"Казарменные баллады" и "Семь морей" (книги стихов) - Редьярд Киплинг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Шесть тысяч в Иеддо я везу товаров меховых,
А Божий закон и людской закон — не северней сороковых!
Ступайте с миром в пустые моря — нечего было лезть!
За вас, так и быть, буду котиков брать,
сколько их ни на есть».
Затворы щелкнули в ответ, пальцы легли на курки —
Но складками добрый пополз туман
на безжалостные зрачки.
По невидимой цели гремел огонь, схватка была слепа;
Не птичьей дробью котиков бьют — от бортов летела щепа.
Свинцовый туман нависал пластом, тяжелела его синева —
Но на «Балтике» было убито три и на «Штральзунде» два.
Увидишь, как, где скрылся враг,
коль не видно собственных рук?
Но, услышав стон, угадав, где он, били они на звук
Кто Господа звал, кто Господа клял,
кто Деву, кто черта молил —
Но из тумана удар наугад обоих навек мирил.
На взводе ухо, на взводе глаз, рот скважиной на лице,
Дуло на борт, ноги в упор, чтобы не сбить прицел.
А когда затихала пальба на миг — руль скрипел в тишине,
И каждый думал: «Если вздохну — первая пуля мне».
Но заговоренное ружье вслепую со «Штральзунда» бьет,
И сквозь мутный туман разрывной жакан
ударил Тома в живот.
И ухватился Том Холл за шкот, всем телом повис на нем,
Уронивши с губ: «Подожди меня, Руб, —
нас дьявол зовет вдвоем.
Дьявол вместе зовет нас, Руб, на убойное поле зовет,
И пред Господом Гнева предстанем мы,
как котик-голыш предстает.
Ребята, бросьте ружья к чертям, было время счеты свести.
Мы отвоевали свое. Дайте нам уйти!
Эй, на корме, прекратить огонь! «Балтика», задний ход!
Все вы подряд отправитесь в ад,
но мы с Рубом пройдем вперед!»
Качались суда, струилась вода, клубился туманный кров,
И было слышно, как капала кровь, но не было слышно слов.
И было слышно, как борта терлись шов о шов.
Скула к скуле во влажной мгле, но не было слышно слов.
Испуская дух, крикнул Рубен Пэн: «Затем ли я тридцать лет
Море пахал, чтобы встретить смерть
во мгле, где просвета нет?
Проклятье той работе морской, что мне давала хлеб, —
Я смерть вместо хлеба от моря беру,
но зачем же конец мой слеп?
Чертов туман! Хоть бы ветер дохнул сдуть у меня с груди
Облачный пар, чтобы я сумел увидеть синь впереди!»
И добрый туман отозвался на крик:
как парус, лопнул по шву,
И открылись котики на камнях
и солнечный блеск на плаву.
Из серебряной мглы шли стальные валы
на серый уклон песков,
И туману вслед в наставший свет
три команды бледнели с бортов.
И красной радугой била кровь, пузырясь по палубам вширь
И золото гильз среди мертвецов стучало о планшир,
И мерная качка едва ворочала тяжесть недвижных тел,
И увидели вдруг дела своих рук все, как им Бог велел.
И легкий бриз в парусах повис между высоких рей,
Но никто не стоял там, где штурвал,
и легли три судна в дрейф.
И Рубен в последний раз захрипел хрипом уже чужим
«Уже отошел? — спросил Том Холл. — Пора и мне за ним».
Глаза налились свинцовым сном
и по дальнему дому тоской,
И он твердил, как твердят в бреду, зажимая рану рукой:
«Западный ветер, недобрый гость, солнце сдувает в ночь
Красные палубы отмыть, шкуры грузить — и прочь!»
«Балтика», «Штралъзунд» и «Сполох»,
шкуры делить на троих!
Вы увидите землю и Толстый Мыс, но Том не увидит их.
На земле и в морях он погряз в грехах,
и чёрен был его путь,
Но дело швах, после долгих вахт он хочет лечь и уснуть.
Ползти он готов из моря трудов, просоленный до души, —
На убойное поле ляжет он, куда идут голыши.
Плывите на запад, а после на юг — не я штурвал кручу!
И пусть ёсиварские девки за Тома
поставят всё же свечу.
Но пусть не привяжут мне груз к ногам,
не бросят тонуть в волнах —
На отмели тихой заройте меня, как Беринга, в песках.
А рядом пусть ляжет Рубен Пэн — он честно дрался, ей-ей,
И нас оставьте поговорить
о грехах наших прошлых дней!..»
Ход наугад, лот вперехват, без солнца в небесах.
