судорожно отдёргивает руку. «И жить с тобой мне тоже бы понравилось, наверно», — подумала она.

— Впустят, — он нахмурил брови, решительно поднимаясь с валуна.

— Но я не хочу возвращаться в Регстейн.

— Как это? — Стейн удивлённо и непонимающе округлил глаза.

— Там холодно. Там не бывает солнечного света. И такого чистого воздуха, — она закружилась, широко раскинув руки в стороны. — Хочу жить здесь. В каком-нибудь маленьком и светлом домике. По утрам слушать крики петухов, днём собирать цветы, а вечером петь колыбельные ветру.

— И это я глупый⁈ — Стейн схватил её за талию и притянул к себе. — Ты — ведьма, живёшь в мрачном и загадочном подземелье, как это ты не хочешь туда возвращаться⁈ — выдохнул он ей в лицо.

Она знала, что Стейн, грезящий с самого детства о ведьмах и магии, чувствовал, что вот-вот его мечта осуществится — он станет одним из них. Кончики его пальцев наверняка зудели от желания дотронуться до каменных сводов, окунуться в источник, о котором она ему рассказывала. От желания избавиться от стеснительности и, став мужем дочери подземелья, слиться с ней телами на старом алтаре, повидавшем не одно тело. Но её душа рвалась на поверхность.

— Отпусти меня, — разъяренно прошипела Венди, толкая его в грудь.

Свободолюбивая натура взбунтовалась, тогда как сердце сладко пело от одного только касания. Они поменялись ролями — хищник стал жертвой, а агнец — хищником. Венди смотрела в янтарные глаза и видела эмоции, которые в них бушевали. Широкие ладони всё крепче и крепче сжимали её талию. Низ живота налился тягучей истомой, а небольшая округлая грудь встопорщилась маленькими горошинками, что теперь болезненно царапались о грубую ткань тёплого платья.

— Не отпущу, ты моя теперь, Венди — дочь подземелий, — в горле пересохло. Стейн, закрыв глаза, словно бросился в ревущие воды Вольденграса. Он притянул девушку ближе и, как к источнику, припал сухими губами к её губам. В ушах звенело, сердце мощными толчками выбрасывало кровь, стремясь вырваться наружу из грудной клетки. Загорелые пальцы Стейна побелели, всё сильнее сжимаясь вокруг тонкой талии.

— Стой, — Венди, тяжело дыша, оторвалась от его губ и резко выдохнула, — я стану твоим подземельем, человек. Я проведу тебя по тёмным коридорам Регстейна.

Её искусанные губы алели в это миг не меньше, чем его щёки.

А потом он предал её. Бросил одну с дочерью прозябать в этих пещерах. Так разве виновата она, что причиняет боль, желая избавить дочь от своей участи?

Глава 10

Иссиня-чёрные волосы водопадом струились между его пальцев. Давен наклонился и лёгким поцелуем коснулся лба Эйрин. Она улыбнулась сквозь сон и, придвинувшись ближе, носом уткнулась ему в ямочку между ключицами.

Было темно так, как никогда не бывает на поверхности. Даже в самую тёмную ночь на небе сверкают еле проглядывающие звёзды, горят тёплым светом соседские окна. Здесь же, в Регстейне, не было ни звёзд, ни окон. Только над одной из пещер светила круглая жёлтая луна, напоминая ведьмам о том, что кроме подземелья есть и другой мир.

— Пап? — Давен обернулся, услышав громкий шёпот. У порога, потирая сонные глаза, стоял Томми.

— Ты чего не спишь?

— Сон плохой приснился, — мальчик нерешительно топтался у входа в пещеру, поджимая пальцы на босых ногах: в подземелье, как и всегда, было холодно.

Давен аккуратно встал, стараясь не разбудить любимую, что сладко спала и, наверно, видела уже десятый сон. Эйрин долго не удавалось заснуть. Она то и дело вертелась, заводила разговоры о прошлом, обиженно бросала колкие слова в адрес матери. А он пытался успокоить эту маленькую нахохлившуюся пичужку, словно и не существовало стольких лет врозь. Словно до разлуки они не были знакомы всего неделю. Словно он ей был не посторонний.

— Пойдём, малыш.

Сейчас Томми совсем не был похож на того ребёнка, которым предстал перед ним в первую их встречу. В его глазах не отражался недюжинный ум, а суждения не выдавали в нём опыта, невозможного для десятилетнего парнишки. Давен подхватил Томми на руки и вышел в соседнюю комнату.

В пещере Томми было немного светлее и гораздо больше места. У противоположных стен стояли две кровати, одна напротив другой. Та, что находилась слева — была расправлена. Серая застиранная простынь белела в темноте, а одеяло сбилось в комок и почти сползло на пол. Вторая кровать принадлежала Крису, а потому стояла нетронутой уже несколько месяцев.

— Давай, ложись поудобнее, — Давен опустил Томми на кровать и, укутав того в одеяло, как маленького, сел рядом.

Он ещё помнил, как мать укладывала его спать. Мама всегда приходила вечером в его комнату и первым делом задёргивала плотные тёмные шторы, чтобы лунный свет не мешал заснуть. Потом она укутывала его в одеяло, подтыкала тщательно по бокам, ложилась рядом и тихим, убаюкивающим голосом рассказывала сказки. Стоило только вспомнить об этом, как в груди теплело, а перед глазами вставал родной и уютный дом, в котором до сих пор с утра и до позднего вечера хлопотала улыбчивая матушка.

— Хочешь сказку?

— Не хочу, — Томми замотал головой из стороны в сторону, — лучше расскажи, откуда у тебя это? — он подбородком тыкнул в сторону Давена.

Давен проследил за его взглядом и недоумённо нахмурил брови.

— Что это?

— Листочек.

— Листочек… — Давен задумчиво почесал щетинистый подбородок и, устремив взгляд в потолок, медленно начал свой рассказ, — мне было примерно столько, сколько тебе сейчас, когда к нам в Вайденлес забрела старая травница. Люди отчего-то сразу невзлюбили её, хотя добрее человека я, наверно, ещё не встречал. Как только у кого из соседей начинал болеть скот или детей хворь какая одолевала — все бежали к ней, просили смилостивиться и излечить. Она с утра раннего, ещё до крика петухов, уходила в лес, чтобы собрать нужные травы для настоев. Возвращалась обычно вся исцарапанная и покрытая болотной тиной. Потом она всю ночь готовила целебные отвары, отказывая себе даже в минуте отдыха. Я это знал, потому что мы жили неподалёку, а ребёнком я был очень любопытным, — Давен усмехнулся. Он прикоснулся пальцами к листочку и продолжил, — а сразу после того, как беда покидала дома людей, они во всех своих несчастьях снова начинали винить эту добрую женщину. И как-то раз, после того, как настои не помогли, эти люди взяли в руки вилы и пошли к её дому.