Магия тишины. Путешествие Каспара Давида Фридриха сквозь время - Флориан Иллиес

много лет висел в той комнате его квартиры, которую использовали для тайных встреч еврейской общины Вильмерсдорфа. А теперь Брунну и его семье нужны деньги на эмиграцию. Разумеется, Ханфштенгль умолчал об этом, общаясь с фюрером. Ханфштенгль не только постарался заплатить владельцу-еврею справедливую цену, хотя тот не знал, какое сокровище оказалось у него в квартире, в том же году, когда «Вацманна» выставили в Национальной галерее, он протестовал против удаления из экспозиций экспрессионистов как «дегенеративного искусства». И 26 июля, через полгода после приобретения «Вацманна», его увольняют – возможно, сыграли роль и слухи о том, что деньги Гитлера, отданные за шедевр Фридриха, мастера «нордической расы», попали в руки еврея. Как только становится известно об иудейском вероисповедании владельца, государство подвергает аресту деньги семьи Брунн, причем самым подлым образом в рамках «налога на еврейский капитал». Однако детям Брунна всё же удалось воспользоваться частью этих денег и в 1938 году эмигрировать в Англию, в 1941 году это получится и у родителей.

Вера горами движет. А вера Каспара Давида Фридриха обладает чрезвычайной силой. Тем не менее для того, чтобы «Вацманн» в 1824 году мог несколько месяцев расти в его новой мастерской дома «На Эльбе, 33», сегодня это набережная Террасенуфер, даже Фридриху нужна помощь. Потому что Фридрих никогда не видел гору Вацманн. Он вообще никогда не был в Альпах, он видел только Эльбские Песчанниковые горы, Гарц и Исполиновые горы. По сути дела, он ограничивался территорией будущей ГДР. Грайфсвальд, Нойбранденбург, Рюген, Дрезден. В награду за это в 1974 году была выпущена специальная почтовая марка ГДР.

Так как же Вацманн попал в дрезденскую мастерскую Фридриха? Так же, как к нему попали и все остальные альпийские вершины: благодаря рисункам друзей. Так же, как он пишет ледники по рисункам Карла Густава Каруса, так же и «Вацманна» он пишет по акварели своего любимого ученика Августа Генриха. Тот в 1820 году отправился из мастерской Фридриха в Италию, чтобы там утолить свою жажду (Sehnsucht) света. Но болезнь легких позволила ему добраться только до Альп, он умер в Инсбруке, больной и без денег, вундеркинд, возможно, гений, его акварели и рисунки из Альп принадлежат к числу самых смелых, что появились в Европе в эпоху романтизма. Пятнадцатого августа 1821 года он пишет в дневнике: «Два раза рисовал Вацманн и Берхтесгаден. Многое зависит от единства характера и атмосферы, доминирующих на картине».

Когда Фридрих видит акварели с Вацманном после смерти Генриха, он пытается добиться того самого единства характера и атмосферы. Он берет эти акварели в качестве основы для монументальной картины с Вацманном, призванной стать памятником его безвременно скончавшемуся ученику. И Фридрих не был бы Фридрихом, если бы в своей картине он ограничился одними Альпами – да, под массивной горой мы видим вырастающие из меланхоличного мрака сверкающие вершины Архенкопфа и Грюнштайна, как и на рисунках Генриха, но рядом с ними обнаруживается еще одна странная гора. Это гора Труденштайн в Гарце, которую Фридрих рисовал четырнадцатью годами ранее, 28 июня 1811 года, он взял и передвинул ее на пятьсот семьдесят один километр южнее, потому что ему не хватает интересной средневысокой горы перед Вацманном. (Пятью годами ранее он уже пересаживал Труденштайн, тогда на восток, гора возвышается на картине Фридриха «Местность в Исполиновых горах с поднимающимся туманом».)

В общем, Фридрих – довольно ненадежный свидетель: он пишет Вацманн с фотографической точностью, хотя никогда его не видел, но ставит перед ним геологическую формацию из Гарца, потому что ему так нужно – это то, что мы называем особенно реалистичной пейзажной живописью. А деньги на картину из зала еврейской общины в Берлине поступают от Гитлера, потому что она напоминает ему вид с его террасы в горах. Когда занимаешься Фридрихом и историей его работ, всё только усложняется.

* * *

Небольшая передышка. Перед домом на набережной Эльбы, 33, семейство Фридрих разбило маленький огороженный садик, с южной стороны на солнце из саксонской земли вырастает даже фиговое дерево, летом 1822 года оно приносит два плода, о чем Фридрих гордо докладывает жене Каролине. Далее он пишет: «Лук вырос высотой больше локтя, и у него созрели семена. Базилик цветет». Вот такой «Сад и огород» от 27 июля 1822 года.

* * *

Жутковато: еще во время Первой мировой войны Каспара Давида Фридриха объявили защитником Германии. В 1915 году выходит первая часть судьбоносного исследования норвежца Андреаса Ауберта о Фридрихе, а именно глава о «патриотических картинах» под абсурдным названием «Бог, Свобода, Родина». Это всё фрагменты, потому что Ауберт умирает во время работы над большой книгой о Фридрихе. Но этот фрагмент – первая книга о Фридрихе на немецком языке в истории. В предисловии особенно отмечается момент выхода книги, ведь это «время, когда Германии приходится защищать себя и свои ценности от враждебного мира». К счастью, бедный норвежец Ауберт к этому предисловию не причастен. Но всякий раз, когда Германия берется за оружие, она вспоминает о патриоте Фридрихе и о его картинах, обличающих французских захватчиков.

* * *

Есть у Каспара Давида Фридриха слабые картины, есть вымученные. Не все его произведения – шедевры, он, к счастью, был не Бог, а человек. Кстати, особенно трудно воспринимать его работы, на которых он пытался изобразить любовь. На них сразу вылезает вся его скованность, он расставляет по пейзажам картонные пары любовников, нелепые и ненужные. Мужчина и женщина неловко пытаются обняться в увитых цветами беседках. Печальнее всего это выглядит, пожалуй, на сепии «Лето» из Гамбургского Кунстхалле: чтобы все поняли, что происходит, даже деревья за любовной парой льнут друг к другу, а на передний план картины Фридрих усадил милующихся голубков. Женщина и мужчина увлечены друг другом и держатся за руки. Фридрих по-прежнему не умеет рисовать человеческие фигуры, голова слишком маленькая, руки как у моряка Попая, а чтобы его неумелость не слишком бросалась в глаза, Фридрих отбрасывает нижнюю часть тела. Мы видим фигуры только выше пояса. Любовь без всего, что ниже пояса, – кажется, это художественный идеал Фридриха. За это он тоже получил тумаков от «поколения 68-го». Петер Раутман[89] критикует его за «отсутствие хоть какой-то эротики» у любовных пар. И это, разумеется, следствие мелкобуржуазности и неспособности выйти за пределы своей социальной среды: «Социальный рост был возможен только через постоянное напряжение на работе, через подавление свободной сексуальности». К сожалению, благочестивый отец действительно с детства вбивал такие установки в голову бедному Фридриху. Самые ранние его работы, дошедшие до нас, это упражнения