Из тьмы во тьму, по одному, как Беринг — на парусах.
Путь будет прост при свете звезд
для опытных пловцов:
С норда на вест, где Западный Крест, и курс на Близнецов.
Свет этих вех ясен для всех, а для браконьера вдвойне
В ту пору, когда секачи ведут стаи среди камней.
В небо торос, брызги до звезд, черных китов плеск,
Котик ревет — сумерки рвет, кроет ледовый треск.
Мчит ураган, и снежный буран воет русской пургой —
Георги и Святой с одной стороны и Павел Святой — с другой!
Так в шквалах плывет охотничий флот вдали от берегов,
Где браконьеры из года в год идут на опасный лов.
А в Иокогаме сквозь чад твердят,
Твердят сквозь водочный дух
Про скрытый бой у скрытых скал,
Где шел «Сполох» и «Балтику» гнал,
а «Штралъзунд» стоял против двух.
Пер. В. и М. Гаспаровы
63. БРОШЕННАЯ **
… И сообщают что покинутая «Мэри Поллок» всё ещё находится в море.
«Корабельные новости»
Самый непотопляемой
Я во всём нашем флоте была,
Пока меня злоба морская
Наискось не подняла.
Море, меру гнева превысив,
Унесло всю команду во тьму,
И хочет чтоб я, безглазая,
Продолжала служить ему!
Человек для себя меня сделал,
И воля его надо мной,
Но меня, творцом позабытую,
Гоняет любой волной,
Каждый дым на пустом горизонте
Пугает меня потому,
Что вдруг какое-то судно
Близко к борту пройдёт моему
Вывернутой, как губы в жажде
Перекошенной на волне
Иссушенной и расколотой
Что на море делать мне?
Ветры палубу мне подметают
До белизны костей,
Дребезжат при каждом качанье
Останки моих снастей,
Оснастки, что многие годы
Пребывала душой моей,
И стон изболевшихся рёбер
Едва отвечает ей.
Банды назойливых чаек
Скребутся в каютах пустых
И рёв, заглушающий бурю,
Рвётся из клюзов моих
В кольце горячем и синем
Я, слепая, качаясь сама,
Раскачиваю даже солнце,
Беспомощна и нема,
Я слышу: проходят звёзды
И в шуршащем пути круговом
Издеваются над обречённым
Перекривленным кораблём.
В гневе волна за волною
Приходят из ближних морей,
Белой и злобной стеною
По пустынной тропе моей.
И обиженная на собратьев,
Только жду я последнего дня,
И милостивого шквала,
Который утопит меня.
Вперед — назад меня носит,
То на север, где обшивке моей
Суждено обмерзать в леденящих
брызгах тяжёлых морей,
То на юг, где сползая с кораллов
Водоросли плывут,
И палубу грязью заносят,
Налезая на бак и на ют
Курс — навстречу солнцу,
Пусть глубины грозят бедой,
Я исхлестана ночью, надеюсь
На случайную встречу с сестрой…
Человек для себя меня сделал
И воля его надо мной,
Вдруг меня, творцом позабытую,
Снесёт на причал родной?!
Каждый дым на пустом горизонте
Дарит радость мне потому,
Что вдруг, к счастью, какое-то судно
Близко к борту пройдёт моему…
Пер. В.Бетаки
64. ПЕСНЬ БАНДЖО
Ты рояль с собой в поход не завернёшь,
Нежной скрипке в мокрых джунглях не звучать,
И орган в верховья Нила не попрешь,
Чтобы Баха бегемотам исполнять!
Ну а я — меж сковородок и горшков,
Между кофе и консервами торчу,
И под стук солдатских пыльных каблуков
Отстающих подгоняю и бренчу:
Тренди-бренди, тренди-бренди, та-ра-рам…
(что втемяшится — бренчит само собой!)
Так, наигрывая что-то в такт шагам,
Я зову вас на ночлег и водопой.
Дремлет лагерь перед боем в тишине.
Завещанье сочиняешь? Бог с тобой!
Объясню я, лишь прислушайся ко мне,
Что для нас один на десять — равный бой!
Я — пророк всего, что было искони
Невозможным! Бог нелепейших вещей!
Ну, а если вдруг сбываются они —
Только дай мне ритм сменить — и в путь смелей!
Там-то, там-то, там-то, там-то, там,
Где кизячный дым над лагерем вдали,
Там пустыней в даль седую, Одинокий хор веду я —
Боевой сигнал для белых всей Земли.
Младший сын пройдёт по горькому пути
И бесхитростный пастушеский бивак,