Магия тишины. Путешествие Каспара Давида Фридриха сквозь время - Флориан Иллиес

с картиной, с долгом в двести пятьдесят тысяч евро, которые он выплатил жуликам, а теперь еще и с обвинением от Кунстхалле в сокрытии краденого. Переговоры ни к чему не приводят. Фридрих лежит в рояле. Надо возвращать двести пятьдесят тысяч евро. В такой ситуации даже этот человек со стальными нервами теряет самообладание. 26 августа от открывает рояль, достает закутанного в тряпки Фридриха и едет в галерею Ширн, расположенную в паре кварталов от него. Возможно, Либрукс подумал, что не только убийцы возвращаются на место преступления. Похищенные ценности тоже могут возвращаться – «я решил пошутить», с улыбкой скажет Либрукс в суде. Пожалуй, Каспару Давиду Фридриху достался не самый плохой адвокат.

Ну так вот – Либрукс паркует свой «Мерседес-кабрио» прямо напротив заднего входа в Штирн, рядом с ратушей, берет Фридриха под мышку, заходит внутрь и вручает недоумевающему охраннику, охранник звонит завхозу, растерянный завхоз забирает картину. Либрукс едет в свою канцелярию и играет на освобожденном рояле что-то из Моцарта.

Спустя несколько дней картину спецтранспортом доставляют из Франкфурта в Гамбург. Гамбургский Кунстхалле с благодарностью принимает ее и уже осенью 2003 года возвращает в экспозицию. Из-за того, что Кунстхалле не желает возмещать Либруксу сумму выкупа в двести пятьдесят тысяч евро, тот подает в суд. И благодаря суду мы знаем все увлекательные подробности этого фантастического ограбления. Кунстхалле требует квитанцию о передаче суммы выкупа. «В привокзальном районе Франкфурта не принято выдавать квитанции за краденный товар», – отвечает Либрукс с ехидной улыбкой. Суд признает его правоту. Кунстхалле обязан компенсировать его затраты. А Либрукс говорит, что преступники в этой ситуации вели себя гораздо порядочнее, чем музей.

В 2003 году внимательные посетители могли заметить, что в верхней части «Клубов тумана», у рамы, видны три отпечатка пальцев. Люди гадали, чьи это отпечатки – Стево, Эдгара Либрукса, посредников или завхоза франкфуртской галереи. Но как бы то ни было, это свидетельства отличной детективной истории.

* * *

В Дрездене можно сесть в замечательный скоростной поезд старого типа и наслаждаться неторопливой поездкой, есть австрийские блинчики и клецки, успеть утром посмотреть в Дрездене на «Большой заповедник» Фридриха, днем на «Монаха у моря» в Берлине, а к вечеру завершить программу «Странником над морем тумана» и «Ледовитым океаном» в Гамбурге. Важно не забыть и о вернувшихся на свое место «Клубах тумана», которым никак не навредили годы, проведенные за шинами и в рояле. Но мое сердце за десятки лет покорила маленькая и практически неизвестная картина Фридриха из Гамбургского Кунстхалле. Она называется «Проплывающие облака», имеет размер всего восемнадцать на двадцать четыре сантиметра – и содержит в себе целый мир.

На этой картине доминируют горизонтальные полосы: наверху облака как будто неподвижны и напоминают занавес, где-то над далекой равниной тянутся после грозы дождевые тучи, еще дальше видны горы, на переднем плане полоска густой зелени, а в самом низу, прямо перед нами – гряда темных камней. То, что кажется точным, написанным с натуры пейзажем, на самом деле представляет собой, как и всегда у Фридриха, смесь воспоминаний и фантазии. В одном из писем 1820 года он честно называет эту маленькую картину «смутным воспоминанием о Броккене». В Гарц он ездил в 1810 году, в то время и появились наброски. За прошедшие десять лет туман в голове Фридриха рассеялся. И сгустился. Тучи улетели. И вернулись. Кажется, что ветер дует слева, а на заднем плане – справа. Какой-то хаос. Так что же мы тут видим? Я полагаю, что мы смотрим прямо в голову Каспара Давида Фридриха.

Он берет образ природы, чтобы внутренним взором заглянуть в себя, он пишет туман и облака, но на самом деле рассказывает о природе человека. Об одновременности и неодновременности в наших головах, о множестве вещей, происходящих в один и тот же момент, о мыслях и умозаключениях, двигающихся зачастую в разные стороны. Зачастую туманных. Противоположные движения воздушных масс в горах становятся для Фридриха символом того, что мы сегодня называем многозадачностью.

Облака для Фридриха – не просто облака. Для Фридриха облака нагружены христианским мистицизмом. Человеку не дано увидеть божественный свет, и Бог закрылся туманом и облаками, чтобы человек мог переносить его присутствие.

А поскольку облака говорят о Боге, они отражают, как сформулировал друг Фридриха, художник Густав Карус, душевные состояния смотрящего на небо: «Как летящие по небу облака непрерывно изменяются, так меняется и внутреннее состояние человека. Всё, что отзывается в его груди, все просветления и помрачения, развитие и распад, созидание и разрушение, всё это плывет в формах облаков перед нашим взором». Именно так мыслит и Фридрих. В 1823 году он дарит одну свою картину брату Адольфу, и тот благодарит его, говоря, что в его душе «такая же буря, как на картине», а брат-художник отвечает: «Буря очищает воздух».

Да, небо на картине замечательно своим внутренним противоречием: оно показывает нам мир таким, какой он есть, но зритель ищет на картине не его, а себя, свой душевный трепет – и находит, зритель видит подтверждения или опровержения своим жизненным установкам. Либо пожимает плечами и проходит мимо. И когда мы, такие современные, с бурями в душе, ежедневно слышим, что только медитация поможет нам от урагана ожиданий и цифрового потопа «непрерывных изменений», то давайте вспоминать эту маленькую картину. Никто не научит нас принимать и отпускать мысли, как облака, лучше Каспара Давида Фридриха. Он показывает нам, чем могут быть облака: дарами неба.

* * *

Кому из современников посчастливилось посмотреть в глаза Каспару Давиду Фридриху, тот так описывает их цвет: небесно-голубой.

* * *

Как вообще облака попали на картины, эти образования из водной взвеси, которые меняются за сотую долю секунды, вырастают и улетучиваются, громоздятся и проносятся, превращаются во что-то совершенно иное, если хоть на секунду отвести взгляд от неба? Рисовать облака, настоящие, реалистичные облака – сложнейшая задача для любого художника. Примерно в 1820 году два европейских художника вдруг делают облака своими главными героями, это Джон Констебл в Англии и норвежец Юхан Кристиан Клаусен Даль, масляными красками переносящий итальянское небо на маленькие картонки. Эти двое – первые, кто действительно всерьез отнеслись к облакам при всей их эфемерности. Один из них, Джон Констебл, сын мельника, всю жизнь направлявшего мельницу по движению облаков, чтобы правильный ветер помог смолоть муку, Джон Констебл каждый день выезжает на Хэмпстедскую пустошь под Лондоном, достает масляные краски и смотрит на небо. И небо смотрит на него. Это английские облака, северяне, в них много серости,