Жизнь и приключения русского Джеймса Бонда - Сергей Юрьевич Нечаев

чем это бывало ранее. Составители отчета полагали, что причина этого заключалась в арестах, произведенных в последнее время, и хотя масштабы этих арестов в ведущихся в Париже разговорах были значительно преувеличены, злословие публики дало свои результаты. Что, собственно, и требовалось…

Но дело было не только в так называемом «общественном мнении». Провал «группы Мишеля» резко ухудшил возможности функционирования русского посольства в Париже, прежде всего в плане сбора данных.

На этом фоне в кабинете князя А.Б. Куракина, несмотря ни на что, шла интенсивная работа.

Еще 3 марта герцог де Бассано сообщил Савари, что на запрос Куракина о Вюстингере он «ответил неосведомленностью». Что касается князя Куракина, то, получив подобный ответ от герцога де Бассано, он сразу сообщил об этом в Санкт-Петербург. Тот факт, что в бумагах французского министерства иностранных дел оказалась копия письма Куракина Румянцеву, ясно свидетельствует, что французы, выявляя русских агентов, сами активно занимались шпионажем.

4 марта в ответ на ранее отправленную князем Куракиным просьбу, Савари отказал майору русской службы Парравичини, желавшему прибыть в Париж. Отказ был аргументирован тем, что этот офицер уже имел «не очень хорошую репутацию», проявив себя как разведчик в Венеции, Швейцарии, германских землях и в Польше.

18 марта шпионы, внедренные в русское посольство, доложили, что некто Шульте, доверенное лицо А.Б. Куракина, возвратился из Вены. Официально служивший при князе кучером, он являлся его «личным конфидентом». В Вене он выяснял возможности получения австрийских паспортов и провоза багажа русского посольства в Россию.

Сообщалось также, что князь А.К. Разумовский уже отбыл из Парижа в Вену (этот человек, как потом выяснится, имел поручение вести переговоры с Австрией о союзе против Наполеона), а Н.Н. Демидов должен отправиться на следующий день.

В русском посольстве многие тогда паковали чемоданы в ожидании выезда за пределы Франции. И на следующий день, 19 марта, герцог де Ровиго написал рапорт императору, в котором изложил сведения о подготовке, шедшей в русском посольстве, к выезду как через австрийские владения, так и через Страсбург. Савари просил Наполеона отдать по телеграфу приказы навести на этот счет справки.

Наполеон, как уже говорилось, решил воспользоваться разоблачением «группы Мишеля» в пропагандистских целях. В связи с чем было решено организовать публичное разоблачение в открытом суде. И это отвечало общим планам Наполеона еще и в том смысле, что судебный процесс мог состояться только через месяц, а это давало возможность «выдержать паузу» и позволить его войскам перейти Одер и достигнуть берегов Вислы.

Только 23 марта «по очевидности улик» генеральный прокурор внес в имперский суд Парижа обвинительное заключение по поводу Мишеля, Саже, Сальмона и Мозеса. Никто никуда не торопился, и лишь в начале апреля подготовка к судебному процессу над четырьмя французами из военных ведомств вступила в решающую стадию.

3 апреля герцог де Бассано уведомил Лористона о сути истории с Чернышевым, отметив, вместе с тем, что сам князь Куракин в этом деле участия не принимал.

14 апреля из свежего номера Gazette de France А.Б. Куракин узнал, что днем ранее состоялось первое заседание суда по делу «группы Мишеля». Посол был возмущен и одновременно испуган. Он не предполагал, что дело о шпионаже, связанное с деятельностью Чернышева, будет все же предано огласке. Куракин немедленно подготовил ноту и отправил ее герцогу де Бассано. Куракин напомнил, что на его запрос по поводу исчезновения посольского швейцара Вюстингера, министр иностранных дел заявил, будто не в состоянии ничего ответить, дав при этом понять, что при обнародовании подобного дела может открыться (а это абсолютно недопустимо) компромат государственного уровня. И теперь князь Куракин выражал удивление по поводу того, что во французских газетах вдруг заявили о фактах, «в высшей степени странных».

Русский посол заявил, что действие, происходящее на заседании суда, направлено «против чести и достоинства» его государя. Он выразил свое возмущение тем, что французское правительство и министр иностранных дел относятся к тому, что говорится на заседании суда, как к правде, и что, по сути, это они санкционировали публикацию материалов в прессе. Свою ноту князь Куракин закончил требованием опровержения, но никакого опровержения не последовало.

Суд над участниками «дела Мишеля»

Заседание в парижском суде присяжных по «делу Мишеля» открылось 13 апреля 1812 года.

Четверо обвиняемых должны были ответить по обвинительному заключению, предусмотренному статьей 76 Уголовного кодекса: «Совершение махинаций или поддержание разведывательных контактов с иностранной державой, которая может начать войну против Франции».

Подсудимых было четверо: Мишель Мишель, Луи Саже, Луи-Франсуа-Александр Сальмон и Жан-Николя Мозес по прозвищу Мирабо. Эти люди обвинялись в передаче разведывательных данных агентам из России.

Мишелю Мишелю было 36 лет, он родился в городке Пюттеланж (департамент Мозель), работал в Министерстве военной администрации в дирекции экипировки войск, а проживал на улице де ля Планш в доме № 14.

Соответственно, Луи Саже было 35 лет, он родился в городке Суаньоль (департамент Сена и Марна), работал в Военном министерстве в управлении передвижения войск, а проживал на улице дю Жандр в доме № 7.

Луи-Франсуа-Александру Сальмону было 32 года, он родился в Вертю (департамент Марна), работал в военном ведомстве в управлении смотров, а проживал на улице Сент-Андре-дез-Арк в доме № 52.

Жану-Николя Мозесу было 35 лет, он родился в Париже, работал в военном ведомстве посыльным, а проживал он непосредственно