Магия тишины. Путешествие Каспара Давида Фридриха сквозь время - Флориан Иллиес

камень, на котором стоит легендарный «Странник над морем тумана»? Его разыскал Карл-Людвиг Хох, когда писал докторскую работу о фридриховском «благоговении перед природой». Он до сих пор скромно лежит на склоне, нужно только подняться из Криппена на гору Кайзеркроне. На камень можно забраться и посмотреть вниз, в долину, а если повезет, то из долины даже поднимется туман.

Воздух – Каспар Давид Фридрих, «Странник над морем тумана» («Der Wanderer üer dem Nebelmeer»), ок. 1817 (bpk / Hamburger Kunsthalle, SHK / Elke Walford)

Глава IV

Воздух

Каспар Давид Фридрих в любое время готов принимать гостей в своей мастерской в Дрездене. Он всегда предлагает визитерам свой стул, второго у него там нет, показывает картину на мольберте, над которой в данный момент работает, приносит из кладовки старые работы. Он любит поговорить о своей живописи и, разумеется, всегда надеется удачно продать какую-нибудь картину. Его мастерская – проходной двор, в одном из писем он упоминает, что в ней одновременно говорят на русском, французском и английском языках. Вечный день открытых дверей на набережной Эльбы, 33.

Есть только одно исключение: «Он сейчас рисует воздух, – говорит его жена гостю, позвонившему в дверь, – сейчас ему нельзя мешать, знаете, рисование неба для него – как богослужение». Да, именно так она говорила.

* * *

Каспар Давид Фридрих родился 5 сентября 1774 года в Грайфсвальде, в полчетвертого утра, и под необычными звездами: он Дева, и по знаку Зодиака, и по асценденту. По мнению астрологов, такая констелляция светил неизбежно означает аккуратность и любовь к порядку, и тому, кто хочет убедиться в наличии этих качеств у Фридриха, стоит заглянуть в его мастерскую, хотя бы на картинах его друга Керстинга: в ней царит идеальная чистота, она совершенно пуста, один стул, один мольберт, пол и стены без украшений. «Опрятность всему голова», – написал Фридрих в одном из ранних, трогательно неуклюжих стихотворений, а чтобы никто не сомневался, добавил в следующей строфе: «Люблю опрятность». Позднее он также ценит в живописи и в быту «идеальную чистоту».

Итак, живопись в духе немецкого закона о чистоте пива[99]. И, несмотря на постоянные визиты, Фридрих допускает в свою мастерскую всего три инструмента и вешает их на гвоздь в стене рядом с мольбертом: треугольник, линейку и рейсшину, чтобы точно рассчитывать золотое сечение для своих картин. Да, он неисправим: там, где мы хотим видеть только чувства, мечту (Sehnsucht), набожность, преданность природе, у Девы Фридриха весь эффект картины основан на перфекционизме и миллиметровой точности. Возможно, именно страсть к упорядочиванию так влечет его к Деве Гёте, который пытается весь мир встроить в некую высшую систему. А Гёте по асцеденту – Скорпион, поэтому он пускает по адресу Фридриха, двойной Девы, ядовитые стрелы, когда тот отказывается писать «поучительные» и «жизнерадостные» картины, какие ему были бы по нраву.

* * *

Фридрих любит звезды, планеты и луну. Да, он почитает повелителей неба. Но верит он только в силу Бога, а не звезд.

* * *

В 1974 году, к двухсотлетию со дня рождения Фридриха, в ГДР выпускают почтовые марки, посвященные художнику, который, вот счастье-то, и родился на территории будущей ГДР, и жил там, благоразумно отказываясь от поездок за Запад или за границу, об Италии он не смел и мечтать. В каталоге дрезденской «Галереи новых мастеров» Фридриха нелепейшим образом объявляют предтечей марксистского взгляда на человека, да и социалистического реализма тоже. Разве он не говорил, что люди – «рабы в руках князей»? Вот. Разумеется, о религии, ключевом факторе для понимания Фридриха, ни слова в стране, где даже ангелов переименовали в «новогодних кукол с крыльями». Однако накануне сдачи в печать Йоахиму Найдхардту, умнице-куратору, удается впихнуть в каталог свою статью о глубокой набожности Фридриха, о его вере в воскресение и христианском ожидании спасения – иначе, уверен Найдхардт, невозможно понять этого художника. Когда дирекция замечает статью, уже поздно, каталог напечатан – поэтому куратор Найдхардт получает нехристианский выговор, а директор, в свою очередь, социалистический орден за заслуги. В том же 1974 году Найдхардт едет в Гамбург на искусствоведческую конференцию, на которой обсуждают Фридриха, и не верит своим ушам. Нигде в мире в начале 70-х годов не было такого марксистско-ленинского подхода к Фридриху, как в академических кругах Западной Германии. Критики вне себя от того, что Хельмут Бёрш-Зупан в своем новом фундаментальном издании работ Фридриха повсюду разглядел христианские символы рая и воскресения – в березах, в елях, в якорях… Найдхардт с улыбкой говорит, что в ГДР порадовались бы, если бы узнали, как активно на Западе борются за марксистскую интерпретацию Фридриха.

* * *

Гёте всё-таки решает дать шанс этому странному Каспару Давиду Фридриху. У него есть, конечно, ощущение, что этот художник пошел по «неверному пути», а еще он признавался братьям Буассере, что ломал картину Фридриха, чтобы «охладить его пыл», но так уж и быть, он попробует не быть таким, потому что сейчас этот чудак Фридрих может пригодиться. Гёте увлечен англичанином по имени Люк Говард[100], которому первому удалось проникнуть в казалось бы непроницаемые облака на небе и встроить их в стройную систему: stratus, cirrus, cumulus[101] и так далее, наконец-то у невыразимого над нашими головами появились имена, Гёте взволнован и благодарен, он немедленно пишет довольно плохое и очень облачное стихотворение на эту тему.

А потом он через свою симпатичную подругу Луизу Зейдлер, которая покорила и сердце художника, спрашивает у Фридриха, не сможет ли тот нарисовать для него три главные формы облаков, своего рода графическую иллюстрацию, чтобы она всегда была у него перед глазами и не нужно было выглядывать в окно. И Гёте, и Луиза Зейдлер знают, что Фридрих прекрасно справится с такой задачей, да, ведь он по дружбе помогал Луизе рисовать «воздух», как это тогда называлось, на ее картинах, в чем она без стеснения признаётся.

Итак, наступает момент, которого Фридрих ждал много лет: король поэтов дает ему небольшое, несложное поручение. Очевидно, что он хочет восстановить мир между ними. И именно за этот момент многие любят Фридриха, потому что он говорит «нет». Это без меня. Я по-другому понимаю искусство, отвечает он. И, скорее всего, думает при этом: по-другому понимаю небо.

Очень облачным днем 8 октября 1816 года Зейдлер пишет в Веймар, что из-за обращения Гёте над мягкой душой Фридриха сгустились черные грозовые тучи.