Жизнь и приключения русского Джеймса Бонда - Сергей Юрьевич Нечаев

Естественно, Мишель был немедленно арестован. И, естественно, Савари потребовал, не мешкая, выявить всех, кто, работая в военных ведомствах, мог бы поставлять секретные данные о Великой армии.

В тот же день, 1 марта, был арестован и Жан Вюстингер, служивший швейцаром при русском посольстве. К вечеру герцог де Ровиго, имея на руках уже достаточно сведений о деятельности Чернышева, поспешил составить доклад для императора. Не преминул министр полиции уведомить и герцога де Бассано.

В его докладе говорилось о том, что по его, Савари, приказу был арестован Жан Вюстингер, связанный с Мишелем Мишелем, чиновником из министерства военной администрации, которым руководил Жан-Жерар Лакюэ, граф де Сессак. И этот самый Мишель, как совершенно точно установлено, передавал Чернышеву секретные документы; причем встречи Мишеля и Чернышева происходили не где-нибудь, а рядом или в самом здании русского посольства.

Русский посол князь А.Б. Куракин давно наблюдал за бешеной активностью Чернышева, и делал он это с явным неодобрением. Слухи о шпионаже, центром которого было русское посольство, стали циркулировать по Парижу уже в феврале месяце. Сразу после исчезновения Вюстингера, зная или догадываясь, что именно с ним произошло, князь Куракин, как уже говорилось, обратился к герцогу де Бассано с настоятельной просьбой дать разъяснения.

Французский министр иностранных дел подготовил на это обращение чрезвычайно резкий ответ, который должен был задеть не только А.Б. Куракина, но и самого русского императора, позволяющего близким к его престолу лицам заниматься шпионажем. Но Наполеон этот текст не одобрил, и герцогу де Бассано пришлось подготовить и отправить князю Куракину другой ответ, значительно более краткий и сдержанный.

2 марта Наполеон распорядился, чтобы министр иностранных дел Франции в тот же день отправил курьера к французскому послу в России генералу Лористону с указанием, чтобы тот не вступал в обсуждения по поводу «дела Чернышева». Император прямо указывал, что он не заинтересован в скандале, пока его войска не разместятся на Одере и Висле.

Между тем французская полиция продолжила работу по выявлению русской разведывательной сети в Париже. После допросов арестованных (Мишеля и его жены, Луи Саже и его сожительницы, Кундта, Вюстингера), после сличения почерков были произведены аресты Луи-Франсуа-Александра Сальмона, Жана-Николя Мозеса по прозвищу Мирабо, а также, как в дальнейшем было установлено, не причастных к делу Жана-Анри Конза и работника министерства военной администрации Мореля. При этом последний, арестованный 5 марта и препровожденный в тюрьму, тут же пустился в бесконечные упоминания своей матери и маленьких детей.

Все они, за исключением Вюстингера, были французами.

Секретаря посольства Крафта, который был напрямую связан с «группой Мишеля», князь А.Б. Куракин поспешил отправить в Вену.

Но французская полиция не успокоилась и установила, что в последние дни в русское посольство несколько раз заходил некий грек Зафиров, который, по словам французских полицейских агентов, «пользовался репутацией интригана». В отношении его сообщалось, что он говорит на нескольких языках и много ездит по миру. Во время нахождения русского флота в Средиземном море, этот самый Зафиров сел на судно и сошел на берег в Мессине. Выполнив секретную миссию по поручению русского консула, он получил возможность натурализоваться в России. А теперь, находясь в Париже, Зафиров занимался «отнюдь не коммерцией, кашемировыми шалями и товарами из Леванта, но беспрестанно сновал и сносился чаще всего с русским посольством», выполняя секретные миссии.

Сообщалось и еще об одном человеке, постоянно входившем и выходившем из посольства — Д.М. Кологривове, жившем на улице Прованс, дом 16. Кологривов все время совещался с князем А.Б. Куракиным или с кем-нибудь из его секретарей, и вместе с ними что-то писал. Агенты герцога де Бассано обратили также особое внимание на некоего барона Перпуше, который был близок к прусскому послу в Париже генералу Фридриху-Вильгельму-Людвигу Круземарку и в то же время постоянно общался с сотрудниками русского посольства. В свое время этот барон состоял адъютантом при фельдмаршале Блюхере, а в сражении при Йене участвовал в качестве офицера Генерального штаба.

Позже всех, скорее всего 16 марта, был арестован некто Луи-Огюст Кавёлье, который проживал в том же особняке д’Анвер и был связан с русским полковником. Полиция подозревала, что в июне 1811 года Кавёлье посетил ряд европейских городов (в том числе Мец) с разведывательными целями. Этот самый Кавёлье сообщил, что познакомился с Чернышевым около пяти лет назад в «Комеди Франсез».

Обсуждался также вопрос об аресте барона Пауля-Людвига фон Крюденера, секретаря русского посольства родом из остзейских дворян, в отношении которого также имелись некие «серьезные улики». Он, кстати, и был арестован по приказу Наполеона в Страсбурге, помещен в крепость Оксон, но бежал оттуда 5 декабря 1813 года.

Короче говоря, следствие шло полным ходом, и герцог де Бассано постоянно в самых резких выражениях порицал действия Чернышева. Но Наполеон раз за разом тормозил его активность.

Почему же он делал это?

Без сомнения, Наполеон мог бы остановить Чернышева на пути в Россию, но император не воспользовался этой возможностью и не сделал его деятельность предметом официальных заявлений и переговоров. С другой стороны, он решил воспользоваться разоблачением «группы Мишеля» в пропагандистских целях, чтобы обвинить русских в действиях против Франции, прикрыв тем самым собственные приготовления к нападению на Россию.

Блокада русского посольства

7 марта на стол Рене Савари, герцога де Ровиго, лег отчет, составленный на основе сообщений его агентов, прикрепленных к русскому посольству. В отчете сообщалось, что в течение последних дней в посольстве было намного меньше посетителей,